Вторые войны пустыни

ГЛАВА 30

— Само получается! — еле слышным шепотом сказал Фарадин.

Он стоял над кроватью леди Джессики, пара охранников прямо позади него. Леди Джессика приподнялась на руках. На ней был пара-шелковый халат мерцающе белого цвета и такая же лента в бронзовых волосах. Фарадин ворвался к ней несколько мгновений назад. На нем было серое трико. Лицо его вспотело от возбуждения и от отчаянной пробежки по коридорам дворца.

— Сколько времени? — спросила Джессика.

— Времени? — озадаченно переспросил Фарадин.

Один из охранников подал голос:

— Третий час ночи, миледи.

Охрана боязливо посматривала на Фарадина. Молодой принц стремглав пронесся по освещенным ночными светильниками коридорам, и ошеломленные охранники сорвались вслед за ним.

— Но ведь получается,— сказал Фарадин. Он поднял левую руку, затем правую.— Я видел, как мои собственные руки уменьшаются в пухлые кулачки, и вспомнил! Это мои руки, когда я был маленьким. Я припомнил, как был маленьким, но это была ... более ясная память. Я реорганизовывал мои воспоминания!

— Очень хорошо,— сказала Джессика. Его возбуждение было заразительно.— А что произошло, когда твои руки состарились?

— Мой ... мой ум стал ... косным. И у меня заболела спина. Вот здесь,— он коснулся места чуть выше левой почки.

— Ты выучил наиважнейший урок,— сказала леди Джессика.— Ты понимаешь, что это за урок?

Руки его упали, он поглядел на нее и сказал:

— Мой ум управляет моей реальностью,— глаза его сверкнули и он повторил погромче.— Мой ум управляет моей реальностью!

— Это начало равновесия прана-бинду,— сказала Джессика.— Хотя, всего лишь только начало.

— Что мне делать дальше? — спросил он.

— Миледи,— стражник, ответивший на ее вопрос, осмелился теперь вмешаться.— Время...

«Интересно, есть ли кто-нибудь в такой час на их пунктах слежения?» — подумала Джессика. И сказала:

— Удалитесь. Нам нужно поработать.

— Но, миледи...— охранник боязливо перевел взгляд с Фарадина на Джессику и обратно.

— По-твоему, я собираюсь его соблазнить? — спросила Джессика.

Тот замер.

Фарадина охватило веселье, он расхохотался и выпроваживающе махнул рукой.

— Вы слышали ее? Удалитесь.

Охранники поглядели друг на друга, но повиновались.

Фарадин присел на край кровати Джессики.

— Что дальше? — он покачал головой.— Хотелось мне верить тебе, и все же я не верил. Потом... потом мой ум как будто стал таять. Я устал. Мой ум сдался, перестал бороться с тобой. Вот так это было. Да, вот так! — он щелкнул пальцами.

— Не со мной боролся твой ум,— сказала Джессика.

— Конечно, нет,— согласился он.— Я сражался с самим собой, с той чушью, которой был обучен. Ну, что дальше?

Джессика улыбнулась.

— Признаться, я не рассчитывала, что ты так быстро добьешься успеха. Тебе понадобилось только восемь дней и ...

— Я был терпелив,— ухмыльнулся он.

— И терпению ты тоже начал учиться.

— Начал?

— Ты едва-едва пригубил от учености. Теперь ты и вправду младенец. До этого ты был ... неродившейся возможностью.

Углы его рта поникли.

— Не будь так мрачен,— сказала она.— Ты это сделал. Это важно. Сколь многие могут сказать о себе, что они родились заново?

— Что следующее? — упорно повторил он.

— Ты будешь упражняться в том, чему научился,— сказала она.— Я хочу, чтоб у тебя это получалось очень легко, в зависимости лишь от твоей воли. Потом я заполню еще одно место в твоем сознании, которое это упражнение распахнуло в тебе наружу. Оно будет заполнено способностью проверять, как подействуют твои запросы на любую реальность.

— Это все, что мне сейчас делать?., упражняться в ...

— Нет. Теперь ты можешь начать тренировку мускулов. Скажи мне, можешь ли ты пошевелить мизинцем левой ноги, чтобы больше ни один мускул твоего тела не дрогнул?

— Мизи...— Она увидела, как на лице его появилось отсутствующее выражение — он пробовал пошевелить мизинцем. Вскоре он поглядел на

свои ноги, уставился на них. На его лбу выступил пот. Из груди вырвался глубокий выдох: «Нет, не могу.»

— Можешь,— возразила она.— Ты этому научишься. Ты познаешь каждый мускул своего тела. Познаешь их точно так же, как знаешь свои руки.

Он был ошеломлен открывшейся перспективой. Затем спросил:

— Для чего ты это со мнй делаешь? Каков твой план в отношении меня?

— Я намереваюсь высвободить тебя от пут мироздания,— ответила она.— Ты станешь кем угодно — кем сам больше всего жаждешь стать.

Он осмысливал сказанное одно мгновение.

— Кем я только ни пожелаю стать?

— Да.

— Это невозможно!

— Если только ты не научишься управлять своими желаниями так же, как управляешь своей реальностью,— сказала она. И подумала: «Вот оно! Пусть его аналитики разбираются с этим. Они посоветуют ему принять это, но ыть осторожным, а Фарадин на шаг приблизится к пониманию того, что я делаю на самом деле».

Он сказал, проверяя свою догадку:

— Одно дело — сказать человеку, что он осознает свое сердечное желание. Другое дело — на самом деле подвести его к этому.

— Ты пойдешь дальше, как я думала,— сказала Джессика.— Очень хорошо, обещаю: если ты полностью пройдешь эту программу обучения, ты станешь хозяином самому себе. Что ты ни сделаешь, это будет только то, чего ты захочешь.

«И пусть Видящая Правду попробует понять все это»,— подумала она.

Он встал, и выражение его лица, когда он склонился над ней, было теплым, и было в нем чувство товарищества:

— Я, знаешь ли, верю тебе. Будь я проклят, если знаю, почему, но верю. И не скажу ни слова о других вещах, о которых думаю сейчас.

Джессика смотрела на него, пока он, пятясь задом, удалялся из ее спальни. Он сказал ей ни много, ни мало, а то, что начал понимать ее умысел, но по собственной воле присоединяется к ее заговору.

«Подожди, пока он не начнет постигать свои собственные эмоции»,— подумала она. На этом она успокоилась и вернулась ко сну. Завтра утром ей будут отчаянно докучать случайные встречи с разными придворными, задающими внешне невинные вопросы.