Дневник, 1893–1909

Июль

14 июля. Похороны преждевременно погибшего великого князя Георгия Александровича. Я никогда ничего дурного о нем не слыхал. Отличительной его чертой была чрезвычайная застенчивость и скромность. Он был слаб здоровьем от рождения, но отец и мать его не хотели тому верить, и таким образом постоянное расстройство желудка перешло в чахотку. Последние семь лет он прожил на Кавказе, где хороший климат несколько продлил его жизнь. Рассказывают, что он там влюбился в некую княгиню Бебутову, которую вследствие того выслали в более отдаленную местность. С этого дня он возненавидел свою мать, встреча с коей всегда сопровождалась тягостными сценами и ухудшением его здоровья. Умер он, катаясь на автомобиле, подаренном ему матерью. Горловое кровотечение продолжалось несколько минут; прогуливался он одиноко и скончался на руках мимо проходившей крестьянки из молокан[582], которых ныне так ожесточенно преследует правительство.

Накануне похорон мне пришлось дежурить два часа во время обедни, покуда народ был допущен на поклонение. Со мной дежурили Имеретинский и Балашев. В день похорон церковная служба продолжалась три часа, что превосходит нормальные силы человека. Пение превосходно, внутренний вид собора испорчен множеством венков, цветов, надписей, все это сделано из серебра и при том с полным безвкусием. Присутствующих гораздо более, чем можно было ожидать в эту летнюю пору. Императорская фамилия, конечно, в полном сборе и поражает отсутствием чего бы то ни было выдающегося в каком бы то ни было смысле.

17 июля. Уезжая отсюда в Экс для борьбы со своей несносной подагрой, уношу самое тяжелое впечатление о том, в каком положении находится Россия и, в особенности, ее правительство.

Нравственной силы никакой не чувствуется. Юный император, преисполненный лучших душевных свойств, не имеет ни надлежащего образования, ни практики в делах государственных, ни, в особенности, никакой твердости характера. Его убеждает и переубеждает всякий. Из членов его семейства большинство тянет в сторону своих личных выгод. А сколько-нибудь выше других стоящие, Владимир — по доброте, а Алексей — по уму, вследствие страсти к развлечениям окружены презренными и подозрительными личностями, так что не могут пользоваться влиянием. Всего более на Государя имеет [влияния] его дядя Сергей, но это в полном смысле слова дрянной человек, в душе коего нет ни единого возвышенного, чистого чувства. Другой влиятельный Государев родственник — Александр Михайлович, но это ребенок, хотя и с добрыми намерениями, но не имеющий ни о чем серьезного понятия, а потому представляющий в своих советах большую опасность.

Не стоит говорить о Николае Николаевиче, который думает лишь о том, как бы грубо оборвать кавалерийского офицера да удовлетворить жажду к деньгами своей любовницы из купечества.[583]

Константин Константинович — человек почтенный в своей частной жизни, но весьма ограниченного ума, воображая о себе при этом, что он гений. А это бывает весьма опасно.

Мой добрый Михаил Николаевич мог бы пользоваться влиянием, но вместо того, устраняясь от дел государственных, интересуется лишь артиллерией, где столкновения с военным министром, разумеется, приводят к частым неудовольствиям.

Обо всех остальных, второстепенных по положению и рождению, родственниках императора говорить не стоит. Это заурядные люди без образования, без трудолюбия, заботящиеся прежде всего об удовлетворении всяких аппетитов и неспособные ни на какой душевный подвиг.

О людях, избранных для занятия делами государственными или, правильнее говоря, для завершения в высших инстанциях канцелярского производства текущих дел, трудно сказать что-либо хвалебное.

Высшее по иерархии место председателя Комитета министров занимает Иван Николаевич Дурново, прозванный Иваном Великим как по величине роста, так и потому, что ко всеобщему удивлению призван на великую должность, а также и потому, что в голове у него пусто, как в колокольне. Это блестящий образчик тех малоуважительных людей, коих Александр III считал надлежащими служителями самодержавного царя, как он его понимал.

Беспрекословное послушание, отсутствие личных убеждений, готовность всегда апробовать[584] и хвалить всякие распоряжения высшей власти, полное игнорирование всего того, что жизнь и история мира могли выработать, всегдашняя улыбка, всегдашний поклон как ответ на всякое действие (хотя бы оскорбительное) властного лица, преклонение пред привычками, обычаями, злоупотреблениями, чтобы никогда ни с кем ни о чем не спорить, придавая такому образу действий вид какого-то будто консерватизма. Невежество, безграничное во всем, исключая уменья нравиться тем, кои могут быть им полезными. Беззастенчивая ложь как элементарное средство достижения целей. Так судят о нем все, не исключая друзей его, и, сознаваясь, что он имеет некоторые слабости, признают его приятным и удобным человеком.

По смерти императора Александра III Дурново при открытии вакансии председателя Комитета министров заявил, что это место было ему обещано покойным императором. Вдовствующая императрица Мария Федоровна утверждала, что это ложь, но тем не менее не воспротивилась назначению, хотя в то время имела полное в этой сфере влияние, и продолжала не скрывать своего презрения к Ивану Николаевичу!

Министр иностранных дел Муравьев. С несомненным умом и большой пронырливостью в достижении личных целей, этот человек не получил иного образования, как в каком-то юнкерском училище или что-то в этом роде, и всей карьерой обязан разного рода ходатайствам, протекциям и т. п. Лгать, обманывать ему нипочем. Это он считает дипломатией. В своем министерском посту он видит лишь возможность постоянно вертеться около Их Величеств и важничать, получая приглашения, назначения и т. п. Он с улыбкой и поклоном соглашается на всякую заявленную Государем мысль. Это — лакей в галунах[585], а не министр.

Куропаткин. Весьма умный, благородный, но исключительно по своей военной части образованный человек; не имеет понятия ни о государственном праве, ни о праве международном, ни о политической экономии и потому не только бесполезный, но опасный при обсуждении дел действительно государственных. К этому надо прибавить самоуверенность — отличительную [черту] офицеров Генерального штаба. Все это вместе делает из него хорошего боевого генерала, но весьма посредственного министра.

Муравьев. Министр юстиции. Человек тонкого ума, обширного образования, но готовый на всякую уступку для достижения целей личного своего самолюбия. О той устойчивой почтенной твердости убеждений, которая должна отличать верховного служителя правосудия, нет и помину. Муравьев постоянно что-то ищет, добивается; ему нужно усиление почета, умножение благополучия и т. д. Для достижения всего этого он, конечно, идет на всякие сделки и с людьми, и с совестью.

Ермолов. Министр государственных имуществ. Полнейшее ничтожество, человек незлой, даже неглупый, но решительно неспособный на какую бы то ни было плодотворную деятельность, канцелярист, говорящий без умолку, беспрестанно цитирующий разного рода научные авторитеты, но неумеющий связать теорию с практикой, да притом и не понимающий хорошенько смысла ни той, ни другой. В министры попал из директоров Департамента неокладных сборов по влиянию Витте, который не желал видеть на министерском посту талантливого, энергического сотоварища. Результатом такого выбора была ничтожная, безрезультатная деятельность Министерства государственных [имуществ], наполненного легионами чиновников, заставляющих Ермолова подписывать всякий вздор и ворующих напропалую.

Боголепов, долговязый, сухой, честный, в рамках уродливого толстовского классицизма создавший и продолжающий в должности министра народного просвещения этот идолопоклоннический культ, в котором, конечно, будет принужден сделать отступления, но единственно как уступки разного рода более или менее властным группам, но отнюдь не как результат собственного убеждения. Его вытащил Сергей Александрович, который ничего не понимает ни в людях, ни в просвещении.

Министр внутренних дел Горемыкин. Образованный юрист, долго служащий в администрации и преимущественно по крестьянскому делу, человек умный, честный, но… беспредельно ленивый, равнодушный, влюбленный в выгоды и удобства высокого положения, о коем не смел мечтать: такое нравственное настроение его губит и, конечно, сократит важности дни.

Не стану говорить о Победоносцеве и Витте — имена, деяния и характеристика коих так часто встречались и встречаются на этих страницах.

Монтекарло[586]

29 января 1898 г.

Ваше Императорское Величество, получив от секретаря Исторического общества Штендмана уведомление, что Вашему Императорскому Величеству угодно, чтобы нынешней весной было годичное собрание общества, поспешаю доложить, что таковая воля Ваша немедленно принята мной к исполнению.

К глубокому сожалению моему, здешние врачи пугают меня возвратом подагры в случае поспешного возвращения домой и потому я был поставлен[587].

1900