Склеивая осколки

Глава 30. Бритва Оккама (Часть 2)

Мы явились слишком поздно и чтобы спасти, и чтобы наказать.

Р. Л. Стивенсон. «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»

Мой дом — моя крепость.

Это убеждение промелькнуло шаткой подсознательной тенью, как только самосохранение потащило из Драко магию. Зубами. Оно наплевало на усталость, на несобранность, на ненавистную Аббот, сдавившую рёбра железной девой, без колебаний представило родные стены, выдрало клыками аппарационные чары и...

«Вот хре-е-ень».

...превратило внутренности в кашу.

Не меньше.

Похоже, их сейчас размазало по губам солёной влагой. Тёплой. Вязкой. Пугающей. Эта неживая-немёртвая краска стекала в ноздри, щипала лицо, липла к языку, скрипела на зубах, кроша судорожные мысли, и просилась наружу. Потому что отдавала собственным нутром, стёртым спонтанной аппарацией в порошок.

Хреновая хрень.

Прыгать полулёжа, в обнимку с «багажом», в спешке... Форменная дикость. Если не хуже. За долю секунды берег потемнел, хребет защемило, и мозги раскатало по черепу. А в довесок — словно оглушило бревном по темечку.

Кажется, трансгрессией откололо моляр*. Его острый край цеплял щёку, стоило сглотнуть. Да ещё и алая пелена накрыла глаза.

Отменное дерьмо.

Потому что один цвет, один вкус, один запах царил в воздухе, пока Драко недвижимым пятном на полу Мэнора пытался оценить действительность и… грёбано-грёбаный потолок!

Живописней не скажешь.

Глаза приклеило к нему, как смолой: не сморгнуть, не смыться, не отвести взгляд. Голова гудела, виски распирало, а сознание только что отвоевало себе двухцветное зрение, размазав угольные штрихи по «холсту».

Дело — дрянь.

За шоком боль, наверное, терялась, ведь Драко по-прежнему был уверен, что его расщепило. Грудь втянула тошнотворную смесь, ступни дёрнулись, левая рука нащупала холодное бедро, а правая — поползла по полу в поисках палочки. Мерлин всемогущий!.. Драко, словно инфернал, путешествовал по родовому замку по частям.

Так казалось пару секунд.

Пока слуха не коснулся чей-то стон. Совсем слабый, но не предвещающий ничего хорошего. Такое маленькое прощание длиною в выдох.

«Сколопендра?» — а что? Надежда умирает последней. Их с Аббот чуть ли не слепило намертво, как сиамских близнецов, разорвало и выбросило. Но при прыжке как-то много руконог пихалось...

Мозг Драко вернул ему человеческий облик: придавленный, но вполне целостный. Голова качнулась, приподнялась, потолок наконец исчез с поля зрения, и глаза уставились на красно-чёрные пятна где-то справа, а всё тот же Мерлин прибавил резкости.

Бам-м-м.

Почти сразу Драко получил кулаком в многострадальный нос и взвыл, приложившись о камень башкой. Метнул взгляд, выругался, поймал дикое лицо... Аббот — мерзкая тварь — восседала на нём, будто на троне, и шарила по карманам гнусным воришкой.

Надежда лопнула. Упокой, Мерлин, её душу.

— Наличных нет, сука, — осклабился Драко и едва успел сжать кулак, как ледяная клешня Сколопендры вцепилась в горло. Конечности тут же онемели.

— С мягкой посадкой, — ехидно, по-магловски, поздравила она, не исключая, что спонтанной аппарацией Малфою распрямило извилины. — Я знала, ты побежишь, мелкий ссыкун!

Аббот склонилась и буквально выплюнула это в лицо. Будто в ней проснулась хищная тварь, обнажая себя во всей красе. Стойкая, подлая, опасная, в червиво-полосатой робе и с приклеенными к коже патлами Сколопендра мало напоминала человека. Скорее, человеческую оболочку в багровых тонах.

От ответного оскорбления Драко спасло отсутствие злости:

— Мелкий не мелкий, а тебя всё же достал! Поболтаем по старой дружбе?

— Не дёргайся! — бросила Ханна, нетвёрдо и хаотично рыская свободной рукой в складках мантии.

Стон между тем повторился. Он растаял щемящим призраком, и задубелые пальцы Аббот сильнее сдавили шею. А для Драко батальная сцена — ура! — окрасилась семицветием.

— Я бы на твоём месте сто раз подумал, — прохрипел он, чувствуя, как холодный ливень пронёсся по венам, замораживая добрую половину тела. Слава Мерлину, позволив сердцу биться, а рассудку — выдавать что-то похожее на речь.

— Жить хочешь, малыш? — угрожая, издевалась Аббот, и окончание фразы почти потерялось в клокочущем вдохе. — Тогда заткнись! — ржавые слёзы застилали её глаза, и месть блестела в темноте зрачков неестественно-чёрным.

Как тогда...

Круцио поползло по вискам Драко едкими каплями, и реальность заволокло таким же воспоминанием: боль. Снова боль. Опять боль, старой безносой обидчицей нависшей над ним. Он разваливался от страха, терял руки, ноги, слух, превращаясь в белёсую змею. И уже хотел зашипеть: «А ты, малыш?», но слизеринская натура включила гибкость.

— Она тебя не послушается, — уверенно просипел заторможенный пленник. Он точно знал, что искали — его палочку: порезать доброхотов на тонкие ленточки.

— Связать тебя силы хватит! — огрызнулась Сколопендра.

Всего мгновенье — и она ликующе наставила на Драко палочку:

— Скажи что-нибудь ласковое, и я, так и быть, проявлю милосердие, — игриво промурлыкала Ханна, ослабляя захват, и ткнула деревянным концом в окровавленную щёку Малфоя.

Тот молчал.

— Не стесняйся... Ну же! — нажим усилился.

Ладони Драко закололо, ступни — тоже, а лёгкие жадно ловили воздух.

— Грязная стерва, — кривыми губами выплюнул он и сквозь страх попробовал оценить свои шансы. Дома и стены помогают.

— Так ты зовёшь свою Грейнджер, когда трахаешь? — уколола Аббот и разжала ледяную клешню, спустив палочку ниже, к шее. — Видела я вашу случку там, в лазарете, — мерзавка укоризненно поцокала. — Ничего святого, малы-ыш, — и уничижительно опустила взгляд в сторону паха.

Как вдруг:

— Х...ханна, — новым тихим выдохом рассыпалось по полу.

Та повернулась на зов. Приоткрыла рот. Как-то слабо, но затряслась и уставилась на обескураженного Драко, неприятно дёргая губой:

— Повеселимся? — ощерилась она. — Выбирай: в голову или в пах?

— Я... — Малфой сжался. — А не пойти ли тебе...

— Я спросила: в голову или в пах! — прикрикнула Сколопендра и вдавила палочку глубже, под горло, наслаждаясь лихорадочными глотками жертвы. — Чем ты дорожишь больше? — хищница так же хищно осмотрелась: — Мэнор? — как в воду смотрела. — Ты решил превратить его в парк развлечений?

— Хан...на, — снова позвал спутанный голос, и Драко наконец признал обладателя:

«Лонгботтом».

Значит, ошибки нет — в связке был третий. И он не ботаник, он — гриффиндорский болван!

Хотя, если подумать, именно этот болван верит в одержимую Аббот. Драко чуть повернул голову: верит, но лежит бесполезной оглоблей, перепачканной в крови. Еле-еле перебирает ногами, скребёт пол, корчит синюшные пальцы, пялится в расписной потолок и просит так, что режет глаза:

— П...помоги мне.

Драко мысленно скулит:

«Помоги — кто?.. »

Они с Грейнджер сговорились что ли?! Чем помочь? Как помочь? Если одна злобная гадина готова его оскопить. Только холод как-то, но отступал с каждым ударом сердца, нос горел, и Драко сопел, хлюпая кровью. Глотал её и ждал, когда силы вернутся к нему.

Аббот будто не слышала, что Лонгботтом — её Лонгботтом — просит о помощи, потому что елозила своими бетонными бёдрами по бёдрам Малфоя и, приподняв рукав его мантии, изучала свежий шрам на запястье:

— Зря я тебя пощадила...

— Т-ты не смогла б-бы, — прокашлял наивный Лонгботтом.

— Не мешай, — осадила Аббот, — я не с тобой разговариваю, — её стеклянный голос вдруг сломался. Обрёл живые нотки.

Однако палочка по инерции таранила шею, пока палач в хрупком обличье мечтала перерезать Драко горло и обжечься чистыми брызгами, сладко вдыхая ускользающую жизнь.

Малфой не издал ни звука. Почти не дышал, улавливая нависшую угрозу. Сгибал и разгибал пальцы, возвращая им власть.

— Ты сам виноват! Зачем влез? — окрысилась Аббот, косясь на мешковатого Невилла. Аппарация будто вытянула из него жилы, приклеив к пыльному полу.

— Ты... — Лонгботтом не договорил, лишь задышал тяжело и звучно. Кое-как нащупал рукой колонну, вытянул ладонь чуть выше и соскользнул кровавыми пальцами, оставив на сером глянце мрачные полосы. — Ханна...

Заладил как дурак!

Где он видит Ханну? Её больше нет. Лживая, расчётливая, жестокая сущность взяла верх. Изничтожила в ней человечность. Заглушила чувства. Разбудила ту черноту, от которой уже не спасись.

О чём они думали? Дураки... Ой, дураки...

Драко не был уверен, что Аббот не притворялась, поджидая его на берегу. Наверняка ждала, что он рухнет в Северное море. Сдохнет от натуги. Пойдёт на корм рыбам. Всё лучше, чем гулять на свободе.

— Я ранен, — не ноя, выдал Лонгботтом, и Драко на миг показалось, что тот хитрит. Переводит внимание на себя. Притворяется немощным, контуженным аппарацией, чтобы обмануть Сколопендру, отвлечь её, разоружить... Ведь одинокий обломок — именно обломок — палочки Невилла валялся у самых ног, обвитый волосом единорога. — Мне больно.

— Конечно, больно. Тебя же расщепило! — отбрыкнулась Аббот. — Но я даже отсюда вижу: ничего серьёзного. А ушиб от трансгрессии пройдёт. Будь паинькой, потерпи!

Она чуть высунула язык, концом палочки вычерчивая на коже Малфоя витиеватые борозды.

Но «паинька» размазано бормотал:

— Н...нет, ты... Малфой... Зачем?.. — раздался хриплый свист и...

...тишина.

Драко почти пожалел беднягу: неважный спектакль. Бездарный, немного зловещий и бестолковый. Сколопендру им не пронять.

— Мне нравится пах, — Аббот растянулась в улыбке. Направила палочку вниз — по груди, разрезая ткань и оголяя пунцовые шрамы. — Только не ревнуй, Невилл, — она наигранно надула губы. — Там не к чему ревновать. Во-о-обще...

Драко зашипел сквозь зубы, дёрнулся — рано, блин! — ноги не слушались, снова взвыл, поволок руки по полу... Но ледяная ладонь Аббот сдавила солнечное сплетение, и он почти остановил сердце. Сам. Покрываясь колючим инеем. Драко понимал, что висит на волоске, что очередная надежда — и только она — позволяет сохранять лицо. Он впустил её глубоко-глубоко и очнулся, встречая страх.

— И не говори, что тебе жаль ублюдка, — Аббот вновь покосилась на Невилла, задержавшись палочкой у пупка.

«Ну, скажи, что тебе жаль, урод!» — Драко трясло. Безысходность атаковала его, терзая слабую душу.

Ханна ухмыльнулась, прибавила руке тепла, чуть приподнялась и... застыла. Ожидая мольбы. Чего ж ещё?!

Подавись.

— П...жалуйста, — глотая звуки, выдавил Драко. Аббот разбавила своё ликование придыханием, но вдруг громко и ясно: — Пожалуйста, Невилл!..

И будь проклята тишина! От неё мутит.

Палочка уткнулась в пах.

«Скажи, мать твою, хоть слово...» — теперь Драко действительно молил. Про себя. Тишина убивала.

— Вот видишь, ты — мусор, — Аббот почти почернела. Под красными глазами пролегли круги. Губы посерели. Щёки впали. — Пока, Малфой-младший, — измывалась она.

Бесцельная борьба залила её сырое лицо, и землистая вуаль обрамила череп...

Вот и всё.

Драко почему-то вспомнил мать.

Но тут Лонгботтом прошептал почти эхом: