Вторые войны пустыни

Глава 15

Пересекая высоченный пешеходный мост, ведущий от башни к официальной резиденции Квазарата, Пол добавил в свою походку хромоту. Солнце садилось, и он шел сквозь длинные тени, которые помогали ему маскироваться, однако острый глаз все же мог разоблачить его. С ним было защитное поле, но он не активизировал его, решив, что мерцание поля может быть замечено и вызвать подозрение.

Пол взглянул налево. Будто раздвинутые ставни, солнце закрывали полоски песчаных облаков.

Он, в сущности, был не один, ностехпор, как он прекратил одинокие ночные прогулки, меры по его безопасности слегка ослабли. Над его головой пролетали орнитоптеры, на самом деле кружа в строго определенном порядке. В одежде у него был скрыт передатчик, благодаря которому орнитоптеры держали с ним связь. Ниже по улицам двигались люди в надвинутых на лица островерхих капюшонах. Другие рассыпались по всему городу, предварительно изучив маскировку Императора — костюм Свободного, вплоть до стилсьюта и пустынных сапог. Щеки его были изменены с помощью пластиковых добавок. Вдоль левой части лицо шла трубка стилсьюта.

Дойдя до противоположного конца моста, Пол оглянулся и заметил движение у пластальной решетки, скрывающей балкон его частных покоев. Несомненно, это Чани. «Охота за песком в пустыне»,— так называла она его прогулки.

Как мало понимает она его горький выбор. Необходимость выбора из множества страданий может даже незначительную боль сделать невыносимой.

Он вспомнил их расставание. В последнее мгновение Чани проникла в его чувства, но не поняла их. Она решила, что он испытывает чувства, которые вызываются расставанием с любимой перед опасной дорогой.

«Если бы это было так»,— подумал Пол.

Теперь он пересек мост и вышел в верхний переход через правительственное здание. Повсюду были закреплены световые шары, глоуглобы, освещавшие людей, спешивших по своим делам. Квизарат никогда не спал. Пол читал надписи на дверях, как будто видел их впервые: «Скоростная торговля», «Пророчества», «Испытание веры», «Религиозное снабжение», «Оружие», «Пропаганда веры».

«Честнее было бы написать «Наступление бюрократии»,— подумал он.

Тип чиновника религиозной службы заполонил всю Вселенную. Этот новый человек Квизарата обычно бывал новообращенным. Он редко сменял Свободных на ключевых постах, но зато заполнял все промежуточные. Он принимал меланж, как для того, чтобы показать, что он может его вынести, так и ради продления жизни. Он стоял особо от своих правителей — Императора. Его богами были Рутина и Документ. К его услугам были ментаты и огромные библиотеки справочного материала. Целесообразность — первое слово в его катехизисе, хотя он отдавал дань и бутлерианским заповедям. «Машина не должна заменять человека,» твердил он, но каждым своим действием доказывал, что предпочитает машину человеку, статистику — индивидууму, далекую общую картину близкому соприкосновению, требующему воображения и инициативы.

Поднимаясь по лестнице в дальнем конце здания, Пол услышал звон колоколов перед вечерним богослужением в храме Алии.

Странное чувство незыблемости звучало в этих колоколах.

Храм на забитой людьми площади был новый, ритуалы его — недавнего происхождения, но было что-то древнее в этом здании, стоявшем на окраине Арракина. Все было сделано для того, чтобы создавать впечатление древности, полной традиций и тайн.

Теперь он был в толпе, внизу. Единственный проводник, которого сумела найти его служба безопасности, настоял, чтобы это было именно так. Агентам службы безопасности не понравилось, что Пол согласился. Еще меньше это понравилось Стилгару. А больше всех возражала Чани.

Несмотря на небольшую давку в толпе, люди как бы не замечали его и старались избежать соприкосновения, что давало ему некоторую свободу передвижения. Он знал, что все ведут себя так при приближении Свободных, так как они очень вспыльчивы и скоры на расправу. Поэтому Пол действовал, как человек из пустыни.

По мере того, как он приближался ко входу в храм, людской напор становился сильнее. Окружающие были вынуждены прижиматься к нему, но отовсюду он слышал ритуальные извинения: «Простите, сэр. Я не мог предотвратить этого нарушения вежливости», «Простите, благородный сэр, такого напора толпы я еще не видывал», «Прошу прощения, святой гражданин. Какой-то бездельник толкнул меня».

Пол не обращал внимания на эти слова. В них не было искренности, только страх перед ветераном-Свободным. Он думал о том, какой долгий путь отделяет его от дней детства, проведенных в замке Келадана. Где ступил он на тропу, приведшую его на эту заполненную народом площадь на планете, такой далекой от Келадана? И действительно ли он шел по этой тропе? Он не мог сказать, что когда-нибудь в жизни действовал, повинуясь только одной причине: мотивы его поступков всегда были сложны, может быть, более сложны, чем когда-либо в человеческой истории. У него была надежда, что он все же сможет избежать судьбы, которую видит так ясно в конце тропы. Но толпа толкала его вперед, и он испытывал головокружительное ощущение, как будто он заблудился и утратил направление, которого держался всю жизнь.

Вместе с толпой вплыл он в портик храма. Голоса здесь звучали приглушенно. Запах страха становился сильнее — резкий, потный...

Ученики уже начали службу в храме. Их чистое пение перекрывало остальные звуки: шепот, шелест одежды, шарканье ног, кашель — рассказывая о Далеких Местах, которые посетили жрица в своем святом трансе.

Она ездит на черве пространства,
Она ведет сквозь все бури
К земле мягких ветров.
И хотя мы спим у логова змей,
Она охраняет наши спящие души.
Закрывая пустынный глоуглоб,
Она прячет нас в прохладной тени.
Сверкание ее белых зубов
Ведет нас в ночи.
По прядям ее волос
Мы поднимаемся в небо!
Сладкий аромат, запах цветов
Окружает нас, когда она с нами.

«Балак! — подумал Пол, как Свободный.— Она может быть и гневной!»

Портик храма освещали высокие мерцающие трубки, имитирующие пламя свечей. Мерцание вызвало в Поле древнее воспоминание, хотя он и понимал, что это сделано намеренно. Это чувство было атавизмом. Он его ненавидел.

Толпа проплыла вместе с ним через высокие металлические двери в огромный зал — мрачное, угрюмое помещение с мерцающими высоко над головой огнями. В дальнем конце находился ярко освещенный алтарь. За алтарем был виден обманчиво простой экран из черного дерева, украшенный рисунками из мифологии Свободных. Скрытые огни

создавали эффект радуги. Ученики в семь рядом стояли ниже этого спектрального занавеса: черные рясы, белые лица, открывающиеся в унисон рты...

Пол смотрел на окружающих его пилигримов. Неожиданно он почувствовал к ним зависть. Они верили в правду, которую получат здесь, а он — нет. Ему показалось, что они получат здесь нечто такое, в чем ему самому отказано, что-то чудесное и исцеляющее.

Он старался протиснуться поближе к алтарю, но кто-то остановил его, взяв за руку. Пол оглянулся и увидел лицо старика Свободного — синие в синем глаза под нависшими бровями, а в них узнавание. В мозгу Пола вспыхнуло имя Радир, его товарищ по дням сьетча.

Пол знал, что, окруженный толпой, он абсолютно беззащитен, если Радир действует вместе с заговорщиками и планирует насилие.

Старик протиснулся поближе, держа одну руку под платьем, несомненно, сжимая рукоять крисножа. Пол приготовился отразить нападение, но старик прошептал:

— Мы пойдем с остальными.

Это была условная фраза проводника. Пол кивнул.

Радир повернулся и посмотрел на алтарь.

— Она идет с востока,— пели ученики,— и солнце стоит у нее за спиной. Ей все открыто. В блеске света ее взгляд ничего не пропустит: ни тьму, ни свет.

Стонущий звук музыкального инструмента заглушил пение и сам растворился в тишине. Толпа продвинулась вперед еще на несколько метров. Все слилось в одну монолитную массу, окутанную удушливым воздухом, тяжелым от дыхания множества людей и запаха спайса.

— Шаи-Хулуд пишет на чистом песке! — вскрикнули ученики.

Пол почувствовал, что у него, как и у всех окружающих, перехватывает дыхание. Из-за сверкающей двери негромко вступил женский хор: «Алия... Алия... Алия...» Пение становилось все громче и громче и вдруг неожиданно оборвалось.

Снова послышались негромкие голоса:

Она снимает все бури,
Ее взгляд убивает наших врагов
И карает неверующих.
От вершин Туско,
Где начинается рассвет
И откуда бежит чистая вода,
Видна ее тень.
В сверкающем летнем зное
Она служит нам хлебом и молокол —
Холодным, ароматным от спайса.
Глаза ее расплавляют наших врагов,
Карают наших угнетателей
И проникают во все тайны.
Она — Алия ... Алия ... Алия ...

Голоса смолкли, постепенно замирая.

Пол почувствовал отвращение. «Что мы делаем? — спросил он себя.— Алия — ребенок-колдунья, но она становится старше. Становится старше, значит, становится злее».

Атмосфера храма терзала его душу. Он стоял, объединенный с толпой своей личной виной, которую никогда не сможет искупить. Огромность Вселенной за переделами храма заполнила его сознание. Как может один человек, один ритуал связать эту огромность в единый узел?

Пол вздрогнул...

Вселенная противостояла на каждом шагу. Она избегала схватки, принимала бесчисленные формы, чтобы обмануть его. И эта Вселенная никогда не согласится с формой, которую он придает ей.

Шелест пробежал по залу.

Из тьмы за сверкающей радугой появилась Алия. На ней было желтое платье с зеленой оторочкой — цвета Атридесов. Желтый — солнечный свет, зеленый — смерть, производящая жизнь. Пол неожиданно почувствовал, что Алия появилась только ради него. Она была его сестрой. Он знал ее ритуал и его происхождение, но он никогда раньше не стоял в толпе пилигримов, глядя на нее их глазами. И теперь в этом загадочном месте он понял, что она часть противостоящей ему Вселенной.

Ученики принесли ей золотую чашку. Алия приняла ее.

Частью своего сознания Пол знал, что в чаше неизменный меланж, слабый яд, усилитель пророческих способностей.

Глядя на чашу, Алия заговорила. Голос ее ласкал слух, от него расцветала душа.

— Вначале мы были пусты,— произнесла она.

— В нас не было знания,— подхватил хор.

— Мы не знали о Власти, живущей в любом месте,— говорила Алия.

— И в любом Времени,— пел хор.

— Это — Власть,— возвестила Алия, слегка приподняв чашу.

— Она приносит нам Радость,— ликовал хор.

«И уничтожение»,— подумал Пол.

— Она пробуждает душу,— говорила Алия.

— И рассеивает все сомнения,— пел хор.

— В миру мы гибнем,— жаловалась Алия.

— Во Власти мы живем вечно,— утешал хор.

Алия поднесла чашу к губам и отпила.

К своему удивлению, Пол почувствовал, что затаил дыхание, как самый последний пилигрим в толпе. Хотя он по собственному опыту знал, что испытывает Алия, тау захватило его в свои сети. Он вспомнил, как яд проникает в тело. Память оживила мгновение, когда сознание становится пылинкой, изменяющей яд. Он снова пережил пробуждение в мире, где нет Времени, где возможно все. Он знал, что испытывает Алия, но понял, что это совсем не то; он не понимал ее чувств сейчас и не знал, как это происходит с ней. Загадка слепила ему глаза.