Склеивая осколки

— Я припас его напоследок. Чтобы выжить, малыш...

Аббот опять не поверила:

— Я слишком долго следила за тобой, чтоб не понять: ты не глуп. И умеешь лгать. Извлекать выгоду. И пользоваться благами. Между прочим, с абрусом тебя подставила я, когда подбиралась к этой полоумной! Стебль порой рассеяна, а ядовитые ягодки творят чудеса... Лавгуд сама приплыла мне в руки. А уж травануть твою шлюшку Фоссет — заслуженный бонус! Жаль, не сдохла.

Рон взорвался, и очередной свист ударил Сколопендру в грудь, рассыпался серым прахом и исчез, не тронув и волоска.

— Ещё раз — и я убью тебя! — поправляя дырявую робу, пригрозила она. — Но сначала прикончу Грейнджер. Тихо. Во сне. Потом — Поттера. Прилюдно. Затем твою сестричку. У гроба.

И это тихоня-Аббот?

— Замолчи! — не выдержал Невилл. Он выставил палочку, источая боль. — Замолчи, я больше не хочу ничего слышать.

Но Аббот цинично засюсюкала:

— А придётся, милый... Ты что, думаешь, меня надо спасать? Правда так думаешь? А если я скажу «нет»? Ведь всё, что мне нужно, в шаге от меня, — она снова указала на Малфоя, на его метку: — Вот эта грязная шкура!

Приехали... Рано он радовался.

— Ты так его ненавидишь, — Невилл не спрашивал — утверждал. Он, кажется, ощущал всю силу её презрения.

— А за что его любить? — отплевалась Аббот. — Этот жалкий, трусливый, скользкий змей выторговал себе свободу. Но ценой чего? Совести! Вы... вы все... защищали его, словно он стал бы защищать вас!

Ханна расхохоталась.

— Он только что спас мне жизнь, — Невилл невольно коснулся шеи.

— Он спасал себя! — спорила не Ханна, её порочность. При этих словах Гермиона перевела взгляд на Драко, а Аббот гордо вскинула подбородок:

— Его заставила я, — она обнажила потускневшие зубы. Полыхнула неестественной чернотой. — Дочь керы, — её голос развеялся по «ветру», струящемуся из морозного рта.

— Керы? Древнего демона? — удивилась Гермиона, вспомнив слова Снейпа. — Но это абсурд! Это магловский миф. И только миф! — выкрикнула она, убеждённая в своей правоте.

— Я знаю, — согласилась Ханна. — Но они зовут меня так, когда приходят ночами. Во снах.

Кто — они? Дементоры? Реддл, безносый урод, утаил самую суть!

Драко совсем запутался: «Что за керы?»

Он не на шутку нервничал, Сколопендра своими излияниями явно тянула время. Она ступала по залу, хищно озираясь:

— Малфой — Пожиратель, а вы идиоты! Ты, Поттер, первый, потому что вернул его палочку. Грейнджер — вторая, за то, что втянула мамашу!.. Хотя за это, наверное, спасибо, — Аббот наигранно склонилась. — Хоть какое-то наказание для Малфоя. Макгонагалл — третья, потому что нянчилась с этим подонком, а всего-то надо было приврать! Было очень приятно погостить у неё в Хэллоуин. После войны верит во всякие бредни... Наивная старуха! А уж стукнуть на неё — как конфетку отнять.

— Врежь ей снова, — не по-геройски советовал Гарри, кивая Рону и уже ненавидя «древнего демона».

— Врежь мне сам, Тот-кто-не-сдох! Как же легко было накрутить твою благоверную... Ревность — прекрасное оружие в борьбе с героем! Ты же за свою Грейнджер на эшафот. В камеру. В койку? — Сколопендра умела достать. — Даже готов врезать мне! А сможешь?

— Верни мне палочку, Невилл, — Гарри, не вставая, вытянул руку.

Неожиданно и объяснимо тот упёрся, виновато пожав плечами:

— Я не могу. Прости...

«Как это — не могу?» — Драко рискнул и попробовал влезть к нему в голову: не вышло. И, значит, либо без палочки он лох, либо... Лонгботтом выключил мозг. Эх, дефективных не бьют.

Гарри согнул малопослушные ноги и, превозмогая грабительскую усталость, стёр кровавые дорожки с лица:

— Невилл! — прикрикнул он, чтобы протрезвить друга. — Заткни её, наконец!

Больше некому.

Лонгботтом изучал лаковые переливы искусной работы Оливандера и постепенно тлел. Лишь теперь Драко увидел, что не пускало его: боль. Нещадное облако боли. И если мерзавку не унять, она добьёт своего спасителя.

Всё летело в тартарары.

— Пожалуйста, — громко взмолилась Гермиона. — Я должна подумать, — на пару секунд она не поверила внезапному откровению. Вчера, в кабинете это был не только приступ: мозг подсказывал ей, как мог.

— Умнейшая ведьма, дракл тебя возьми, — Аббот желчно прыснула, — а не в состоянии понять самого главного! Мне надоели твои потуги, — она с досадой расставила руки. — Вы все мне надоели. Хотите, скажу, кто я?.. Сейчас я — ваша Грейнджер, — Аббот пренебрежительно отвесила реверанс.

— Взамен на что? — Гарри не сомневался в оплате. И в том, что врага лучше знать в лицо.

— Имя, — елейно передразнила Сколопендра, уставившись на Малфоя. — Одно. Имя.

— Какое? — спросил Драко, уже предчувствуя подвох.

Гадина ужалила всех и разом:

— Того, кто умрёт за правду.

Совсем тронулась.

Воздух слипся от напряжения. И тишина накрыла замок, словно купол, заперев добычу вместе с охотником. Бах! — ловушка захлопнулась. Но Драко не затрясся, не вздрогнул, он не испугался вообще, не удивился ни грамма, прекрасно улавливая намёк:

«Малфой».

Это имя — Малфой. Других не существует. Не для одержимой твари. И Грейнджер поняла это. Поттер понял это! Лонгботтом — прочувствовал. И, похоже, даже рыжий болван не сомневался: Аббот нужен её трофей. Не ради смерти — ради...

Унижения.

Чтобы втоптать Малфоя в такое дерьмо... И неважно, сколько раз назовут его имя. О Мерлин, даже неважно, кто! Он — пустышка. Ничто. Ноль. Нелюдь. Предатель. Вор.

Он не нужен.

И даже если выживет, усвоит это навсегда.

Аббот — настоящая дрянь.

— Ну что же вы? Герои... — в её плевках — смесь гнева и разочарования. — Назовите имя. Одно имя — и мы сможем расстаться друзьями, — глумилась она.

Но тут выступил Невилл:

— Ханна Аббот.

Та даже не сразу поняла:

— Что, милый?..

— Я говорю: Ханна Аббот, — бедняга походил на призрак, выставив палочку для праведной казни. — Наверно, я обреку твою душу на скитания, свою — на муки, но я не могу тебя отпустить.

Убил.

Просто.

Убил.

Поттера пригвоздило. Уизела — тоже. А Драко никогда... никому... не признался бы...

...что Лонгботтом крут!

И не признается. Он ботаник, раззява, дуболом, но он крут. Потому что заставил Аббот заткнуться. Приоткрыть рот. Дёрнуть им, разбавив одержимость испугом. Пригладить полосатую робу. В тупом неверии замотать головой.

Увидеть, что Лонгботтом не шутит.

Разозлиться. Обидеться. Взбунтоваться.

Прощай, малыш.

И радость. И злость. Прощай, ненависть. Стыд... Их уже не вернуть. Никому. Пусть все чокнутся. Завтра. Пусть надеются лишь на себя, сопротивляются, но не стоят на коленях. Не проиграют...

...ей.

Хрен-знает-кому.

Сколопендра за миг сама стала жертвой. И только Грейнджер не собиралась молча смотреть:

— Нет, Невилл, не надо, я знаю, кто она! — Гермиона перевела дыхание, надеясь, что кое-кто признается сам, но Аббот лишь ухмылялась, вероятно, предрекая какую-то чушь.

Недооценила ты Грейнджер, стерва.

— А что это меняет? — выстрадал Невилл, не опуская палочки и всматриваясь в хрупкого дьявола с любимым именем. — Она не особенная, — его мантия дрожала вслед за рукой. — Она кровожадная и подлая, она — не моя... И если ты не знаешь иного выхода, то, прошу тебя, помолчи.

— Да, я не знаю его, ты прав, — Гермиона учитывала все варианты. Всегда. — Но без неё нам не поверят! Иначе мы просто сошли с ума. Невилл? — похоже, тот не отдавал себе отчёт в своих действиях. — Остановись. Она не демон, она всё ещё человек, где-то там, внутри...

— Ложь, — возразил Невилл. — Сейчас любая надежда — ложь, — сломленным созданием он терял былой свет и шаркал ногами. — Какая разница, кто она? Кому теперь важна правда, Гермиона? Посмотри на Гарри: он уже подозревает. На Малфоя — он боится это признать. На Ханну — она и без меня всё поняла. Потому что факты не лгут: холод, неуязвимость, эмоции, даже поцелуй...

Чем дольше он колебался, тем больше «сияла» Аббот.

Гермиона коснулась Невилла. Не рукой — состраданием. Невозможно представить, как ему тяжело, но и сложно оспорить другое:

Он себя не простит.

— Но... — она запнулась, не в состоянии принять такое: ни умом, ни сердцем. — Но... ты не можешь её убить!

Потому что не можешь. И, наверно, никто не может... Здесь, в этой комнате.

Никто сегодня не умрёт.

— Только я и могу, — заключил Невилл, содрогаясь от собственных слов. — И только я должен это сделать. Ханны больше нет.

Аббот в ответ лишь расцвела: сумрачно-ядовитым цветом. Кожа зашелушилась пепельными шматками, скулы выступили, губы исчезли, а светло-бурые космы покрылись патиной.

Зрелище не для слабонервных.

Драко готов был поклясться, что Грейнджер много чего не договаривает... Да что там много — всё!

— Чёрт, да кто она?! — не сдержался Рон, тыкая палочкой в пустоту, как рапирой, выпуская лёгкий дымок.

Он озвучил мысли Драко. Те и так застревали в мозгу, как в желе, не обретая чёткие формы.

— Она — та, кого боятся дементоры, — вставил Гарри, поднявшись на ноги. Тянуло спать, реальность менялась — а он не поспевал, мышцы сошли б за ниточки, но интуиция не подводила: — Снейп не ошибся. Они боятся Особенных. Боятся тех, кого не могут убить.

— Страх — это то, что бьётся даже в их несуществующих жилах, — подхватила Гермиона. — Он — основной инстинкт, который вынуждает защищать себя. Именно страх заставил их поверить Пророчеству, охотиться за Особенными, возможно, не трогать их души, заключать сделки и нападать... Лишь бы никто не смог «обратить правду в ложь. Навсегда», — финальным эхом всплыло Пророчество.

— И что это значит? — непонимающе моргал Рон. Из самосохранения он так и размахивал палочкой, пока Аббот наслаждалась их трёпом.

Истина, наконец, проступила. Она обожгла вены и пошатнула. Самый сильный, извечный, всеядный страх — страх смерти.

Малфой озвучил потрясение сам, он вжался в стену, желая слиться с ней:

— Дементоры верят, что души Особенных способны их убивать. А если не можешь кого-то уничтожить...

— То что-о? — с издёвкой протянула Аббот, предвкушая всеобщий шок.

— Сделай его одним из вас, — закончила Гермиона.

Оказалось, к истине нельзя быть готовой. И сказать это вслух... Мерзко. Как испачкаться.

— Пророчество в какой-то мере сбылось, — не сомневалась она. — И правда отныне ложь. Дементоры не бессмертны. Веками считалось, что бессмертна лишь душа человека... Она не ест, не пресмыкается, не множится. Она просто есть. И если она чиста, она неуязвима.

Была.

Но Аббот очернила её. Дементоры очернили. Они заразили её... собой.

Гнилыми смрадными спорами.

Гермиона наступала на неё. Та пятилась. Блекла. Скалилась. Снова бледнела. Кривилась. Боролась с собой. Крючила пальцы. Испускала могильный шёпот и стон. Но Малфой невольно залюбовался — никогда прежде Грейнджер не излучала столько силы и уверенности.

— Керы, по преданию, похитители душ, — рассуждала Гермиона. — Думаю, именно так дементоров когда-то воспринимали маглы: не видя, не зная, но, вероятно, ощущая их зло... Волшебникам ни за что не вспомнить о демоне, не будь они, как Снейп — полукровкой. Но, Рон, Аббот не кера, не её дочь, она даже не миф, она почти дементор. Может, Ханна и борется за свою душу, а вот Сколопендра хочет им стать, — Гермиона приготовила палочку, мечтая кое-что испытать.