Склеивая осколки

Списала — её проблемы. Главное, не на сердце.

Её метла неслась над морем невнятным силуэтом, выделяя Грейнджер среди остальных не фигурой, не маской и не красной лентой на запястье, а манией вырываться вперёд. «Обиделась?» — возненавидела? Разозлилась?.. Ничего, ей полезно. Всё лучше, чем строить воздушные замки и поддаваться отчаянию.

— Не гони так! — громко одёрнул Драко Лонгботтом. — Их должны засечь раньше нас.

«Без тебя знаю», — про себя рявкнул Малфой.

Это же его план! Видно, сам не заметил, что прибавил скорости.

Он отправил Трио на убой: коварно, расчётливо, по-слизерински. Потому что Азкабан требует жертв. Учуяв псевдопожирателей, дементоры «оживятся», насторожатся, изойдут слюной, ожидая приказа, закружат над тюрьмой чёрными птицами... А охранники, как полные болваны, сделают лишь один вывод:

Незваные гости пришли за «своими».

И опять же, как полные болваны, рванут на этажи — защищать опасных узников, а вместе с ними и стену. Несколько балбесов, безусловно, покинут тюрьму, пытаясь отбиться от Поттера и его дружков.

Заключённые зайдутся радостным воплем, приправят радость надеждой, вызывая у дементоров дикую жажду, которую те не любят подавлять, лишь — удовлетворять. Вечно голодные твари станут метаться между старым и новым «блюдом», мечтая плюнуть на магический договор... И если Поттер не баран, он запутает тюремщиков лживыми попытками разнести толстые стены, засыплет их заклинаньями, уйдёт в оборону... Драко неясно представлял, во что это выльется. Наверно, начнётся маленькая война пополам с неразберихой. В какой-то момент охранники запаникуют, прикажут дементорам атаковать, и тогда...

Страшно подумать, что произойдёт тогда. Ведь к тому времени Драко с Лонгботтомом обязаны быть внутри. Нейтрализовать неугодных, заблокировать каминную сеть, схватить Сколопендру...

Мать твою, во что он ввязался!

Явиться за Аббот в образе ненавистных ей Пожирателей — сущее помешательство. Она превратит камеру в промёрзлую конуру, а их — в жалкие сосульки. И прощай, свобода!..

Драко боялся. Боялся так, что озноб сотрясал каждую мышцу, накрывая с головой. И если не собрать мысли в кучу, то наследнику древнего рода прямая дорога в психушку! На радость Реддлу. Который сдох.

А Драко — нет.

Внезапно руки обожгло, а, значит, он миновал сигнальный барьер, благодаря которому охранники знают: кто-то приближается. Оставалось надеяться, что после наглого вторжения и нелицеприятных последствий они проглядят охотников за неприятностями, крадущихся к тюрьме тихой сапой.

Драко сбавил ход — на горизонте показалась крохотная точка, и та становилась всё больше и больше, пока не стала похожей на остров с остроконечной скалой — защитную иллюзию Азкабана.

Безумие началось...

Лонгботтом притормозил, затянул потуже жёлтую ленту на руке и поднялся выше, позволив Драко наложить на обоих дезиллюминационные чары, а он старался не ворчать, сознавая, что сам выбрал в напарники этого неуча. Уловка, конечно, глупая, магии надолго не хватит, но зато какое-то время они смогут оставаться незамеченными. Как минимум, для тюремщиков. Может, те и полные болваны, но палочками пользоваться умеют. Главное, не подставиться под случайное заклятье и не столкнуться, как криворучкам, в воздухе! Не сдрейфить. Не облажаться. Не сплоховать. Столько всяких «не», что впору выпускать книгу: «Как не угодить в задницу за один день».

Время бежало, как сумасшедшее, море стонало, дождевые иглы через раз попадали в глаза, а ветер походил на прозрачный ледяной шквал, потому что воздух остывал с каждым вдохом и выдохом — Азкабан приближался. Вместо серого пика воображение рисовало подоблачный гроб, торчащий из каменной гряды, и играло траурный туш. Покойся с миром, слизеринский дурак!

Но прежде запри сознание.

Драко трясло, но он лишь сильнее сжимал древко....

...и летел.

Летел низко, размеренно, вслушиваясь в бесконечный гул. В пятистах футах от скалы рук словно коснулась тёплая шаль, но остров не исчез, наоборот — среди хаоса и рёва проступила треугольная крепость. Дезиллюминационные чары рассыпались, — а Драко предупреждал! — и лазутчики воочию столкнулись с реальностью.

С грёбано-бредовым планом.

Армия наступала. Заклятья искрили и сталкивались, рассыпались и гасли, разрезая густое небо, а дементоры парили над Азкабаном огромными воронами, издавая клокочущий гром. Этот шаткий, нечеловеческий зов, минуя одежду, проникал под кожу и истязал нерв за нервом. Окклюменция подводила, и эмоции всплывали, словно воздушные пузыри. Тоска давила на рёбра, страх сопел в затылок, а мир тускнел, скукоживался и плакал в этом зачарованном аду.

Драко взвыл.

И приличных слов не нашлось.

Главное, помнить, зачем они здесь. Не медлить. Не трепать языком, пока дементоры пируют на той стороне крепости, не чувствуя подвоха. Природная жадность, должно быть, «ослепила» их...

Но рано радоваться!

Это вообще запрещено.

Лёгкий туман стал почти осязаемым от спутанных криков и мелькающих заклятий. Чуть вдалеке, слева, у главных ворот осиным роем зависли тюремщики, прикрывая вход, а противоположная стена башни, кажется, тряслась от ложной атаки. Разноцветные вспышки освещали ночной воздух чаще и чаще, случайные вопли переросли в проклятья, и Драко мог сказать абсолютно точно: долго Поттер не продержится.

Помрачневший, пьяный от горя Лонгботтом тоже это понял и забегал глазами по решёткам нижнего этажа, надеясь отыскать среди любопытных рож лицо Аббот. Почти сразу снизошла истина:

Номер не пройдёт.

А звать её Пожирателям смерти... Среди всей этой какофонии... бессмысленно и неразумно. Лишний шум — лишние проблемы. Да и та самая камера могла располагаться с внутренней стороны, и, значит, выход один:

Действовать.

Быстро. Чётко. Вдвоём. Как можно ближе к стене. И это опасно. Но необходимо.

Лонгботтом нацелился на ближайшее пустое окно, не боясь задеть узника, и Драко еле успел вытащить палочку. Короткий миг. Длинное заклятье... Раздался чей-то визг, брань... И через секунду лучи слились в дюйме от крепости, ударили прямо под решёткой и разнесли кусок стены к драклам собачьим! Камни плюхнулись о воду, осыпались на железный берег, отлетели свистящими «пулями», но десятки звуков потерялись в очередном грохоте.

Хоть что-то получилось.

Противно признавать, но Поттер умеет блефовать. И драться. И достать. И дружить с Грейнджер. Но не трахать!.. Драко нравилось только последнее, остальное — удручало. Азкабан пробивался сквозь ментальный заслон, тыкая носом в гриффиндорское превосходство. Найди уже чудо-кнопку и захлопни башку!

Тюремщики беспорядочно метались, исчезая из виду, и Драко помчался в арочную брешь. Лонгботтом — за ним. Обратной дороги нет. Для Малфоя многого уже нет...

Кроме спасительной цели.

Но стоило ему очутиться внутри, а ногам коснуться замызганного пола, всё застыло: дыхание, движение, жизнь. Вся радость мира вверглась в небытие, и боль засочилась из приоткрытого рта, разбавляя окружающий мрак своей жестокостью. Страх толстым слоем облепил тело, рука Драко выронила метлу, и мозг, наконец, осознал, что...

В дальнем углу, запрокинув голову, привалившись к покрытой инеем кладке, сидит узник. Его роба липнет к телу, красно-бурые пальцы царапают камни, ноги дёргаются, а над ним нависает скорая «смерть» в драных лохмотьях. Она прижимается своей сосущей дырой к землистому лицу, и тянет-тянет, тянет...

Вдруг целительный свет пронёсся рядом, и призрачный медведь атаковал дементора грозными когтями. Тот вылетел — Мерлин его возьми! Что за хрень?! — в распахнутую дверь камеры и устремился прочь.

— Ты... Ты выдашь нас, идиот, — толком не придя в себя, бормотал Драко. — Пожиратели не используют...

Он всё ещё не шевелился, и Лонгботтом, пропустив упрёк мимо ушей, сдвинул его в сторону, палочкой смахнул маску, отшвырнул метлу и бросился к несчастной жертве:

— Ханна!.. Ханна, посмотри на меня. Посмотри на меня, милая... Он не мог. Не мог. Ты — Особенная. Я знаю... Ханна, скажи, что-нибудь! — Невилл стал трясти её за хрупкие плечи.

Офигеть.

Драко не смог опознать Сколопендру в этом зачуханном, вялом, беззащитном тельце с грязно-спутанными волосами. Тусклый взгляд Аббот блуждал по Лонгботтому, губы что-то шептали, а руки... пытались оттолкнуть спасителя.

Мать твою, им сегодня везёт!

Сначала — с камерой, теперь — с этим. Что сейчас вообще такое было? Казнь?.. Поцелуй дементора выбивал из колеи, рушил логику, всю теорию, загонял мысли в тупик, но в одном оказался безотказен:

Сколопендра прижухла.

— Хватит нюнькаться! — крикнул Драко. — Сажай её на метлу, пока эта тварь не очнулась! — и рванул к двери.

Он выскочил в длинный коридор — никого, свернул направо к комнате охраны и, чуть не споткнувшись обо что-то, громко выругался. Драко опустил взгляд: на полу лежал охранник — сухой, седой, серый, как его мантия — и бесплодно пялился в потолок. Бесполезным овощем он преграждал дорогу к заветной комнате и, судя по пустому выражению лица, тоже был пуст.

Абсолютно. Бесповоротно. Навсегда.

Дементор высосал из него душу.

«Зачем?» — Драко невольно обернулся и заметил торчащую в двери связку ключей.

Так это всё из-за Аббот?

Заключённые припали к дверным окошкам, что-то выкрикивали, ныли, звали на помощь, но прямой угрозы на горизонте не наблюдалось. Раз до сих пор не подняли тревогу, не пальнули в лоб, не нацелили палочку — на этаже никого. Времени на раздумья не было, и Драко побежал к деревянной двери в конце коридора — двери без цифр и замков. Толкнул её, влетел в помещение, огляделся — «Успел!» — и направил палочку на камин.

Он сегодня в ударе.

Маленький гадёныш.

Драко спешил вернуться к камере. Зная Лонгботтома, гладко не будет. Головной боли в виде Патронуса более чем достаточно. «Олух!» — что тут скажешь.

Снаружи шла битва добра и зла, только отдалённые крики не сулили ничего хорошего. Драко торопился. Массивные двери мелькали перед глазами, узники вдруг притихли и попрятались, факелы неизбежно гасли, однако, не дойдя до бормотания влюблённого ботаника нескольких футов, он застыл. Чуть ли не примёрз ногами к полу. Не от страха, не от горя, не от растворившегося в тени Патронуса — от слабого, но знакомого голоса:

— Драко.

Мама.

Он не поверил собственным мыслям. Слух обманывал его — так, ради забавы! — лишь бы помучить. Здесь всё способно мучить годами...

Но надежда заставила повернуться, поймать родной взгляд, опять не поверить — всего на миг, разорвать грудь нежностью, сморгнуть солёную пелену и потянуться к ключам.

Драко не думал, он перебирал металлические крючки с номерами, поддаваясь велению сердца. Да, он рехнулся, он всех подставит, он форменный эгоист и меркантильная сволочь, но он прежде всего — сын. Наконец, замок щёлкнул, петли скрипнули, дверь приоткрылась, Драко стащил маску, ринулся в камеру и...

...осел.

Потому что ноги подкосились, палочка выпала из рук, откатилась, и выцветшая от красок ночь заволокла сознание. Он приложился об пол останками разума, поставив на белоснежную голову пятно Азкабана. Обречённость застучала в висках, тараня кость и рождая скрытые страхи — бесконечные, как сама смерть. Крики Грейнджер, безумие отца, измождённость матери, смех тощей старухи смешались в дьявольский клубок, нанизывая мысли на его нити, как садистские украшения. Камера кружилась, дыхание прорывалось сквозь боль, и силы Драко таяли вслед за надеждой.