Склеивая осколки

Глава 24. Влюблённых взглядов не лови

Жесток гнев, неукротима ярость; но кто устоит против ревности?

Ветхий Завет. Притчи Соломона

— Это кто... Грейнджер? — обернувшись, с неверием уточнил Блейз. Пытливый взгляд спускался по её фигуре оценивающе, но не вульгарно. — Это Грей... Грейнджер? — язык чуть заплетался, пока мозг старался ужиться с очевидно-невероятным фактом.

И других версий не подкидывал: угрожающий шёпот Малфоя говорил сам за себя.

«И какого хера надо переспрашивать дважды? — взбешённый Драко мысленно приказывал себе отвернуться, но чёртова шея будто окоченела. — А кто ещё?! Кто?!» — внутренний крик заполнило гневом.

Его огонь расползался медленно, парализуя мышцы и бесцеремонно выжигая остальные эмоции.

Только героиня — мать его! — Грейнджер умеет будить личных демонов одним лишь появлением. Даже не словом. Не взглядом.

Просто стоя на лестнице...

Раздражающе-ярким голубым пятном.

И дело даже не в треклятой повязке, въевшейся по самое нутро... Вызывающей дикое желание содрать её с обнаглевшего лица. Не в цвете платья, заставляющем ликовать собственное эго... И не в готовности скомкать дорогую тряпку до самых бёдер и заставить Грейнджер кричать...

Дело в этом моменте.

В Ней.

Да как она посмела!..

Как посмела пойти против Малфоя?!

Такого удара Драко и представить не мог — точно под дых. И между ног. Прямо в его забитую тараканами башку.

Перед ним пощёчина недавнему бегству. Праведная война с циничными правилами. Под прицелом сотен глаз. Гремучая смесь гриффиндорского хамства и искушения.

Конечно же, это Грейнджер! А кто ещё? Кто, на хрен, ещё?!

Её надо изолировать. От нормальных людей.

От Малфоя.

Потому что она не болезнь... Не кошмар. Не чёрт знает что!

Она — проклятье.

Персональное. Малфоевское. Проклятье.

Упёртое. Пустоголовое. Неизлечимое.

Как и он.

«Конечно же, это Грейнджер», — Драко не ошибся. Но, Мерлин, как же он об этом сейчас мечтал!

Чтобы перед ним были не безжалостно-мягкие, неумолимо-длинные локоны... Не чётко очерченные, будто выведенные над бездушной повязкой, брови... Не отравленно-вкусные, противно притягивающие к себе губы...

Даже болью, которую они способны причинить. И подчинить. Ей же...

Губы, переставшие быть чужими. Кажущиеся такими неприступными... Безобразно блестящими в пламени свечей.

Ненавижу их. Ненавижу. Ненавижу! — как немое заклятье.

Не хочу видеть. Думать. Чувствовать. Не хочу узнавать Грейнджер.

Её изгибы. Движения. Бархат кожи.

Абсолютно всё.

И кулон Блэков тоже.

Которого сейчас нет.

Грейнджер — нет.

«Её здесь нет», — внушало трусливо-настырное сердце.

— Бли-ин, — тихо протянул Блейз, — я готов оправдать тебя, Драко. По всем статьям, — и самому не верилось в сказанное.

Но в красивых цветах всегда живёт змея, и она только что ужалила в довольно уязвимое место.

— Это точно Грейнджер? — потому что закралось сомнение: ведь из-за повязки можно и ошибиться. — Необычное у неё... — обескураженный Забини ненадолго растерял слова и уставился на застывшего приятеля: — Это... — рука указала на собственное лицо, — на глазах. Драко!.. — громче одёрнул Блейз.

— Будь другом, заткнись! Пока я тебе не врезал.

Гнев — плохой советчик.

Драко, наконец, смог отвернуться. Но Грейнджер всё ещё стояла перед глазами, подогревая ярость.

— А она одна. Вроде как... — продолжил Блейз, следя за бледным и озлобленным лицом Малфоя, не совсем понимая причину такой реакции. Пожал плечами: — Это, конечно, и смело, и глупо. И похоже на неё.

Малфой беззвучно двигал губами.

И Блейз спросил абсолютно серьёзно:

— А ты уверен, что хотел именно этого? Драко?.. Ведь, по большому счёту, всем на всех плевать, — в голосе угадывался совершенно определённый намёк: забей на чужое мнение. — Они, — Забини оглядел зал, — не твоя семья.

— А я не Поттер! — огрызнулся Малфой. — Но знаю, что делаю, — он на эмоциях смял в кулаке мантию Забини. — Всё! Разговор окончен, — рука ослабила хватку и извиняюще похлопала друга по плечу, от злости уже заносило. — Панси любит опаздывать, блюдёт свой дурацкий этикет. А перевоспитывать поздно.

Как и что-то менять.

— Совести у неё нет, — ворчал Забини. — Даже Булстроуд уже прискакала, разряженная как пикси на Хэллоуин, — он забавно выпучил глаза и пискнул, передразнивая мелких пакостников. — Сначала заставила нарядиться Мерлином, а теперь делает из меня посмешище!

Он развёл края мантии, демонстрируя зачарованное ночное небо на внутренней стороне: легендарный волшебник и выпускник Слизерина предпочитал именно такую.

— Хорошо, что хоть звёздный колпак не нацепила. А вот аграф, — Блейз поправил на плече круглую брошь-скрепку, украшенную в центре ярко-красным кристаллом, — оказался вполне ничего. Оставлю его себе, Панси на зависть. Мать сказала, что это очень редкий камень, — и на её растягивающий манер ценителя продолжил: — В нём зелёное утро и кровавый вечер, — подразумевая, что минерал меняет цвет в зависимости от освещения.

— Выпросит, вот увидишь, — ответил Драко, ненадолго отступив назад и вглядываясь в тёмный проём, ведущий к подземелью. Месту, в эти минуты особенно схожим с собственным «я». — Кстати, ты сейчас носишь на плече маленькое состояние.

Дорогой камень притягивал взгляд кровавыми переливами и напоминал-напоминал о долбаном долге. В груди жгло.

— Но если честно, Блейз, Панси сама часто не понимает, чего хочет, — вспомнилось её зверски-абсурдное желание к Рождеству.

Малфоя передёрнуло.

Он нервно сжимал и разжимал кулак:

— Блейз, я хочу курить. Жутко! Но не хочу, чтобы кто-то подумал, будто я сбегаю.

Близость сигарилл, лежащих в кармане, только усиливала соблазн. Поддаться которому, похоже, тоже вошло в правило.

И Малфой в этих правилах уже погряз.

— Не представляю, про кого ты говоришь, — саркастично подметил Блейз и покосился на Грейнджер, — но лично я считаю, что ждать подходящего момента — последнее дело. Его нужно создавать, — и он искусственно пару раз подтолкнул Драко к холлу: — Иди, глотни свежего воздуха. И забудь.

Блейз не сомневался: лучше дать Малфою побыть одному. Успокоиться...

Но не тут-то было — декан Слизнорт вырос словно из-под земли:

— Вам придётся пройти со мной, мистер Малфой, — и тут же уточнил, заметив обеспокоенный вид Забини:

— Для разговора.

* * *

Драко не страшился Подземелий. За семь лет обучения он сроднился с ними. С их прохладой и неуютностью — тоже.

После войны Слизнорт сменил свой прежний кабинет на покои Снейпа, очевидно, желая быть причастным к его избранности. Тот, кто переиграл Тёмного Лорда, заслуживает не меньше почестей, чем те, кто его победил.

Втягивая большой живот, обтянутый золотым парчовым жилетом в стиле Финеаса Блэка, старенький профессор устроился за преподавательским столом, попутно зацепив колбу с неизвестным содержимым, а заодно и несколько пергаментных свитков. Подхватив их с пола палочкой, он с непроницаемым лицом извлёк из кармана пузырёк из тёмного стекла и, выставив прямо в центр, поднял многозначительный взгляд на Драко.

«Так я и знал», — взвыл тот про себя, смывая отчаянием призрачную надежду. Мысленно выругался.

Неприятности продолжались.

— Присаживайтесь, мистер Малфой, — начал Слизнорт, указывая на стул. — Вдруг наш разговор затянется. Но очень надеюсь, что нет. Не поймите меня неправильно, я предпочту встретить Рождество в окружении старых друзей, а не студентов.

Он повернулся к пустым портретам на стене, среди которых значились Альбус Дамблдор и Северус Снейп.

— Хэллоуин прошёл выше всяких похвал, — Слизнорт улыбнулся воспоминаниям и бутылочке медовухи, красующейся на бюро. — Да и маскарад как-то не по мне.

— А как же Клуб слизней? — перевёл тему Драко, стараясь отсрочить допрос и воскресить в голове план действий на случай провала: зелье Ночной тьмы внешне не имело ничего общего с антидотом к сыворотке.

И чутьё подсказывало, что тот самый момент настал.

— Почему вы прекратили?.. — Драко замялся, мучительно тяжело, будто каменные глыбы, ворочая в уме варианты.

Мало-мальски похожая на правду ложь не получалась. Ни тогда, ни сейчас... А что сказать: «Я профан, когда дело касается зелий»? Именно поэтому оно становится прозрачным на солнце и синим в пламени свечей. Профессор, может, и не знаком с рецептом Селвина, но, определённо, не дурак.

— После победы над Тем-кого-нельзя-называть очень сложно отобрать избранных среди избранных, вы не находите? — ответил вопросом на вопрос Слизнорт.

На уловку он не поддался, пододвигая злосчастный пузырёк ближе к краю и к Драко:

— Так что там, мистер Малфой? И мы оба знаем, что это не зелье Ночной тьмы. С вашей стороны было очень неосмотрительно передавать флакон такому старому зельевару, как я, и уповать на случай.

Слизнорт наморщил лоб.

Драко понимал, что положение хуже некуда. После указания Макгонагалл возможность спасти антидот приравнялась к нулю: декан Слизерина ждал вора-неудачника у подземелий, можно сказать, во всеоружии. И теперь мало того, что Драко поймали на воровстве, так ещё и на лжи. Точнее, хитрости. И значит, все его предыдущие признания могут превратиться в ничто.

Если Слизнорт сообщит Макгонагалл, нового допроса не избежать. И в Министерстве, наверное, тоже. Малфой не обманул надзор, а только получил отсрочку.

Неизбежное неизбежно.

«Я пропал...» — леденящая мысль. Пронизывающая до кончиков волос.

Это какой-то порочный круг.

И злой рок.

Но за всё в этой жизни надо платить. И расплачиваться. Это даже не мысль — данность.

У Драко нет выхода. Если только один:

— Там антидот к сыворотке правды, — отпихивая страх, вдруг навалилась усталость.

Колоссальная, размером с целый мир, усталость придавила к полу, не позволяя шевельнуть даже пальцем. Лишила не только способности дышать, но и изворачиваться. И желания делать это тоже.

Может, бегство в Азкабан и есть лекарство от Грейнджер... От нетрезвых отношений. От рождественских огней в охренительной компании самого себя. Здесь — один, там — один. Всего лишь география.

Некоторое время в кабинете царила мёртвая тишина: никаких вопросов, ахов и восклицаний. Абсолютная дыра в этом «празднике жизни».

И Драко выжал из себя единственное желание:

— Я могу закурить? — он наконец рухнул на предложенный стул и, не дожидаясь согласия, принялся отыскивать в кармане сигариллу.

Лицо Слизнорта внезапно просияло:

— Я верил в вас, мой мальчик, — растроганно произнёс он. — Верил, что вы способны... Что мне вы не солжёте, — профессор растянулся в улыбке. Его глаза блестели. — Синее в пламени свечей и прозрачное на солнце... Я слышал об этом зелье, но и представить не мог, что оно действительно существует. Это же... — и вдруг совсем уж неожиданно: — Это же замечательно!

Драко, не шевелясь, с недоумением пялился на декана, не в силах полностью осознать происходящее. Замечательно? Да неужели?! И с каких пор полная задница стала такой замечательной?