Склеивая осколки

Глава 7. Что скрывает ложь?

В первых движениях чувства человек не волен.

М. Сервантес

«Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский»

Иди ко мне.

Одежда — ложь.

Оставь её.

О. Осипов

Староста Хогвартса медленно вышагивал по коридору, ведущему в Гриффиндорскую башню, хотя в душе хотелось орать и прыгать. Что почти и произошло чуть позже: оттолкнувшись посильнее, Рон дотронулся указательным пальцем до факельного светильника, абсолютно забыв о том, что может обжечься.

— Чёрт! — горе-студент потряс кистью, отгоняя боль, и вгляделся в ожог, пытаясь вспомнить какое-нибудь подходящее заклинание. Но тщетно. В мозгу кружили только одни мысли:

«Я занимался сексом. Или любовью? Или сексом?.. Блин, какая теперь разница?!»

Действительно, какая? Если то, что чувствуешь, за гранью понимания, и тянет повторить снова... и снова.

«Между нами химия», — не задумываясь, заключил Рон, резким кивком отбрасывая со лба волосы. Вердикт неоспоримый, потому что огневиски больше не спутывало сознание, в теле ощущалась приятная слабость, а сердце отбивало истину: «Как это, чёрт подери, прекрасно!»

Не то слово!..

Рон сунул руки в карманы — подальше от соблазна совершить новую оплошность — и обнаружил на дне одного из них, как недавно казалось, потерянную пробку от фляжки. Но с учётом ночных потрясений, рассеянность — логична и закономерна.

Рон шествовал по коридору, перекатывая в пальцах пропажу, и погружался в воспоминания, потому что не желал так быстро расставаться с удовольствием, от которого срывало башню. И неудивительно! Одно дело представлять себе что-то, другое — попробовать. И не по чуть-чуть, а нахально откусить приличный кусок. Да это в сто раз вкуснее, чем мамин пирог к Рождеству!

Как же теперь легко было понять Гермиону с её тягой к спонтанности! Там, на лестнице, всё существо захлёбывалось в эмоциях, а возбуждение зашкаливало, жёстко диктуя свои условия.

После близости Сандра упорхнула сразу, как только оделась: а делала она это очень проворно. Шустрые пальчики ловко расправились с пуговицами на блузке, молнией на юбке, подхватили блейзер и спрятали нижнее бельё в карман. На прощанье Фоссет легко поцеловала ленивого, всё ещё возящегося с рубашкой Рона и прошептала: «Не провожай меня».

Но он и не собирался. Нет, не то чтобы не думал об этом... Просто случившееся оставило много вопросов, ответов на которые он не знал.

Например, почему как озабоченный придурок нагло стягивал с Сандры трусы. Сдёргивал с плеч блузку, покрывая кожу поцелуями, и шептал на выдохе:

— Пожалуйста... Пожалуйста... Останься.

— Рон... Не надо. Так... — тихим, почти сломленным голосом.

Нет-нет-нет. Надо-надо-надо.

Слабое сопротивление только подстёгивало. Потому что видел, как горят щёки и застилает поволокой глаза. Чувствовал, как отвечают на поцелуи протестующие губы. Её ладони больше не оглаживали каменную кладку, а ласково скользили по спине, не пытаясь оттолкнуть. Сандра задержала дыхание от нового «пожалуйста» и...

— Будь со мной.

Приподнялась на цыпочки, оплела руками шею Рона и обхватила ногой его бедро. Раскрылась, подпуская всё ближе и ближе. Позволила ощутить, как горячо и мокро там... между ног. Он балдел от такого откровенного желания. И хотел... хотел... хотел, как одержимый.

Обоих притягивали взаимная боль и одиночество, заглушающие доводы рассудка. Обманутые в ожиданиях, пьяные, возбуждённые, они не могли разорвать нити, опутывающие их невидимой паутиной.

Рон остановился, вновь почувствовав эрекцию.

Довспоминался, балда! Остынь.

Он подпёр спиной стенку и вытащил руки из карманов. Опустил голову и потёр ладонями полусогнутые ноги. На пару секунд захотелось приложиться к фляжке, чтобы унять гормоны, но спиртное, блин, закончилось! А видения не отступали, подчиняя тело и сознание.

Странно, но кончики пальцев всё ещё ощущали нежность и влагу, даже интимное тепло; а в мозгу всплывали еле слышные стоны, когда они скользили там, где нужно. (Спасибо пьяным советам Джорджа!)

Сандра не дёргалась, не отворачивалась, не сжимала губы и не стискивала тело ногами. Не стеснялась подсказать. И Рон расстегнул молнию.

Он жутко нервничал, понимая, что толком не знает, как начать. Просто зарылся пальцами в распущенные волосы и целовал шею, сбивчиво шепча: «По... помоги... мне». Сандра еле-еле всхлипнула, шагнула ему за спину, отступила назад и ловко устроилась на каменных перилах, притягивая Рона к себе. Плавными движениями освободила его от лишней одежды.

Он воевал с дурацкими пуговицами, желая добраться до груди, пока Сандра не просила, а молила:

— Соври мне. Прошу тебя, — она перевела дыхание, будто не решаясь. — Один раз... Пусть хоть один раз... — и слегка закусила губу.

Рон развёл края блузки и поднял голову:

— Всё, что хочешь, — он слабо представлял, о чём речь, особенно когда так близок от проникновения. Вообще от первого секса с девушкой. Красивой, умной, понимающей. И о чём можно просить солгать в такой ситуации? Что это не впервые? Да легко! — Только скажи...

Ответ шокировал. Сандра произнесла его так тихо, что, казалось, послышалось:

— Соври, что любишь меня. Пожалуйста. Если... можешь.

«О, чё-ёрт...» — Рон на мгновение оцепенел.

Девчонка хотела того, что и многие. Того же, в принципе, что и он сам. Сандра была обделена этим правильным чувством и искала его в других. Вот так. Глупо. Абсолютно нелогично. А теперь ещё сознательно просила об обмане, как о лекарстве, и какое-то шестое чувство подсказывало, что делала это впервые.

Рон не знал, что ответить. Как себя вести. Отступить? Сейчас? Это невозможно. Потому что... невозможно! Только не ему. Он просто поцеловал Сандру. Так нежно, как только мог. Каждым прикосновением намекая, что это особый момент. Неповторимый. Для одного из них — точно. Говорить можно много, но так ничего и не сказать.

Рон ощутил, как Сандра не спеша притянула его за бёдра и медленно...

О, Мерлин...

...со стоном позволила проникнуть в себя так естественно... До самого конца.

Даже дыхание перехватило.

Рон ненадолго замер. Ничто и никогда не сравнится с... этим:

Влага. Тепло. Наслаждение.

Но это реальность. Охренительная, пульсирующая в венах действительность. Собственная ладонь — жалкое подобие! Потому что сейчас есть много-много большее: дрожащие от нетерпения губы... жадные объятия... горячее тело... биение девичьего сердца. И Сандра впустила глубже, чем кажется: не только в свою боль, но и в мечту.

Рон толкнулся. С неверием и придыханием. Делал это снова и снова.

Он потерялся в ощущениях. В спутанных словах на устах, в нежной коже, в каждом неосознанном движении, в тихих чувственных стонах. Он подумал, что если бы это была Гермиона, то кончил бы в тот же момент, как вошёл. Пришлось отогнать даже мысль о ней и забыться. Врываться глубже и яростнее, сцеловывая жар с полуоткрытых губ. Тонуть в синеве затуманенных наслаждением глаз. А ещё — пойти навстречу той, кто дарит мгновения близости с такой самоотдачей.

Будто ты — единственный.

Рон и не заметил, как с очередным толчком, пьянея сильней, чем от виски, протянул:

— Люблю-ю.

И почувствовал, как Сандра задрожала. Совсем иначе, чем раньше. Крепче обхватила его внутри и, вцепившись в спину, откинула голову чуть назад. Сандра не отдавалась, а таяла.

И этим обезоруживала.

Как и тем, что в глазах блестели слёзы.

— Люблю тебя, — Рон, наверно, сходил с ума, бездумно повторяя это, но стало совершенно наплевать на мораль и правила. Потому что ложь превратилась в сиюминутную правду.

Сандра так напрягалась и так дышала, что не оставляла никакого выбора. Давала понять, как близка к разрядке. И хотелось лишь проникать... трахаться... брать... пока не услышишь, как сдавленный крик удовольствия пронзит воздух.

Сандра кончила с тихим воем, уткнувшись лбом ему в грудь. Дрожа и обжигая кожу дыханием. И это сносило крышу наравне с подступающим оргазмом. Мыслям о Гермионе не было места: их смело шумными выдохами в такт с ударами сердца.

Рон продержался чуть дольше. Он кончил, вдавливаясь пальцами в гладкую разгорячённую кожу.

Отупеть можно...

Ощущения были в сотню раз круче, чем наедине с собой. Он старался выровнять дыхание, внезапно опасаясь, что теперь Сандра оттолкнёт. Но нет... Она просто обнимала. Молча. Прислушиваясь к стуку сердца.

И немой вопрос повис в воздухе:

А что дальше?

Как и сейчас. Когда до общей гостиной осталось совсем немного.

Рон решил пробежаться, но чуть не споткнулся о первую ступеньку, заметив на лестнице Гермиону. Та, свернувшись калачиком и подложив руку под голову, мирно и безмятежно спала.

Он присел чуть ниже и едва-едва погладил её по мягким волосам. Гермиона была красивой и необыкновенно далёкой.

Не его.

И, наверно, никогда не будет иначе. А значит, пришло время попробовать отпустить её. По крайней мере, перестать злиться как последнему идиоту. Рон подумал, что многое бы отдал ради её стонов и рваного дыхания на своей коже, но всё стало слишком сложно.

Он легко погладил Гермиону по плечу и позвал её.

Никакой реакции.

Ещё раз...

Опять ничего.

Рон пожал плечами, привстал и просто взял не подругу — бывшую девушку на руки. Она сладко обхватила его за шею и пробормотала во сне что-то бессвязное.

Вдруг нахлынувшая нежность чуть не заставила признаться в том, в чём раньше никогда не решался. Но смог бессовестно лгать Сандре, повинуясь минутной слабости.

Рон вошёл в гостиную и уложил Гермиону на диван. Потом присел на ковёр рядом и осторожно поцеловал её в переносицу. Большего позволить уже не мог: слишком опасно. Не хватало только снова сорваться и зайти дальше. И ведь — о, Мерлин! — тянуло. Особенно теперь, когда заниматься любовью казалось более прекрасным, чем сексом.

Но между ними всё кончено. И точка.

Рон вглядывался в спящее лицо, мысленно прощаясь с наивными мечтами, и тут губы Гермионы слабо шепнули:

— Гарри...

От услышанного Рон моментально покрылся красными пятнами. Стиснул обивку дивана.

«Какой, к драклу, Гарри? Почему Гарри? Вот херня!..» — ещё немного — и раздастся треск ткани.

Злость разливалась по телу, заглушая удары влюблённого сердца и захлёбываясь в свирепом крике. Если бы не близость с Сандрой, Рон устроил бы жуткий скандал. Тут же. И с лучшим другом тоже. Почему-то в голову лезли самые гадкие мысли, хотя рассудок сопротивлялся из последних сил.

Ревнивец вскочил на ноги, беззвучно внушая:

«Мне нужна Сандра. А ты катись, к кому хочешь!»

* * *

Гермиона проснулась от приглушённых криков из спальни мальчиков. С трудом разлепила тяжёлые веки, открыла глаза и вскочила на ноги, стараясь осознать, почему спит на диване в общей гостиной, а не в собственной кровати.

«Должно быть, отключилась».

Стоп. Ну не здесь же!

Усталость усталостью, но последнее, что вспомнилось, — слёзы на лестнице и дикое одиночество. Тогда почему общая гостиная? Гермиона, растерянная, опустилась на мягкое сиденье и напрягла память.