Склеивая осколки

Драко перестал крутить волшебную палочку и поймал себя на том, что...

О, Мерлин!..

Улыбается.

Как дурак.

Малфой разозлился сам на себя и намеренно выпустил палочку Гермионы из рук, как будто в его секундной слабости виновата она. Ведь эти несколько мгновений он не просто улыбался, а — о, чёрт! — не ненавидел Грейнджер. Она будто распространяла своё пагубное воздействие на всё, чего касалась.

Касалась...

Целовала.

Драко почти рычал, проклиная навязчивые мысли.

Он уничтожит их.

Сам.

Сейчас.

Не зная как, но уничтожит! Изживёт. Превратит в пепел и развеет по ветру. А пока просто подождёт, когда его заметят:

«Ночка обещает стать незабываемой!»

Он почувствовал азарт и лёгкое возбуждение: кажется, Грейнджер направилась к берегу. Драко напрягся. Свою палочку он, недолго думая, убрал в карман. Во-первых, в прошлый раз это не спасло. А во-вторых, никто не упрекнёт в преимуществе. Вдруг захотелось выиграть вот так — один на один. Без магии.

«Или снова вынырнет, или тебе придётся прыгать за ней. Ну что за дура?!»

Прошло совсем немного времени, и Грейнджер снова показалась на поверхности. Похоже, она нащупала ногами дно, потому что из воды стала видна линия плеча. Снова отбросила мокрые волосы и... замерла в нескольких метрах от берега.

Искреннее возмущение не удивило:

— Малфой!

— И как ты угадала-то?! Умнеешь на глазах.

— Не смешно! Что ты... — Гермиона смахнула капли с лица, — что ты здесь делаешь после отбоя?

Драко кичился от самодовольства:

— Как что? Ловлю рыбку в мутной воде, — он поднял с берега камешек и бросил в тёмную гладь. Грейнджер невольно обернулась, услышав «бульк» за спиной.

— Минус двадцать баллов Слизерину за нарушение режима, и уходи! — если б глаза умели прожигать дыры, то кое-кому бы точно не поздоровилось.

— Так это ты сегодня дежуришь? Интересный у тебя подход к своим обязанностям, — ещё один камешек полетел в воду, и всплеск раздался совсем рядом с Грейнджер, заставив её чуть отступить влево. Драко резкими движениями обтёр ладонь об ладонь и снова сложил руки на коленях.

— Я сказала, убирайся!

Гермиона сделала маленький шаг вперёд, теперь стоя в воде по плечи. И с чего вдруг решила, что Малфой послушается, если проявить настойчивость?

Он и не думал:

— Ну прямо дежавю какое-то... Мне приказывает идиотка, сунувшаяся в Чёрное озеро одна и без охраны. Ты рехнулась? Русалки не безобидные флоббер-черви, утащат на дно и не побрезгуют. Или ты возомнила себя первой красавицей Хогвартса и эти милые, — саркастичное замечание, — озёрные жители радостно примут тебя в свою обитель? Ха!..

Драко помнил, что опасные создания испытывают некоторую душевную слабость к привлекательным и невинным девушкам. Но последнее, по его мнению, к Грейнджер не относилось.

Гермиона поёжилась и крепче сжала в левой руке пузырёк с заветным содержимым — русалочьими слезами, которые не хотелось нечаянно обронить. Радость от победы омрачалась одним: хитрой физиономией Малфоя.

— Так ты решил меня подстраховать? Вот беда... Зря только время потратил. Я, знаешь ли, в этом не нуждаюсь, потому что приняла все меры предосторожности.

Никакой палочки и прекрасный дар для обмена. А чтобы точно не тронули и прислушались к просьбе — невинность и обезоруживающая нагота. Вот последнее сейчас стало новой проблемой. Кроме начинающегося озноба, конечно. Раньше, пока двигалась, он практически не чувствовался.

— И зачем ты полезла в воду? Только не ври.

Драко сунул руку в карман. Сжал палочку и попробовал прочесть мысли. Ситуация самая подходящая, но — вот дьявол! — не получалось. Сознание упиралось в стену. Похоже, Грейнджер совсем не боялась.

«Реддл же сказал, забудь про легилименцию».

Он вальяжно сцепил руки в замок.

— Давно хотела это сделать, — соврала Гермиона, потирая озябшие плечи. — Мечта детства: поплавать с русалками тёмной лунной ночью. При свете звёзд, — лгунью заносило: — Подальше от невыносимо любопытных мерзавцев!

— А врать, между прочим, нехорошо, — Драко поцокал. — Так на самом деле, зачем?

— Тебя это не касается. Уходи, — Гермиона медленно переминалась с ноги на ногу, чтобы не стоять неподвижно. Попалась, да, и что?! Жутко стыдно, но цель оправдывала средства.

— И не подумаю. Я охраняю тебя от страшных монстров, — ехидно заявил Драко, расцепил руки и ненадолго опустил взгляд. — Твоя палочка рядом со мной, одежда — подо мной, и мне очень любопытно, как много её осталось на тебе? Выходи — проверим, — он театрально поманил Грейнджер пальцем.

Та вспыхнула, как спичка:

— Отвернись! Сейчас же! — щёки горели огнём. Злость подогревала, даже лёгкий озноб пропал.

Но Драко — вот гадёныш! — мотал головой и подхватил с земли палочку Гермионы. Непростительная ошибка: позволить дважды себя разоружить.

— Грейнджер, ты за кого меня принимаешь? Я не с того факультета, чтобы воротить нос от подобного зрелища. Хочется поставить на то, что на тебе... ничего. Можно, конечно, встать и проверить, но так интереснее, — на лице красовалась кривоватая улыбка. Вот что смешного?

Гермиона внутренне напряглась: положение хуже некуда. Она сделала над собой усилие:

— Пожалуйста. Отвернись...

Негодник вскинул бровь:

— Будь разумна, ради Мерлина! Я похож на того, кто послушается? — Драко опять поманил её пальцем.

Она фыркнула и перешла в наступление:

— Малфой! Предупреждаю...

— Ты мне угрожаешь? — чувствовалось открытое удивление.

— Хм. Че-ем? — его голос стал тягучим.

— Что, — на выдохе.

— Ты, — немного громче.

— Мне, — нервно.

— Сделаешь? — почти шипение.

— Что? — облизав губы.

Продолжение фразы сорвалось само собой:

— Поцелуешь?

Ба-бах.

Это сердце ударило в грудь. И Драко, и Гермиона задержали дыхание. Повисла пауза.

Он сказал это. Глупо брякнул. Оглушил их обоих.

«Это не влечение, Реддл! Ни хрена это не оно!»

— Ни хрена... — Малфой издал нервный смешок, похожий на издёвку. Но терзания целого дня не давали покоя. Обратного пути нет: — Ответишь на мой вопрос, и я, так и быть, отвернусь. И в твоих интересах не тянуть с ответом, — прозвучало серьёзно. — Холодно, наверно... Тут даже горячее гриффиндорское сердце не поможет.

— Что тебе нужно? — голос дрогнул. Гермиона решила, что ещё немного водных процедур, и простуда ей обеспечена.

Драко спросил негромко, но и этого оказалось достаточно, чтобы замереть:

— Почему ты это сделала? — уточнять, что именно — пустая трата слов. Обоим ясно, о чём речь. И это не вопрос — искушение. И пытка, потому что...

«Что сказать?.. Солгать? В чём? Что не хотела тебя поце...»

Окончание застыло в мыслях. И на губах. И произнести его вслух... невозможно.

Остановись.

— Я сделала это, чтобы вернуть палочку, — Гермиона выдохнула. Она не слишком доверяла обещаниям Малфоя, поэтому предпочла напомнить твёрдо и настойчиво: — Всё! Уходи или отвернись.

— Нет! — он покачал головой.

— Что «нет»? Я же ответила! — возмущению не было предела. Как будто завалили на экзамене.

— Нет, — повторил Драко. — Иначе ты бы не проиграла дуэль. И, значит, врёшь. А во мне очень кстати проснулась любовь к истине, — и опять он не улыбался своей типичной малфоевской улыбкой. Это казалось странным.

— Но другого ответа нет!

— Или говори правду, или выходи! — Драко вскочил на ноги.

Ультиматум вывел Гермиону из себя. Она мёрзла. Но ещё больше — злилась. Так злилась, что кровь струилась по венам всё быстрее и быстрее.

Пылая гневом и возмущением, ответный ход сделать было несложно: шаг к берегу. Плавно, но решительно. Максимально расслабившись, чтобы меньше чувствовать холод. И не думать — просто считать удары сердца: такого безумного...

* * *

Малфой не ожидал, что Грейнджер осмелится. Что вообще совершит подобную глупость! Он не двигался с места и не мог отвести взгляд от водной границы, за которой начинался соблазн.

Плечи...

Ещё один шаг навстречу.

Нужно было просто сказать то, что требуется, и всего-то... Упрямая. Вот упрямая!

Грудь...

Натурально. Чокнутая!.. — ведь Грейнджер не идёт — плывёт.

Нет — подкрадывается. С горящими глазами. С мокрыми волосами, прядями ложащимися на плечи изящной волной... чуть прикрывающими грудь. Ступает неслышно и мягко, загоняя внутренних демонов Драко в дальний уголок сознания. Беспощадно и смело затыкая им рты.

А Гермиона не боится. Странное, ранее незнакомое чувство захлёстывает её вместе со стыдом: ощущение власти над обнаглевшим Малфоем. Его холодное лицо едва заметно меняется, стягивая маску напускного равнодушия, и это дурманит и разгоняет кровь.

Гермиона даже замирает на секунду, чтобы проверить... Нет. Не кажется. Это не может показаться! В глазах — приказ. Просьба. Опять приказ:

Иди. Ко мне.

И снова шаг.

А Драко ждёт. С каждой секундой обнажённое тело всё больше и больше открывается перед глазами. Стройное. Влажное. При свете луны сияющее серебристо-серым цветом.

Бёдра...

«Смирись с этим. Убеди себя, что тебе по хер! И её заодно. Найди потом какую-нибудь шлюху... или подрочи на худой конец».

Ноги...

«Ох же ж...» — возбуждение приятной тяжестью затапливает тело. Стояк топорщит брюки. Драко переступает, чтобы это не так бросалось в глаза. И что?! Закон природы. Хренов закон!

Ноги...

Это просто тело. Фригидное. Деревянное. Грейнджеровское. Тело.

И оно уже так близко, что можно дотронуться. Уничтожить эти мелкие мурашки собственным теплом.

Волшебная палочка выпадает из рук, но какая разница, блин! Не искать же её сейчас... Когда капли воды змеиными струйками стекают по ложбинке между грудей, встречаются с другими каплями, сбегают ниже и ниже... По животу. По бёдрам. Вызывая дикое желание коснуться. Жадно. Языком. И закрыть наконец эти занудно-тёмные, невыносимо-нахальные, искушающие яростью глаза!

«Какого хера ты опять в них смотришь?! Ниже. Смотри ниже. Представь грязнокровку на коленях.

С членом во рту».

Драко медленно опускает взгляд. Должно быть, похабные мысли отпечатываются на лице, как на пергаменте. А в паху по-прежнему ломит.

«Шлюха. Мокрая. Голая. Шлюха!»

И тут будто плетью по коже. Пощёчина заставляет поднять глаза и отрезвляет.

Ненадолго.

Это расплата. За шантаж. За порочные мысли. За унижение. Драко стискивает зубы. Теоретически — заслужил. Разозлён, и что?!

Что дальше?

«Ударить — это гадко даже для тебя, Малфой. А что тогда? Трахнуть?»

Драко собирается с духом и выдыхает, повторяя набивший оскомину вопрос:

— Почему?

— Что — почему? Почему я стою перед тобой голая? Или почему ты такой гад, бессовестная сволочь и мерзавец? Подлец?

— Ох, сколько ласковых слов на ночь. Ты хочешь возбудить меня, Грейнджер?

Как будто это не так! Она стоит и смотрит на него. Гордая. Красивая. Невозможная в своей смелости, граничащей с развратом. С чуть дрожащими то ли от эмоций, то ли от холода губами. Кажется, он знает их наизусть. Все изгибы и трещинки. Их нежность. А теперь ещё и трепет. И почему-то хочется согреть их...