Склеивая осколки

— Но тогда мы бессильны! — воскликнула Гермиона, злясь на свою никчёмность. Финальным рывком захлопнула бесполезный талмуд, а заодно и ясность суждений: — Мы не справимся с Аббот... — миг оборвался, кто-то внутри кричал и дрался, отбиваясь от пустоты. — Если я... — язык заплетался, оттого что поражение обступило её.

Мутная тень в длинном чёрном саване промелькнула в сознании. Ладони вспотели, голова поникла, душа заплакала, а голос сломался, борясь с новым приступом:

— Драко, п...помоги мне, — потому что ей плохо.

Боль стоит на пороге.

А Гермиона одна, готовая встретить её и не готовая принять. Кабинет уже побелел, изогнулся, как в кривом зеркале, наполнился холодной бездной, и траурная тень парила от стены к стене, поглощая свет.

— Драко... — впервые в жизни Гермиона просила его о помощи.

Вообще, Драко впервые кто-то просил о помощи так доверчиво и неотступно. Какой из него спаситель?!

Он не умеет.

— К...как? — запинаясь, выдавил он.

Положил руку ей на плечо. Скомкал пальцами ткань. Соскользнул ослабшей рукой... и рухнул на колени, словно тот же страх толкнул его в спину. Не к Грейнджер — к Гермионе, ближе и ближе.

Драко поймал отсутствующий взгляд и атаковал её рассудок, стараясь найти причину.

Сознание даже не сопротивлялось — то ли ждало вторжения, то ли растеряло остатки сопротивления, придавленное бессвязным бредом. Полумрак, полукрик, полуболь повисли в воздухе, раздвигая меловые стены комнаты. Гермиона, вся в белом от горла до пят, полулёжа, боролась с чёрной фигурой телом и духом. Отбивалась, царапалась, изворачивалась, а хищница с немытыми угольными патлами не отступала: хватала за волосы, за горло, била наотмашь и завывала предсмертным воем.

Что-то непоправимое приближалось в лице вечного врага, но упрямая Гермиона пиналась, как оглашенная.

Тогда немилосердная тварь одним махом сломала ей ноги и с победным кличем насладилась содеянным. Кровь растекалась на светлом полу алым пятном, а жертва дралась и дралась, от агонии не чувствуя боли.

Драко не мог тронуться с места, наблюдая за схваткой безгласым судьёй. Собственное сознание наказывало его, выстроив из паники пятую стену. Выстроив там, где не поможет ни палочка, ни легилименция.

Стена крепла, а Гермиона проигрывала. Она стонала и металась, облепляя лицо нитями волос. Руки её не слушались, они изогнулись, будто мраморные сучки, а уродливые, остервенелые пальцы мучителя уже крепко держали лохматую голову. Бездонный рот издавал утробно-клокочущие звуки, и его смрадное морозное дыхание рассеивалось от истошного вопля Гермионы.

Драко слышал и сознавал, что она кричит, кричит не в воображении — кричит по-настоящему, дробясь на части, а он бесполезным куском дерьма следит, как тщедушное существо прижимается губами к губам.

И Гермиона сникает. Стихает под высасывающим разум поцелуем, отчего потемневшие стены пульсируют всё тише и реже.

«Не-ет!»

Драко не узнал свой жестяной голос, не понял причины — лишь озвучил то, что всколыхнулось в памяти, именно вот так и именно теперь:

— Ханна!.. — фигура замерла, отстранилась, обернулась, приоткрыв свой гнилой рот. — Ханна, отпусти её, — и последняя просьба неравнодушного сердца: — Оставь её... мне.

«Мне» — всего одно слово, но комната вдруг отогрелась, и стены раскалились добела. Аббот затрясло, её утробное сопение отдало скорбным плачем и...

Всё стихло.

Пятая стена рассыпалась; полутьма, а вместе с ней и Сколопендра исчезли, но Гермиона так и осталась лежать, бледная с макушки до пят, бесцельно глядя в потолок сломанной игрушкой.

Драко бросился к ней, видением упал на колени. Запутался в завязках белоснежной мантии, удавкой обвившей шею, и разорвал их, только подумав об этом.

— Ты не умерла, — нервные пальцы, словно пересчитывая пуговицы на блузке, спускались всё ниже и ниже. — Ты не умерла, — невнятно вторили губы, отгоняя личного боггарта, струящегося в крови.

Это не кошмар — игры сознания.

Драко рванул тесный воротник, обнажая грудь, прижался ладонью и замер, ловя слабое движение под тонкой кожей:

— Ты не умерла, — выдохнул он, склонившись к её лицу, пока боль старой подругой гладила его по спине.

Он гипнотизировал красивые, бездонные глаза, горящие живым блеском. Резкий вдох Гермионы, полухрип, её судорожные глотки здорового, тёплого, человеческого дыхания вырвали обоих из небытия.

Иллюзия оборвалась, приступ отступил, а Драко так и стоял на коленях в ногах Гермионы, прижимая ладонь к полуобнажённой груди. На блузе верхних пуговиц не хватало — увлёкся, но он чувствовал тепло её кожи. Стук сердца. Вдох. Выдох. И благодарность, смешанную с неровными всхлипами.

Драко с трудом проглотил реальность. Что-то подсказывало, что Грейнджер знала всё. Может, и не видела, но слышала всё спутанным несдающимся сознанием, поэтому пришлось согласиться:

— Да, — вышептал он, опуская глаза. Глоток воздуха не принёс ему облегчения: — Я боюсь, — он высвободил руку. — Боюсь за тебя.

Признание лучше вранья. И хуже правды. Драко слишком хорошо это знал.

Гермиона обвила его шею, сползла с сиденья, ударившись коленями об пол, вжалась бёдрами и поцеловала. Не горько, не сладко — любяще. Робко. И Драко ответил. Наверное, так же... Легко и искренне.

— Не надо, — он отстранился. О, чёрт, ломается как девчонка!

Гермиона застыла — всем сразу. Почти приняла поражение, как недавно безумие с лицом Аббот, притупила надежду и тогда...

Драко поцеловал её. Не нежно, не властно — отчаянно, вдруг почувствовав неудержимость. Поймал её пульс, её обиду и, вытеснив страх, поцеловал так, как хотел: всем своим трусливым сердцем — оно заговорило за него истомлёнными губами и тёплым языком. Драко обхватил Гермиону за талию, подтянул на кушетку, привстал, дёрнулся за палочкой...

— Кхе, кхе, кхе... — как ледяной душ.

Демонстративное покашливание заставило их опомниться, состряпать невозмутимые лица и повернуться.

— Надеюсь, сверхважное важно — это не то, что вы пытались нам показать, — съехидничала Джинни, пока Гарри делал вид, что разглядывает книжные полки.

Гермиона покраснела: сами виноваты. Пора заклеить им рты! Хотя если не лгать себе, эта спонтанность, эта исчезнувшая грань рождала ещё одно счастливое воспоминание.

И ещё одно сладкое блюдо.

Для дементоров.

Гермиона спрятала его поглубже. Недалеко же она ушла от Рона! Может, и не бросается на людей с кулаками, но здравомыслие держится на честном слове. Хорошего мало. Пора что-то предпринять, пока Драко не понял, насколько всё плохо.

В следующую секунду камин вспыхнул, и в зелёном пламени возникли три силуэта.

Драко уже устраивался за столом и почему-то радовался, что нарисовавшийся Уизел не застал столь пикантную сцену. Фоссет и Лонгботтом не волновали. Поттеру же тянуло сказать «спасибо», впервые заявился вовремя. Было что-то в этой внезапной близости предательски важное. Недопустимое. Постыдное. То, чем Драко откровенно брезговал — чувства.

Будь проклята эта Аббот! Она превратила его в размазню.

А Фоссет должна перестать коситься на него! Краснеть и смущаться. Что бы они ни творили в этом кабинете несколько месяцев назад, всё в прошлом. Хотя рыжий бы удавился!..

Драко стирал оголённые чувства пошлыми картинками, лишь бы спрятаться от истины. Кажется, тогда он не выпил — он слизал с Сандры полбутылки вина: с губ, с шеи, с груди, с бёдер. И трахал её часа три. Сейчас это отрезвляло...

...от Гермионы.

— Мы летим в Азкабан, — развернувшись, сообщил Поттер. Опять вовремя и по делу.

«Да!..» — блин, Драко почти выкрикнул чёртово «спасибо» и посмотрел на Грейнджер:

— А я что говорил!

Да здравствует Малфой! И Поттер не такой уж кретин.

Гермиона хмыкнула, выпрямилась и уставилась на лучшего друга:

— И давно ты так решил, Гарри?

Сумасшедшие идеи, должно быть, витали в воздухе.

— Мы решили, — уточнил Рон, подпирая спиной каминную полку. — Где-то между второй и третьей стопкой.

— А где вы раньше были? — не унималась Гермиона. Любопытство явным пороком надоедало вопросами. — В смысле, почему я узнаю об этом только сейчас?

— Ты точно хочешь услышать ответ? — оскалился Рон. У всех свои заговоры. — Мы летим в Азкабан, и это главное. А если твой мозгоправ боится... — беглый взгляд на Малфоя, и: — ...так его никто и не просит. Сами справимся, — Рону доставляло крайнее удовольствие совмещать «мозгоправ» и «боится» в одном предложении. — Тем более его шкура под колпаком министерства.

Только Драко не нужна рыже-вшивая забота:

— Надзор не запрещает врезать тебе по заднице, Уизел! — он запустил в обидчика тем, что подвернулось — книгой, но тот уклонился, и брошюра угодила в потухший камин.

Гермиона возмущённо приоткрыла рот: что за пренебрежение к бесценным изданиям?! Про перебранки речь уже не шла... Кислотой не вытравишь. Но хоть в одном вчерашние противники солидарны: Азкабан. Опасное предприятие без козырей на руках. Правда, последнее особенно напрягало. И злило. Но всё безопаснее, чем будить внутреннего боггарта.

— Допустим, мы летим в Азкабан, — скрипя неодобрением, произнесла Гермиона, переводя взгляд с Рона на Гарри и обратно. — Может, у вас и план есть? Если аргументов не нашлось, — ведь про эфемерные шансы с эмоциями известно лишь ей и Малфою.

— Ханна просила меня об этом, — поделился мыслями Гарри, — это сойдёт за аргумент?

Невилл светился, Сандра превратилась в слух, а Гермиона вкупе с Малфоем непонимающе хлопали глазами:

— Просила тебя? — она старательно перебирала в уме варианты: «Гарри успел выторговать у Долиша свидание или что?» — Ты о чём?

Он переглянулся с Джинни, вдохнул любимый аромат, коснулся им воспоминаний, заскучал... Разгадки будто уменьшали дистанцию между ними, возвращая веру в себя:

— Она пыталась предупредить меня о Макгонагалл. Понимаешь, предупредить, а не поиздеваться, — зелье сложило смутно-потерянные звуки в слова. — Ханна назвала мне её имя, когда уходила. И она оставила мне очки как улику в надежде, что я найду их и пойму: что-то случилось. Куча ошибок и столько же фактов, разве это похоже на Сколопендру?

Ей чужда безалаберность.

— Ханна не зло, она Особенная, — защищал Аббот Невилл. — Она разрушала себя, но и страдала от того, что творила. В душе она хотела быть пойманной.

Даже так?..

— Видно, плохо хотела, — не удержался Драко от «ценных» замечаний и потёр изуродованное запястье. — Паршивая из неё страдалица.

«А то ну прям агнец божий!» — шрамы защипало, и он еле сдерживался, чтоб не высказаться похлеще. Значит, Поттер уже растрепал о пророчестве, которое никого не обеляет.

Драко отпустил разумную шпильку:

— Лонгботтом, а если у Аббот тупо крыша поехала?

— Любопытная у неё крыша, — иронично отстаивал свою позицию Невилл. — Съезжает быстро, избирательно, почти гениально, оставляя в дураках даже тебя. Хочу такую же!

Драко плюнул на приличия и показал Лонгботтому средний палец.