Склеивая осколки

...сражаясь до боли.

Гермиона не успевает ответить Малфою: его губы врываются слишком неожиданно. Обрушиваются своей мягкостью и теплотой дыхания.

Жестоко и нагло.

Гермиона плотно сжимает губы, упирается кулаками в плечи, глухо мычит, дёргается… Один раз. Ещё один... Но — о, господи! — как же слабо. И чуть сильнее. Только ладони Драко крепко обхватили лицо, не давая увернуться и приятно согревая озябшую кожу. Окутывая своей близостью словно одеялом.

— Нет, — роняет Гермиона, но вместе с протестом требовательные губы проникают чуть глубже. Скользят по гладкой поверхности зубов. Ласкают. — От…

«...вали».

Прекрати. Уйди. Исчезни.

«Зачем я тебя чувствую?..»

— Зачем? — выпытывает она, не уступая Драко.

А в ответ — тишина. Если можно назвать тишиной звук тяжёлого дыхания, уже такого знакомого. До дрожи. Только теперь не страшно, теперь всё...

...гораздо-гораздо хуже.

Тепло опускается, разливается по телу жгучей волной, заставляя сердце стучать и стучать как ненормальное. Необходимые слова застревают ещё в мозгу, не позволяя губам даже шевельнуться.

А просто ждать.

Чего?

Малфой уже не целует. Но не отпускает. Гладит пальцами скулы и смотрит в глаза невозможно-долгим-непозволительно-долгим взглядом, а в черноте зрачков только одно: «Впусти меня... в себя». И достаёт этим до остатков сознания. Отключает их. Вот так — ни слова не сказав.

И почему нет сил повторить «нет»?

Потому что Малфой знает. Он читает... меж строк. И именно поэтому ещё раз, медленно и крепко, прижимается губами к губам. И чувствует, как они приоткрываются без всякого сопротивления.

«Дура. Какая же ты дура, Грейнджер!» — она сдаётся — закрывает глаза. Зачем? Но ведь не обязана...

Никому и ничем.

Она вдруг отказывается анализировать и спорить. Может только чувствовать, как земля уходит из-под ног. И единственное, что держит от падения, единственное, что существует, — губы к губам. Без единого шанса на бегство.

...Драко не понимает, почему делает это.

С ней.

И с собой. Почему он позволял смотреть в глаза так долго, как не разрешал никому-никогда.

И какого хрена творит это снова:

Тянется к ненавистным губам.

И целует. Целует... Все сильнее и сильнее. Чувствует, как она поддаётся, и упивается этим, будто больной придурок. Наслаждается своей властью и чужой слабостью.

Но разве это так?

Разве можно так исступлённо целовать того, кого ненавидишь?

Как сейчас самого себя. И впиваешься... вгрызаешься в губы, в их нежность, со всей ненавистью и животной страстью. И ощущаешь, как лопается, словно мыльный пузырь, самообладание.

Драко почти рычит. И теперь можно заавадиться самому оттого, что именно его язык первым скользит внутрь. В эту сладко-дурманящую темноту. Во влажный горячий рот, чувствуя незнакомый, опасно-прекрасный вкус. Опасный, потому что нельзя-нельзя-нельзя, а ему плевать-плевать-плевать!

Драко жадно втягивает воздух. И дышит ей — дышит Грейнджер! Пробует. Проникает. Встречается с её языком и тащится от его движений. Мягких и глубоких. Глубоких, потому что достают до самого нутра. И нет сил открыть глаза, словно не хватает дурацкой... смелости?

Пальцы уже застыли на девичьей шее, а в голове одно:

«Не лапай. Не смей».

Это грёбаное поражение.

Остановись.

«Только сначала придумай, как ты выберешься из этого... дерьма».

Потому что свихнулся. Упал ниже некуда. Потому что материшься с каждым новым вдохом и не можешь оторваться.

Что это там вопит внутри? Родовая кровь? Так пусть заткнётся! Потому что весь мир встал с ног на голову. Нерв бьёт о нерв, а вкус греха обволакивает горло. Струится по сосудам, заставляя безмолвно кричать. И что ты делаешь? Ты пьёшь и пьёшь Грейнджер. Втягиваешь нижнюю губу и думаешь только о том, что хочешь ещё... Кусаешь... До боли и стона. И снова лижешься с ней. Ловишь себя на том, что хочешь трахнуть её. Нет, хуже — затрахать до собственной потери сознания. Чтобы вытрахать оттуда даже мысль об этом!

И это мучает Драко.

Грейнджер. Она разрывает его высокомерие в клочья.

«Заткни свой член!

Она — само зло. Её губы. Вкус. Язык. Её нагота.

Грейнджер опять тебя — вот сука! — мучает.

Тем, что почти прижимается.

Тем, что не ненавидит тебя!..

Тем, что хочет.

Она тебя хочет?»

Малфой резко отстранился, заставив Гермиону распахнуть глаза. Его дыхание всё ещё тяжёлое, и слова пропитаны ядом:

— А вот и ответ, Грейнджер. Ты сделала это, потому что хочешь меня. Поэтому и не можешь ненавидеть. И позволяешь мне, Малфою, цинично пользоваться тобой. Сейчас. Гадкое чувство — хотеть без взаимности, да?

Он знал, как оглушить. Ту, что сама не понимает, почему поддалась этим губам.

И что тут можно сказать? Этого не было? Тебе показалось?

— Это ты меня п-поцеловал, — Гермиона от волнения и стыда вдруг запнулась на полуслове. — Сам.

— Только для того, чтобы ткнуть тебя носом в собственное враньё. Ты ответила на провокацию, Грейнджер, и тебе придётся с этим смириться. Ответила смело и недвусмысленно. Но даже голой ты не вызываешь ничего, кроме жалости!

Он наклонился и бросил Гермионе её одежду.

Реакция Грейнджер не подвела. И гордость тоже. Высоко вскинутая голова, а в карих глазах — железная выдержка:

— Не переворачивай произошедшее. И не делай из меня идиотку! Кем ты себя возомнил?! В чём твоя проблема? Во мне? В том, что случилось вчера?

— Лучше подумай о том, что случилось сегодня, дура! Это я — твоя проблема. Одна большая опасная проблема. И, кажется, Уизел тупо сбежал. Он тебя раскусил? Простонала «Драко», когда трахалась? Или, может, когда кончала в первый раз в жизни? Выходит, даже такая заучка умеет хотеть, просто ей претит всё доступное? Банально... А теперь сними с меня ещё десять баллов за непристойное поведение, и забудем обо всём.

— Какая же ты сволочь, Малфой!

— Ещё какая!.. — потому что врёт даже самому себе.

Он поднял с земли сумку и закинул её на плечо.

Гермиона не кричала, а шипела:

— Пошёл к чёрту! К дьяволу! К дракловой матери! Ты хотел меня вчера, хочешь сейчас, но попроси я тебя сделать это, ты бы испугался. Не смог.

Драко это не задело:

— Я могу больше, чем ты думаешь. И значит, я всегда буду в выигрыше.

Гермиона чуть приблизилась:

— Да ну?.. Ты забыл кое-что важное... — каждое слово как обвинение: — Я. Знаю. О. Твоих. Правилах. И это уже игра на равных.

— Ты считаешь? — Драко ухмыльнулся, прокручивая в голове подслушанный Гермионой разговор. Повернулся и высказался напоследок:

— Что ж... Утешься хотя бы этим.

Она закусила губу, и Малфой, матерясь про себя, отшвырнул желание сделать это вместо Грейнджер. Шёл к замку, не оборачиваясь, и не понимал, почему демоны внутри так долго молчат.

Но никто об этом не узнает.

Никогда.