Склеивая осколки

Драко надавил ладонями на веки, пытаясь удержать слёзы. Давил всё сильнее и сильнее, не позволяя хлынуть им по щекам. Выл изнутри и проклинал целый мир за свою слабость. За трусость!

За глупость.

В глазах темнело и вспыхивало. Сознание, как и прежнюю жизнь, выворачивало наизнанку. Обжигающий пульс оставлял невидимые раны в венах. В мозгу. В сердце. Беспомощность — не просто тяжёлая болезнь, это яд для ума и тела. Но хоть маленькое подобие контроля над собственной жизнью — лекарство. Потому что иначе ему не выдержать.

Драко дрожащей рукой закатал рукав. Впился взглядом в предплечье, изуродованное Тёмным Лордом. Малфой стал чьей-то пешкой в никому не нужной войне.

Между ним и семьёй стояла она — метка.

Он, как безумный, стал скрести её ногтями, словно надеялся содрать вот так: безоружным. Остервенелый, он врезался в изображение, даже прекрасно зная, что с лёгкостью от него не избавиться. Только душа просила этого. Кожа уже алела одним сплошным пятном и горела, но усилия, естественно, оказались тщетными.

Метка требовала жертв.

Драко знал и это. Тёмную магию голыми руками не стереть. Плата за подобное — боль. Должно быть, нечеловеческая боль. Метку придётся буквально выжигать с кожи, оставляя на ней уродливые шрамы.

Но сейчас было всё равно.

В первый раз в жизни было реально…

«Похер!»

Драко достал палочку и приложил конец к изображению. Невербально произнёс заклинание и направил волшебное пламя точно в центр.

Гермиона не справилась с искушением. Она, заглушив доводы разума, нашла Малфоя. Стояла на ступеньках винтовой лестницы и в эту минуту через приоткрытую дверь наблюдала за ним: раздавленным и измученным. Почти плачущим под гнётом неподъёмных мыслей. Видела, как Малфой с лицом, полным отчаяния, старался голыми руками уничтожить метку. Заметила, как он направил на неё палочку.

Гермиона отвернулась, не желая смотреть...

Это невыносимо.

Иначе она бросится к нему, как последняя дура, неизвестно зачем! Забудет немытые слова.

Простит.

Кому она врёт?

Уже простила.

И отпустила.

Именно раскаяние на бледном лице заставило её сделать это. Повернуться, чтобы уйти прочь, ни слова не сказав. Появиться там сейчас — значит унизить Малфоя. Это то, чего не простит он. Самое правильное — оставить его одного. Пусть это чертовски сложно!..

Но иначе никак нельзя.

Гермиона очень медленно спускалась вниз, но казалось, что-то за спиной тянет назад всё сильнее и сильнее с каждым шагом.

— Малфой, — шепнули губы, не надеясь, что он услышит. Просто захотелось почувствовать его вот так — касанием губ. Иначе позволить никак не могла.

...Боль была нестерпимой. Драко орал беззвучно. По вискам стекал пот. Из глаз хлынули слёзы. Челюсти ломило от напряжения, а зубы скрежетали. Если можно купаться в боли — то это тот самый случай.

И малфоевский предел.

Драко знал, что долго не выдержит. Но мерзкий противный череп исчезал с каждой секундой, и это помогало держаться на мгновение дольше. Орать и терпеть муку за мукой, захлёбываясь слезами и шмыгая носом. Уши закладывало от беззвучного крика. Внутренности жгло вместе с кожей. Но цель достигнута: вместо ненавистного черепа через целую вечность алел истекающий кровью волдырь.

Драко отшвырнул палочку и вцепился в запястье, воя от боли. Сгибаясь пополам на холодном полу и стискивая зубы.

Он преодолел себя.

Что-то доказал.

Вычеркнул часть прошлой жизни.

Так плохо ему давно не было.

Такую боль не вызывала даже Грейнджер. И почему сейчас Драко о ней вспомнил?

О неприступной, чужой, наглой, гордой, занудной дуре, не способной понять и принять его таким, какой он есть? Помешанной на только ей известной морали! Запретной и желанной, несмотря на пропасть между ними.

Зачем он влез в эту заумно-ненормальную голову тогда, у Трелони? Чтобы увидеть там своё падение? Ужаснуться тому, как рушатся правила на ничего не значащей Грейнджер? Прочувствовать её эмоции как последний болван?! Пропитаться ими как больной идиот...

Сокурсники могли издеваться над Сибиллой сколько угодно, но Драко знал, что Волдеморт, Снейп и, главное, отец не считали её шарлатанкой. Потеря пророчества слишком дорого обошлась семье Малфоев. И вот теперь ещё этот бред…

Нет!

Кто-то должен предотвратить подобное.

Драко дотянулся сначала до палочки, а потом — до сумки, валяющейся неподалёку, и снял наложенные заклинания. Опустил рукав, извлёк Реддла и протянул тихим, ослабшим, измученным голосом:

— Я готов назвать имя. Сейчас…

Волдеморт молчал, вглядываясь во взволнованное лицо.

— И... — наконец прошипел он, вытягивая свои тонкие костлявые пальцы. — Смелее…

— Грейнджер, — на одном дыхании уже гораздо громче выпалил Малфой. И, содрогаясь, прикрыл глаза.

— Грейнджер, — еле слышно долетело до её ушей у самого выхода.

Гермиона замерла. Нет, не показалось. Малфой отчего-то звал её: в груди ёкнуло.

Это ничего не меняет.

«Прочь!..»

Гермиона ускорила шаг.

Будущее не записано нигде.

И точка.

Драко застыл. Он выполнил свою часть сделки, а заодно подписал себе приговор. И видению в хрустальном шаре тоже.

Обратного пути нет.

Кончено.

________________________

* Шишуга — внешне напоминает джек-рассел-терьера, за исключением раздвоенного хвоста. Эта порода собак была выведена волшебниками, так как шишуги очень преданы магам и крайне агрессивны по отношению к маглам. Шишуга — настоящий мусорщик, ест почти всё, от гномов до старых шин.