Вторые войны пустыни

ГЛАВА 33

Лито пробудило звяканье водных колец в женских волосах. Он поглядел в открытый дверной проем своей камеры и увидел сидящую там Сабиху. Полуспутанным от дурмана спайса сознанием он увидел вокруг нее очертания всего того, что открылось ему о ней в его видении. Она была на два года старше того возраста, когда большинство женщин Свободных выходят замуж или по крайней мере заключают помолвку. Следовательно, ее семья ее для чего-то приберегала... или для кого-то. Она брачного возраста... Это очевидно. Его подернутые видением глаза видели ее существом из Земного прошлого человечества, темные волосы и бледная кожа, глубокие глазницы, придававшие зеленоватый отлив ее наполненным синевой глазам. Маленький носик, широкий рот над острым подбородком. И она была для него напоминанием, что здесь, в Джакуруту, знают о плане Бене Гессерит — или подозревают, каков он. Значит, они надеются возродить через него Империю Фараонов, да? Вот почему они хотят заставить его жениться на их Сестре? Сабиха наверняка не может этого предотвратить.

Хотя его тюремщикам известен этот план. И откуда они его узнали?

Опять звякнули водяные кольца в волосах Сабихи, и этот звук всколыхнул его видения. Он знал, где он побывал и чему научился. Ничто не заставит этого забыть. Он не ехал теперь в паланкине на большом Создателе, под позвякивание водных колец, среди других пассажиров и напевов их путевых песен. Нет... Он был здесь, в каморке Джакуруту, отправившийся в самое опасное из всех путешествий: прочь из Ал аз-сунна уал-джамас и назад в него, прочь из реального мира ощущений и назад в этот мир.

Что она делает здесь, с ее позвякивающими в ушах водными кольцами? О да, помешивает очередную порцию того варева, что, как они считают, держит его в плену — пищу, приправленную эссенцией спайса, чтобы держать его наполовину в реальном мире, либо вне его, пока он либо не умрет, либо не достигнет успеха. Это план его бабушки. И всякий раз, когда он полагал, будто выиграл, они отсылали его назад. Леди Джессика, конечно, права. Старая колдунья! Но что делать? Самое полное припоминание всех жизней внутри него бесполезно до тех пор, пока он не сумеет организовать данные и вспоминать их по своей воле. Эти жизни стали сырьем для анархии. Одна из них или все вместе могли бы его и одолеть. Спайс и его странное пребывание здесь, в Джакуруту, — игра с большими ставкам.

«Сейчас Гурни ждет знака, а я отказываюсь его подать. Сколько продлится его терпение?»

Он посмотрел на Сабиху. Она откинула капюшон, обнажив татуировку племени на висках. Лито сначала не узнал татуировку, затем вспомнил, где он находится. Да, Джакуруту до сих пор живет.

Лито не знал, благодарить ли свою бабушку или ненавидеть ее. Она хотела, чтобы его инстинкты вышли на уровень самосознания. Но инстинкты — это только расовая память о том, как управляться с кризисами. Его непосредственные воспоминания других жизней рассказывают ему намного больше этого. Теперь он их упорядочил и видел, в чем опасность разоблачения себя перед Гурни. И нет способа утаить свое откровение от Намри. Да, Намри — еще одна проблема.

Сабиха вошла в его каморку с чашей в руках. Он восхитился тем, как свет, радужным свечением окаймлял ее волосы. Она нежно приподняла его голову и принялась кормить из чаши. И только тогда Лито осознал, как слаб. Он позволил кормить себя, а ум его блуждал, припоминая беседу с Гурни и Намри. Они ему верят! Намри больше, чем Гурни, но даже Гурни не может отрицать того, что его чувства уже поведали ему о происходящем на этой планете.

Сабиха вытерла его рот краем своего платья.

«А-а-а, Сабиха! — подумал он, припоминая другие видения, болью наполнявшие его сердце.— Много ночей я грезил возле открытой воды, прислушиваясь к дующим над головой ветрам. Много ночей мое тело покоилось рядом со змеиным логовом, и сквозь летний жар я грезил о 11*

Сабихе. Я видел, как она укладывает спайсовый хлеб на раскаленные докрасна пластальные противни. Я слышал чистую воду канала, нежную и сияющую, но буря бушевала в моем сердце. Она отхлебывает кофе и ест. Зубы ее сверкают среди теней. Я вижу ее вплетающей в свои волосы мои водяные кольца. Благоуханный аромат от ее груди поражает меня до глубины души. Она терзает меня и гнетет самим своим существованием».

Давление множественных памятей погрузило его в недвижность округлившегося времени — то, чему он раньше сопротивлялся. Он ощутил объединившиеся тела, издаваемые любовниками звуки, ритмы, вплетавшиеся в каждое чувственное впечатление — губы, дыхание, влажные выдохи, языки. Где-то внутри его видения возникли угольного цвета завитки, и он ощущал, как пульсируют эти завитки, поворачиваясь внутри него. В его черепе взмолился голос: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...» Мужская сила вспухала в его чреслах, и он ощутил, держась и цепляясь за восставшую палицу экстаза, как открылся его рот. Затем вздох, медлящая сладость тяжелых волн, опадание.

О, как же сладостно будет воплотить это в реальности!

— Сабиха,— прошептал он.— О, моя Сабиха!

Когда ее подопечный явно погрузился после приема пищи в глубокий транс, Сабиха взяла чашу и ушла, помедлив у дверей, чтобы заговорить с Намри:

— Он опять называл мое имя.

— Вернись к нему и побудь с ним,— велел Намри.— Я должен найти Хэллека и обсудить с ним это.

Сабиха поставила чашу у двери и, вернувшись в каморку, села на край койки, созерцая затененное лицо Лито.

Она накрыла его руку своей, когда он заговорил. Как же он сладок, до чего же сла... Она поникла на койку, ласкаемая его рукой, пока совсем не впала в забытье. Тогда он вытянул руку. Присел, чувствуя, до чего же глубока его слабость. Спайс и видения опустошили его. Он пошарил по клеткам своего тела, собирая все уцелевшие искорки энергии, слез с койки, не потревожив Сабиху. Он должен идти, хоть и знает, что далеко не доберется. Он медленно застегнул свой стилсьют, надел робу, скользнул по коридорам к проходу наружу. Людей было совсем немного, все заняты своими делами. Они знали его — но он ведь не на их попечении. Намри и Хэллек наверняка знают, что он делает, да и Сабиха не может быть далеко.

Он нашел нечто вроде бокового прохода — то, что ему было нужно — и смело двинулся по нему.

Оставленная им Сабиха безмятежно спала, пока ее не разбудил Хэллек.

Она села, протерла глаза, увидела пустую койку, своего дядю, стоявшего позади Хэллека, гнев на их лицах.

Намри ответил на выразившийся на ее лице немой вопрос:

— Да, он ушел.

— Как ты могла дать ему сбежать? — разъярился Хэллек.— Как такое возможно?

— Видели, как он шел к нижнему выходу,— странно спокойным голосом сказал Намри.

Съежившись от страха, Сабиха старалась припомнить.

— Как? — вопросил Хэллек.

— Я не знаю. Я не знаю.

— Сейчас ночь, и он слаб,— сказал Намри.— Далеко он не уйдет.

— Ты хочешь, чтобы мальчик умер! — повернулся к нему Хэллек.

— Меня бы это не расстроило.

И опять Хэллек повернулся к Сабихе:

— Расскажи мне, что произошло.

— Он коснулся моей щеки. Говорил и говорил со мной о своем видении ... о нас вместе,— она поглядела на пустую койку.— Он меня усыпил. Какими-то чарами.

Хэллек взглянул на Намри:

— Может он прятать где-нибудь внутри сьетча?

— Внутри негде. Его бы увидели, обнаружили. Он направлялся к выходу. Он где-то снаружи.

— Чары,— пробормотала Сабиха.

— Никаких чар,— проговорил Намри.— Он ее загипнотизировал. Со мной ведь тоже чуть такого не сделал, помнишь? Сказал, что я его ДРУГ.

— Он очень слаб,— сказал Хэллек.

— Только телесно,— возразил Намри.— Но далеко он все равно не уйдет. Я вывел из строя каблучные насосы его стилсьюта. Он умрет от обезвоживания, если мы его не найдем.

Хэллек чуть не ударил Намри со всего размаху, но тут же взял себя в руки. Джессика предупреждала его, что Намри, может быть, должен будет убить паренька. Великие боги! До чего же они докатились, Атридесы против Атридесов.

— Возможно ли, что он ушел, как лунатик — в спайсовом трансе? — спросил Хэллек.

— А в чем разница? — спросил в ответ Намри.— Если он ускользнет от нас, то наверняка умрет.

— Мы начнем поиски с первой зарей,— сказал Хэллек.— Он взял фремкит?

— Всегда есть несколько возле наружной двери,— ответил Намри.— Надо быть дураком, чтоб не взять. А он никогда не казался мне дураком.

— Тогда отправь послание нашим друзьям,— сказал Хэллек.— Сообщи им, что произошло.

— Никаких посланий сегодня ночью,— сказал Намри.— Надвигается буря. Племена ушли от нее на три дня пути. Она будет здесь к полу ночи. Линия связи уже бездействует. Спутники передали сигнал окончания связи с нашим сектором два часа назад.

Глубокий, судорожный вздох сотряс Хэллека. Мальчик наверняка погибнет, если его настигнет песчаная буря. Она сдерет мясо с костей, а кости иссечет на кусочки. Они думали припугнуть его смертью — но смерть станет настоящей. Он ударил кулаком по ладони. Буря как пить дать запрет их в сьетче. Они не смогут даже выйти на вершину. Затишье перед бурей уже изолировало сьетч.

— Дистранс,— сказал он, размышляя о том, как бы они могли запечатлеть послание в голосе летучей мыши и отправить ее с сигналом тревоги.

Намри покачал головой.

— Летучая мышь не полетит в бурю. Нет-нет, старина. Они чувствительнее нас. Они уже попрятались в расщелины обрывов. Лучше подождать, пока спутники снова выйдут с нами на связь. Тогда мы сможем попробовать найти его останки.

— Нет — если он взял фремкит и спрячется в песке,— сказала Сабиха.

Ругаясь про себя, Хэллек отвернулся от нее и зашагал прочь размашистым шагом.