Склеивая осколки

[image_906|center]

* * *

Драко ворвался в комнату номер одиннадцать, слабо понимая, отчего выбрал именно её, ведь кругом голые стены, непроглядная чернота, пронзаемая лишь узкой полоской света, сумеречные воспоминания, смешанные с чужой болью...

И чужой кровью.

Он с треском захлопнул дверью и почувствовал маленькое облегчение: так пошлые образы Нотта и Грейнджер тускнели.

Взмах палочкой — и сотни крошечных огней зависли под потолком, словно полночные звёзды. Рядом с ними всё ощущалось немного иначе, хотя по-прежнему хотелось наложить Оглушающее и оказаться в полной тишине, наедине с собой и с ревнивыми мыслями.

Стараясь собрать их по кусочкам, смириться и забыть, Драко дёргаными движениями стянул бабочку и с трудом запихал её в карман. Руки будто одеревенели, и это бесило не хуже развратных картинок в голове. Уже размытых, но до сих пор не стёртых из памяти. Нервно и неуклюже Драко отыскал сигариллу и прикурил с маниакальной жадностью, глубоко втягивая дым, надеясь, что скоро совсем отпустит. И палочка тут не поможет.

Не от Грейнджер.

Голова кружилась, и сложно было разобраться, от чего больше: от удушливых эмоций или магловской отравы. А ведь считал, что с унизительной привычкой покончено. Хотя бы с ней...

Наивный дурак!

Подумаешь, у Нотта стоит на Грейнджер...

У Уизела тоже стоял. И что с того? Только видеть это собственными глазами во много раз противнее, чем предполагать.

Интересно, она это почувствовала?

«Ну что, тебе понравилось, шлю-юха?» — зло и с оттяжкой.

Драко с ума сходил от ревности, даже сознавая, что уж кто-кто, а Грейнджер не такая... Но легче не становилось.

Гложущая боль билась в груди, изматывая своей навязчивостью.

На какое-то время показалось, что тень в дальнем углу комнаты отделилась от стены парящей угольно-чёрной фигурой. В рваном балахоне, с корявыми пальцами она высматривала свою добычу, алчно всасывая окружающий воздух и упиваясь сладким ароматом жертвы. От устрашающего видения на шее Драко выступил холодный пот. Пальцы сжали её, врезаясь ногтями в кожу, зубы стиснули сигариллу, а свободная рука пыталась нащупать в зачарованном кармане палочку...

И вдруг дверь открылась, освещая зловещий угол.

«Никого... — протолкнув воздух в лёгкие, заключил Драко. — Никого, кроме...»

Грейнджер.

Он заметил её, обернувшись.

«Нашла-таки, всезнайка...»

И зачем? «Как» — абсолютно не волновало. Влечение давно связало их невидимой упругой нитью, не позволяя слишком отдаляться. Притягивало к боли друг друга, словно мотыльков к огню.

Как же сейчас всё это достало...

Драко снова затянулся, обволакивая лёгкие ядовитым дымом, предпочитая делать вид, что Грейнджер здесь нет.

А иначе сорвётся.

Нет, не трахнет. Не займётся с ней любовью. Не простит за боль. Просто сорвётся, выпустив наружу черноту мыслей.

Но дуэль не терпит эмоций. Это не даёт превосходства — лишь выдаёт сердце. А для Малфоя такое непозволительно! Для Грейнджер — тоже.

Она недостойна и слова.

Если только взгляда...

Полного абсолютной пустоты.

На одно мгновение. Два. Три...

— Малфой, — знакомый голос казался совершенно чужим.

Драко изо всех сил убеждал себя в этом. Он не отозвался. Даже не моргнул. Только поднёс сигариллу ко рту в ожидании спасительной затяжки. Он не курил — заполнял сознание Грейнджер показным равнодушием.

— Малфой, — повторила она, приближаясь. — Я должна сказать тебе...

А он видел в темноте повязки так много всего... Одного на двоих. И это настоящая жестокость, граничащая с пыткой. Не руками Грейнджер — своими: порочными и избалованными, мысленно скользящими по её точёному телу.

— Я не желаю с тобой говорить, — не сдержался Драко. — Разве не ясно?! — сорвал он печать молчания.

Игнорировать безжалостно красивую Грейнджер, как и голую, практически невозможно.

— Не смей злиться на меня, — прозвучало спокойно и настойчиво. — Не смей!

Не здесь.

Гермиону отделяло от Малфоя очень мало: всего лишь расстояние. Прежняя магия этой комнаты была уничтожена, но именно в тот момент вдруг родилась новая. Её незримые хрустальные осколки блестели и ранили, напоминая о своём существовании. О том, что их создали именно они — двое ненавидящих и бестолковых.

— Ты мне указываешь?! — шаг навстречу. Драко горел от возмущения: у него есть на это полное право! Грейнджер сама вручила его, явившись на бал... такой. — Не забывайся! Я не один из твоих дружков.

Он сделал очередную затяжку — как опустил завесу от нечужих губ. Когда глаза, кажется, видят только их. Но Грейнджер в повязке — тень его Грейнджер. И как с ней сражаться на равных?

— А кто ты мне? — едва не крича.

Гермиона не придумывала ответы — ждала. Ждала почти не дыша, наблюдая за сизыми вишнёвыми клубами дыма. И губами, которых тот касался.

— Кто, Малфой?..

Действительно, кто?

Он не знал подходящего слова. Любовник? Нет уж!.. Парень? Тем более нет. Тогда кто — призрак на Хэллоуин? Да катись он куда подальше!

Между ними — одержимость. Густая и глубокая. Неотступная. Паническая...

— Я твой боггарт, милая, — цинично до ломоты. — Бездушное опасное существо, которое никто не видел в истинном свете. Но «никто» — не аргумент для такой, как ты, да? Иногда я завидую твоей смелости на грани идиотизма, честно... Только ты сделала неправильный ход. Я упрямее. Я хуже. И я не желаю разбираться в причинах. Правда неизменна: я твой чёртов боггарт!

Поэтому она и бежит от него так рано, хватаясь за повязку, как за оружие против Малфоя.

— Думаешь, я тебя боюсь? — спросила Гермиона. — Ха!..

— Тогда какого хрена ты играешь со мной в эти дешёвые игры?

Рука Драко дёрнулась, потому что потянуло сорвать «вызов» с нахального лица. Потянуло немыслимо, сводя пальцы.

— Дешёвые? — срывающимся голосом переспросила Гермиона. И повторила: — Дешёвые... Так это всего лишь игра? Всё то, что творится между нами, — какая-то нелепая, понятная только тебе игра? Отсюда эти дурацкие, якобы ничего не значащие правила? И поэтому ты облачился в них словно в броню?

Гермиона невольно впустила в себя аромат вишни и табака. Именно он медленно и верно кромсал на части, уничтожая уверенность в собственных поступках. Опасно... Безумно опасно наступать на горло правилам Малфоя.

— Тебя это не касается, — прошипел Драко, утопая в проклятии этого места наравне с Грейнджер. Хватаясь за отравляющие ревностные мысли, лишь бы не поддаваться воспоминаниям.

О ней. Только о ней. Постоянно о ней.

Главное, не сорваться. Не сдаться. Не открыться... Ей.

— Нет, касается... — упрямо спорила Гермиона, стараясь не замечать не только памятных запахов, но и огней, пробуждающих особый трепет. — Ещё как касается. Потому что твои правила касаются только меня!

— Очередной грейнджеровский бред? — Драко отвёл сигариллу.

Он не делал исключений, даже когда платил за секс. Никто не смотрит ему в глаза. Никто. Без разрешения.

— Каждый из нас сражается за свою правду!

— Какую правду? — Драко рассмеялся. Вызывающе и ядовито. — Что мы рехнулись? Что иначе не получается? Ты хотела меня раньше, хочешь сейчас, но упираешься в своё «не могу», как никчёмная дура! Ради чего? Скажи мне. Без этой тряпки я всё тот же, уверяю тебя... Нет. Я лгу. Я намного-намного хуже — запомни это! Повязка — не броня... — короткая тишина резанула слух, — ...а твоя страховка, Грейнджер. Неужели ты этого не понимаешь?

Нет, Гермиона не понимает. Она не хочет защиты! Не просит её и не требует. Обнажая себя, она жаждет этого взамен. И потому воюет с Малфоем до потери рассудка. Воюет не умом, а сердцем. Негромко, но отчаянно:

— Тогда почему бы тебе не примерить её на себе? — стоя с Драко лицом к лицу. И ещё тише: — Сейчас.

В каком смысле?

Драко не улыбался. Не курил. Не старался влезть в её сознание. Та ответила на немой вопрос сама:

— Закрой глаза, Малфой, — он отступил. Всего на шаг. Она приблизилась.

— Это глупо, Грейнджер, — Драко качал головой.

— Но это же просто игра.

Игра на нервах. Их нервах. Натянутых до предела.

Гермиона почти стёрла расстояние между ними:

— Один танец. Чего ты боишься? — её рука легла на плечо Драко, дотронувшись кончиками пальцев до напряжённой шеи. — Всего один.

Он натянуто улыбнулся её желанию и отбросил сигариллу — не пристало дымить девушке в лицо. Однако не обнял. И не попробовал даже.

Её бёдра неробко вжались в его, но голос чуть дрогнул у самого уха:

— Совсем недолго, — и она мягко скользнула щекой по отстранённому лицу. Малфой не шевелился, словно селвинское творение. — Прошу тебя...

«Прошу тебя», — тихая ласка. Драко внутри перевернуло: слова прозвучали интимно. Понижая ярость без малого до нуля так, как умеет лишь Грейнджер.

Проклятье — Грейнджер.

Её рука отыскала его руку. Но Драко не отдёрнул. Он не спеша прикрыл веки и немного склонил голову, прислушиваясь к ощущениям.

«Она...»

Снова Она. Здесь. С ним. Снова с ним. Его девочка. Пахнет невинностью. Злит и заводит.

Какая тупость... И наваждение.

— Прекрати, — негромко и сухо выдавил он, в душе не желая этого. Желая Её. Не телом — вздохом и трепетом.

И Гермиона уловила сомнение. Счастливая и взволнованная. Потому что его рука приобняла её нежно, вопреки голосу.

Драко почувствовал прикосновение пальцев к виску, они погладили его. Услышал, как Грейнджер произнесла:

— Откроешь глаза, и я остановлюсь, — не угроза, банальный факт. Предупреждающий и успокаивающий одновременно.

И попытка убедить обоих, что так и будет.

Драко, борясь с проклятьем — красивым и дерзким, крепко сжал хрупкую ладонь. До боли. Но Гермиона не издала ни звука, ощущая лишь пьянящую близость. Внешне невинную, но безмерно далёкую от безобидности. Малфой и Грейнджер несовместимы — но не в пределах этой комнаты.

Кончиком носа Гермиона провела по его скуле:

— Потом будешь на меня злиться.

По её телу блуждала робкая дрожь. На уровне инстинкта. Ведь чувствовалась его сила. Власть. И любовь, сродни самоуничтожению.

Поэтому каждое слово ей давалось с трудом:

— Злиться и ненавидеть.

То, что он умеет, как никто другой.

Но…

«Если смогу», — шокирующая для Драко истина.

Он ослабил хватку и наконец прижал к себе Грейнджер — за талию. Сделал первое па: медленное и ненормальное. Под стук сердца. Один шаг...

Не дыша.

Ещё шаг. Полувдох. Полувыдох. И новый удар чистой крови по венам. Нет, кажется, тысяча...

Гермиона тоже задержала дыхание — их бёдра соприкоснулись, ноги едва переплелись. Расстались и снова встретились — почти невесомо. Затем — чуть сильнее, поддавшись тоске. Даже теперь предпочитал вести Малфой. Всегда и во всём. Вслед за лицом, полным не ненависти, он уводил за собой в неприступные мысли. В жар тела и терпкий аромат. В желание обладать и отдаваться, склеивая осколки видения в хрустальном шаре.

Гермиона сделала ещё шаг вслед за Малфоем. Выдох — и сразу же вдох, лишь бы не потерять и мгновения. Телом к телу. Обволакивая друг друга его теплом и пульсом, пока сердце впитывало застывшее время. Гермиону тянуло к Малфою, будто она задыхалась без его прикосновений.