Склеивая осколки

Глава 10. В боли рождается истина

Не бойтесь зайти слишком далеко, потому что истина ещё дальше.

М. Пруст

Боль врачует боль.

Д. Катон

Драко стоял, опёршись на раковину туалетной комнаты на седьмом этаже Хогвартса, и радовался, что не приходится разглядывать себя в зеркале. Кроме небольшого витражного окна, в этом старом, подёрнутом по углам паутиной помещении не было ничего, что бы отразило презрение на бледном лице. Расплывавшийся в кусочках разноцветного стекла образ напоминал такие же нечёткие, сумбурно перемешанные в голове мысли, и те растворялись в приливах ненависти, словно ингредиенты в кипящем зелье.

Драко наслаждался тем, что не видит толком не просто себя, но и кроваво-алые, только ему заметные «грязные» отметины: на губах, на шее... — везде, где касалась Грейнджер. И эти улики уже не сжечь, не смыть, не уничтожить с помощью магии, потому что они отпечатались в мозгу, как клеймо на коже.

Драко лихорадочно тёр ладони в попытке избавиться от ощущений, словно руки обладали телесной памятью.

Он лапал Грейнджер. Ласкал её между ног. Влажную. Возбуждённую. Неприступную — вот влип!

По самые уши. Или, если точнее, яйца!..

Он целовался так же отчаянно, как и сопротивлялся развратным фантазиям несколько часов назад. Он наверняка тронулся, потому что дышал её удовольствием, как последний псих. Он пропитался её трепетом, отбросив сотни табу. Может, причина в огневиски? Или сказался недотрах?..

Стоя у раковины, Драко ненавидел себя.

Но ещё больше — Грейнджер.

Потому что это она во всём виновата.

В принесённых во имя свободы жертвах. В том, что он кричит и плачет в кошмарах. В том, что бесконечная борьба с собой разрывает на части.

И отказаться от мести — не для Малфоя.

Это равносильно самоуничтожению. Гадкому унижению. Поражению.

Грейнджер виновата во всём.

И в том, что чуть не произошло, — тоже.

Спрашивается, зачем он так напился? Какого дракла отправил злополучное письмо? Что за непростительная слабость — желание трахнуть грязнокровку? Какая-то насмешка члена над чистокровным разумом.

Тупая похоть.

И что в итоге?

«Нет».

Грейнджер отказала ему — Малфою! Использовала, как наивного мальчишку, ради удовольствия: стонала — твою мать! — дрожала в его руках, кончала и кусалась, хотела — ещё как хотела! — и… прогнала.

«Вот сука! — руки до боли стиснули края раковины. — Почему? Что за херня?!»

Драко вгляделся в нечёткое отражение на витражном стекле, мысленно добавляя изображению резкости. Такое искажённое, но вполне правдивое восприятие себя:

Красавец — ничего не скажешь!

В глазах — злобные искры, лицо — сплошной нерв. Ещё пара капель гнева — и станешь похож на василиска, жаждущего убить. Себя. Грязнокровку. Реддла.

Точнее, то, что он сейчас.

Ну хоть кого-то!.. Лишь бы отпустило.

Палочка взметнулась в воздух.

Хлоп!

Это погиб мелкий отвратительный паук, ползавший по паутине в поисках добычи.

Убийство не помогло.

Злость не отступала.

Губы всё ещё горели от поцелуев. И если бы только это!..

Чувствовался вкус Грейнджер: раздражающий и возбуждающий, терпкий и тонкий. Почти первозданный. Он вызывал дикое желание погрузиться в него языком. Членом. Опять языком. Вновь членом. Провести пальцем по её припухшим губам, блестящим в полутьме комнаты.

«Вот дерьмо!..»

Ещё немного — и дойдёт до онанизма в общественном туалете.

Хотелось смыть с себя всю эту порнографическую блажь. Выплюнуть. Уничтожить.

Драко снял пиджак и отшвырнул его на соседнюю раковину. Открыл воду. Умылся. Прополоскал рот. Трижды. Стёр холодные капли с лица. Отбросил мокрые пряди со лба. Оттянул воротник. Расстегнул пару пуговиц...

Уже помогало.

Но слабо.

Казалось, лёгким не хватало воздуха. Так душно, что мозг скоро начнёт вопить из самосохранения, лишь бы достучаться до своего хозяина: «Эй, ты увяз по самые-самые!..»

«Без тебя знаю!»

Нет уж!..

Драко распахнул окно: выветрить Грейнджер из протрезвевшего сознания. Вообще, что за дурь на него нашла? Он снова и снова старался отогнать воспоминания, ощущения отзывчивых губ и языка, нежной кожи и неприкрытого желания.

Ночной воздух ласкал лицо и приятно холодил кожу под мокрыми волосами. Уменьшал сердцебиение. Заглушал чувство неудовлетворённости.

Всё, что случилось, — не важно.

Грейнджер лишь ещё одна шлюха, пусть и не требующая за свои ласки денег.

Которую удовлетворил Малфой.

Абсолютно бесплатно. Из снисхождения к её пагубным пристрастиям: в лице недоступного, распущенного, чистокровного волшебника. Преступника. Упивающегося смертью. И чужой слабостью.

Важнее другое...

Чёртова сумка валялась внутри, и это значило только одно: придётся подождать, пока Грейнджер уйдёт. Остаётся лишь надеяться, что гриффиндорская натура и обида пересилят свойственное всезнайке нездоровое любопытство. Реддл не обрадуется подобным «гостям», а заткнуть рот правильной заучке — задачка почти невыполнимая. Оргазмом такую не задобришь, лапшу на уши не навешаешь, а идея прикинуться, что ни при чём… отдаёт слабоумием.

Малфой — идиот?

Нет.

Тогда отчего он ждал, что деревянная Грейнджер забудет о своих огромных, размером со взрывопотама, тараканах в башке? О пропасти между ними?..

О Поттере?

А всё из-за его треклятого подарка!.. Грёбаный герой!

Теперь, когда приступ ревности отступил, представить себе до мозга костей благородного выкормыша Дамблдора, наставляющего рога рыжей дурочке, не получалось. Если Грейнджер и размякла под властью разбушевавшихся гормонов, то это совсем не значит, что полудоступному, героическому до тошноты полукровке однажды перепало и он нацеплял-таки себе заноз на золотой член.

Драко ухмыльнулся. Он-то слышал, как стонет гриффиндорская скромница. Ночные откровения у мадам Помфри могут совсем ничего не значить, кроме игр разума с подавленными плотскими желаниями. Как ни крути, но тяжело признаться себе, что и здесь проиграл.

Поттер хочет Грейнджер? Возможно. Уизел? Это на роже написано.

«А ты, Малфой?» — мысленно спросил Драко и опять ухмыльнулся.

Он сам чуть не трахнул зануду всея Хогвартс. За спиной у тупых приятелей. Вот картина маслом-то вышла, отправься недоумки искать Грейнджер! Застали бы её с широко раздвинутыми ногами… голую… тяжело дышащую…

«И тебя — придурок! — со спущенными штанами. Сдохли бы от злости и ревности, увидев, что бревно не такое уж бревно… С тем, кого хочет».

А чего она хочет?..

На самом-то деле.

Гриффиндорская выскочка, определённо, что-то задумала. Она без своих спасительных планов жить не умеет! И эта дура ловит его на старый, как мир, крючок — на член.

Развлекается, мерзавка! Она хочет его, себя не обманешь, но всё равно не даёт.

«Так за каким хреном?!..»

...наглеет.

Дёргает за нервы, словно он — лопух.

Нудит. Выпендривается. Брыкается. Целует и злится. Обнажается и отталкивает. Выдумывает нелепые отмазки.

И с каких пор Грейнджер так... испорчена?

Она же не Малфой.

Только эта девчонка просчиталась, решив сделать из наследника древнего рода наивного озабоченного простачка. И, как минимум, одного не учла: Малфоям не отказывают.

Не безнаказанно.

И не дважды.

Уж они-то умеют играть в жестокие игры.

Со смаком. Хитро. Расчётливо.

«Не когда ты такой пьяный», — в памяти всплыл дрожащий голос.

То есть, если бы не огневиски… Прощай, ложная стыдливость и моральные принципы? Отдалась бы?

«Чёрт!»

Сама мысль об этом всё ещё сводила с ума. И тем, что, казалось, Грейнджер с ним — настоящая. Ведь её тело не лжёт...

В отличие от самой Грейнджер.

Да, сегодня это был бы откровенный, долгий, не приправленный показным лицемерием трах! Даже правила дали маленькую, но трещину. Драко позволил бы их сердцам биться как одно... пусть и в объятиях ненависти. Он забыл бы о мести. О демонах, жаждущих расплаты...

Только Грейнджер упустила свой шанс.

«Сейчас или никогда», — Драко предупреждал.

Но она сделала свой выбор.

Как Малфой — свой: ткнуть правильную зануду в собственное дерьмо. В её бессилие перед чистокровным волшебником. Она решила поиграть с огнём? С Драко Малфоем? Видимо, думает, что он какой-то...

...не плохой? Или он струхнёт?

Ну это вряд ли.

Драко принял нелицеприятную истину и не станет дальше мучиться: влеченье его не убьёт. Он не агнец, он и это переживёт... Вот только объяснит это непонятное «нет». Пополам с «да». Очень отдающее вредностью.

Зачем она вокруг него трётся? Из чувства долбанутой вины?

Чего ей неймётся?

Ответ где-то близко.

И за каким хреном эта выскочка, забыв о собственной шкуре, втайне от всех сунулась в Чёрное озеро посреди ночи? Как только Драко поймёт, что затеяла любительница лезть не в своё дело... Он вдоволь насладится не только взаимной ненавистью, но и превосходством над тупой, самоуверенной дурой.

Наиграется с ней. Натешится. Причинит боль.

Потому что умеет это лучше всего.

Он ведь хотел...

Хочет.

И влечение ничего не меняет!

Ничего.

* * *

Драко обнаружил свою сумку на полу недалеко от входа. Так вот что полетело вслед! Грейнджер разозлилась не на шутку — и это…

...прекрасно.

Малфой звучно выдохнул, словно собирался с духом, взмахом палочки запечатал дверь, снял запирающее с ценной и опасной поклажи и рванул застёжку.

«Люмос».

— Реддл, — негромко позвал Драко, направив светящуюся палочку внутрь, прямо в безбровое лицо. — Надо поговорить, — он водрузил Волдеморта на один из столов.

— Тёмный Лорд или, в худшем случае, сэр, — высокомерно поправил тот, лениво демонстрируя глазки-щёлочки. В полумраке, при свете волшебной палочки они казались краснее обычного. — Мы с тобой не приятели. С чего ты взял, что я настроен вести беседу посреди ночи, змеёныш? Швыряешь меня словно бесполезную вещь и надеешься, я всё проглочу? Убирайся!

— Придётся потерпеть, Том, — Драко скривил рот, присаживаясь на соседний стол. Он сам будет выбирать, как обращаться к Тому-кого-нельзя-было-называть. Сам! — Я же тебя терплю. Выслушиваю нотации…

— Донимаешь тонкостями легилименции, — язвительно перебил Реддл. — Я устал от твоей бездарности, Малфой. Верни меня на место и сам ищи способы, ослабляющие мысленный барьер. Тебя же, щенка, никто не боится! Я — не исключение.

— Речь пойдёт не о легилименции, — стараясь сохранять спокойствие, уточнил Драко. Торг не закончен. — Мне нужна информация.

Реддл оскалился.

— Так посиди с книжечками! Забей свою пустую голову хоть чем-то, кроме страхов и тайных желаний. Избавься от дурацкого чувства вины и родственных связей. Вот тогда...

— Мне сейчас плевать на твоё мнение, — сквозь зубы процедил Драко, чуть склонившись к собеседнику. — Давай, ты же любишь ткнуть меня носом в родовую тупость! В идиотизм. В непроходимую глупость. В то, что я неудачник. Что ты знаешь в сотни раз больше меня... Но это ведь касается только чёрной магии. В остальном ничто не мешает мне сомневаться.

— Заткнись, болван! — зашипел Реддл. — Я был лучшим за всю тысячелетнюю историю Хогвартса! А ты... жалкое, — как первый плевок, — безмозглое, — второй… — существо! Даже не маг! — на «десерт».