Вторые войны пустыни

ГЛАВА 31

«Касание песка — важно»,— сказал себе Лито.

Ему, сидевшему под ослепительным небом, был ощутим крупнозернистый песок под ним. Его принудили съесть еще одну обильную дозу меланжа, и ум Лито обратился на себя самого, подобно водовороту. Глубоко внутри воронки этих завихрений покоился оставшийся без ответа вопрос: «Почему они добиваются того, чтобы я это сказал?» Гурни был упрям — нет сомнений. И приказ свой он получил от леди Джессики.

Лито вывели из сьетча на дневной свет ради его «урока». Из-за того, что тело его совершило эту короткую прогулку из сьетча, в то время как ум присутствовал при битве Лито с Бароном Харконненом, наблюдая ее глазами обоих, у него было странное ощущение. Они сражались внутри него, через него, поскольку он нс мог дать им сойтись в непосредственной схватке. Эта битва открыла ему, что случилось с Алией. Бедная Алия.

«Я был прав, страшась этого спайсового путешествия»,— подумал он.

Горькая обида на леди Джессику переполнила его до краев. Проклятый ее Гом Джаббар! Сразиться с ним и победить — или умереть при испытании. Она не могла поднести отравленную иглу к его шее, но она могла послать его в ту долину опасностей, перед которыми не устояла ее собственная дочь.

Внимание его привлекло сопение. Оно колебалось, становилось громче, тише, громче ... тише. Он не мог определить, принадлежит ли оно нынешней реальности или навеяно спайсом.

Тело Лито поникло на скрещенные руки. Ягодицами он ощущал горячий песок. Прямо перед ним был коврик, но он сидел на голом песке. На коврик упала тень: Намри. Лито поглядел на запачканный рисунок ковра, по которому, чудилось ему, бежит пузырчатая рябь. Его сознание поплыло из настоящего через пейзаж, где до горизонта простирались взбудораженные зеленые кроны.

Голова гудела. Ему было жарко, его лихорадило. Лихорадка была давлением того жара, что заполнял его ощущения, вытесняя осознание собственного тела, пока не остались для него ощутимы лишь движущиеся тени грозящих опасностей. Намри и его нож. Давление... Давление... Наконец, Лито простерся ничком между песком и небом, не ощущая ничего, кроме лихорадки. Теперь он ожидал, чтобы что-нибудь произошло, чувствуя, что любое событие станет главным и единственным.

Через какое-то время он очнулся в белой пустоте и вспыхнувшим сознанием понял, где находится его тело: сидит на песке в километре от той кручи сьетча, что является его северной стеной. Он теперь не ведал сомнений, что это за сьетч: Джакуруту ... и Фондак. Но он очень сильно отличается от легенд и мифов, и от слухов, которым распостраняют контрабандисты.

Прямо напротив него сидела на коврике молодая женщина, прицепленный к ее левому рукаву глоуглоб парил над ее головой. Когда Лито поднял взгляд выше глоуглоба, то увидел звезды. Он знал эту молодую женщину — она уже появлялась раньше в его видениях, это она жарила кофе. Она была племянницей Намри, так же готовой пустить в дело нож, как и ее дядя. Нож лежал у нее на подоле, подоле простого зеленого одеяния поверх серого стилсьюта. Сабиха, так ее звали. И у Намри были на нее собственные планы.

По его глазам Сабиха увидела, что он очнулся и сказала:

— Уже почти заря. Ты провел здесь целую ночь.

— И большую часть дня,— сказал он.— Ты делаешь хороший кофе.

Это замечание ее озадачило, но она проигнорировала его — с той прямолинейностью мышления, что свидетельствовало, что нынешнее ее поведение определяется суровой подготовкой и подробнейшими инструкциями.

— Вот и час убийства,— сказал Лито.— Но твой нож больше не надобен,— он указал на нож у нее на подоле.

— Намри о том судить,— ответила она.

«Значит, не Хэллеку». Она лишь подтвердила его догадку.

— Шаи-Хулуд — великий уборшик мусора и уничтожитель ненужных свидетельств,— сказал Лито.— Я сам его так использовал.

Она непринужденно положила руку на рукоять ножа.

— Как показательно то, где каждый из нас сидит,— сказал Лито.— Ты сидишь на коврике, а я на песке.

Ее рука полунакрыла рукоять ножа.

Лито зевнул, так сильно и широко, что у него заболели челюсти.

— У меня было видение, в котором и ты присутствовала,— сказал он.

Ее плечи слегка расслабились.

— Мы были очень несправедливы в отношении к Арракису,— сказал он.— Просто варварство. Есть некая инерция в том, что мы до сей поры делаем, но кое-что мы должны исправить. Чашечки весов надо уравновесить получше.

По лицу Сабихи скользнуло сомнение.

— Мое видение,— сказал он.— Если только мы не восстановим здесь, на Дюне, танец жизни, не будет больше дракона на полу пустыни.

Поскольку он использовал для червя название, употреблявшееся Старыми Свободными, она чуть замешкалась, чтобы его понять.

— Черви? — спросила она.

— Мы в темном проходе,— сказал он.— Без спайса распадется империя. Не сдвинутся корабли Космического Союза. Воспоминания планет друг о друге будут все больше тускнеть. Планеты замкнутся на самих себя. Спайс станет той границей, на которой навигаторы Союза утратят свое мастерство. Мы станем цепляться за наши дюны, невежды насчет того, что есть над нами и под нами.

— Ты говоришь очень странно,— сказала она.— Как ты видел меня в своем видении?

«Полагайся на суеверия Свободных!» — подумал он. И сказал:

— Я стал пазиграфичен. Я — живая скрижаль, на которой надо высечь те перемены, которые должны проследовать. Если я их не запишу, вы встретитесь с такой сердечной болью, какой еще не испытывало человечество.

— Что это за слова? — спросила она, а рука ее легко покоилась на ноже.

Лито повернул голову на кручи Джакуруту, увидел начинающееся свечение, которым Вторая луна отмечала свой предрассветный поход за скалами. Предсмертный крик пустынного зайца потряс его душу. Он увидел, как Сабиха содрогнулась. Затем послышалось хлопанье крыльев — ночная птица, ставшая здесь ночной. Он увидел янтарное свечение многих глаз, проносящихся мимо него по направлению к трещинам кручи.

— Я должен следовать велениям моего нового сердца,— сказал Лито.— Ты смотришь на меня, как на простого ребенка, Сабиха, но если...

— Он предостерегал меня насчет тебя,— сказала Сабиха, и плечи ее теперь напряглись.

Услышав страх в ее голосе, он сказал:

— Не бойся меня, Сабиха. Ты прожила на восемь лет больше моего тела. Я отношусь к тебе с почтением. Но во мне намного больше тысяч лет нерассказанных жизней — намного больше, чем знаешь ты. Не смотри на меня, как на ребенка. Я прошел через мосты многих будущих и водном из них видел нас, переплетенных в любви. Тебя и меня, Сабиха.

— Что ... Этого не может ...— она смущенно осеклась.

— Эта мысль разовьется в тебе,— сказал он.— Теперь помоги мне вернуться в сьетч, потому что я побывал во многих местах и ослаб, утомленный моими путешествиями. Намри должен услышать, где я был.— Заметя в ней нерешительность, он добавил: — Разве я не Гость Пещеры? Намри должен узнать то, что открылось мне. Многое мы должны сделать, иначе выродится наш мир.

— Я не верю этому ... Насчет червей,— сказала она.

— И насчет объятий любви тоже?

Она покачала головой. Но ему видно было, как мысли проплывают в ее мозгу подобно несомым ветром перышкам. Его слова и привлекали, и отталкивали ее. Необычайно соблазнительно, конечно, стать супругой властвующего. Но есть ведь и приказы ее дяди. Но сын Муад Диба однажды может стать правителем всего их мироздания — от Дюны до самых крайних его пределов. Отвращение, вспыхнувшее в ней к такому будущему, было не в духе Свободных — народа, привыкшего прятаться в пещерах. Спутница Лито будет на виду у всех, станет объектом сплетен и пересудов. Она, однако, будет богата, но ...

— Я — Сын Муад Диба, способный видеть будущее,— сказал он.

Она медленно убрала нож в ножны, легко поднялась с коврика, подошла к Лито и помогла ему встать на ноги. Лито немало позабавили ее дальнейшие действия: она аккуратно сложила коврик, повесила его через правое плечо. Он видел, что она сравнивает их рост, размышляя над его словами — «переплетенные в любви»?

«Рост — из тех вещей, которые меняются»,— подумал он.

Она положила руку ему на руку, помогая ему и направляя его. Он споткнулся, и она резко проговорила:

— Здесь этому не место! — имея в виду нежелательный звук, который мог привлечь червя.

Лито ощутил, что тело его стало сухой скорлупкой, покинутой насекомым. Он узнал эту скорлупку: некогда в ней было общество, основанное на торговле меланжем и на Религии Золотого Эликсира. Ее опустошили крайности. Высокие цели Муад Диба ниспали до волховства, поддерживаемого вооруженной силой Ауквафа. Религия Муад Диба имеет теперь другое имя: Шьен-сан-Шао, иксианское словцо, означающее умоисступление и безумие считающих, будто они могут провести мироздание на острие крисножа. Но и это изменится, как изменилось название Икс — попросту девятая планета их солнца. но они забыли язык, давший им это название.

— Джихад был видом массового безумия,— пробормотал он.

— Что? — Сабиха была сосредоточена на том, чтобы идти вне ритма, не выдавая своего присутствия на открытом песке. На мгновение она задумалась над его словами, затем истолковала их как еще один плод его очевидного истощения. Она ощущала его слабость, то, как он был высосан трансом. Ей это казалось бессмысленным и жестоким. Если должно ему быть убитым, как говорит Намри, то следует сделать это быстро, без всех этих игр в кошки-мышки. Но Лито говорил о дивном откровении. Может, именно за этим и гонится Намри. Наверняка должен быть мотив, оправдывающий действия бабушки этого ребенка. С чего бы еще Нашей Госпоже Дюны давать свое добро на столь опасные для жизни ребенка действия?

Ребенка?

Опять она задумалась над его словами. Они были уже у подножия кручи, и она остановила своего подопечного, дав ему секунду передохнуть в местечке побезопасней. Глядя на него в неясном звездном свете, она спросила:

— Как же так может быть, что больше не будет червей?

— Только я могу изменить это,— ответил он.— Не бойся. Я могу изменить, что угодно.

— Но это...

— На некоторые вопросы нет ответов,— сказал он.— Я видел то будущее, но противоречия только собьют тебя с толку. Это наш меняющийся мир, и мы самое странное изменение из всех. Мы откликаемся на множество воздействий. Наши будущие нуждаются в постоянной модернизации. Сейчас имеется преграда, которую мы должны устранить. Это диктует нам жестокость, и совершать ее мы будем против наших самых основных и лелеемых желаний... Но это должно быть сделано.

— Что должно быть сделано?

— Ты когда-нибудь убивала друга? — спросил он/отворачиваясь и проходя в расщелину, свод которой нависал над тайным входом в сьетч. Шел он так быстро, как только позволяла усталость, а она сразу его догнала, вцепилась в его одежду и заставила остановиться.

— Что это такое — об убийстве друга?

— Он все равно умрет,— сказал Лито.— Мне не придется убивать его самому, но я мог бы это предотвратить. А если я не предотвращу — разве это не значит, что я его убью?

— Кто это ... кто умрет?

— Альтернатива налагает на меня молчание,— сказал он.— Я, может, буду обязан отдать мою сестру чудовищу.