Склеивая осколки

Чьи это воспоминания? Драко не хотел знать. В Азкабане дементоры разносят кошмары, как сладости.

Тёмная метка резала кожу, будто извлекала себя. Желала оторвать левую руку, сбежать, уползти, прихватив с собой угольную змею. И Драко ощутил: он не Малфой. Не для Аббот во всей её дурноте. Он — тот, кто убил её мать. Тот, кто сбежал. Тот, кто не способен понять...

Малфой отступил. Оборвал её боль. Проклял метку. Прогнулся под чудовищными картинами:

— Прости, — обронил он. Не за себя — за тех, кто посмел.

Аббот услышала.

Уставилась на него, не моргая, в поисках лжи. Поймала дыхание Драко, нотку его вины и замешательства, удивилась, обхватила собственную шею, снова вдохнула, прониклась его искренностью и заскребла по коже:

— Ничего не вышло, я же говорила.

Она опустила глаза, ведь, пытаясь вернуть чужое, нечаянно показала своё.

— Я чувствую твою злость. Там, — Ханна приложила руку к своей груди, — и здесь, — коснулась виска. — Ты всегда был чересчур злым, Мал...

Она как-то сжалась, остекленела и застыла взглядом на его шрамах, будто видела их впервые. Закрыла лицо, вновь посмотрела, поднесла руку ко рту и прикусила согнутый палец. Шагнула к Невиллу, вернулась назад, ещё шаг, ещё вздох, похожий на всхлип.

Только теперь Драко заметил...

И оцепенел:

Ханна плакала.

Плакала по-настоящему. Плакала, как человек, а не монстр. Она устыдилась своих слёз, стёрла их ладонями, коснулась его испещрённой щеки и прошептала:

— Я хочу всё исправить, Малфой... Я бы хотела, — и речь не столько о злости — о пытках, о руне, о шрамах внутри. — Но не могу. Мне жаль.

Слова не жалят — гробят.

Тук-тук-тук... и да-дам!

Сердце Драко взорвалось и родилось. За вдох. Он скинул влажную руку. Раздул ноздри. Заскрежетал всем и вся.

И выдавил, как безумный, широко раздувая ноздри:

— Подавись своим «жаль», сука! Видишь это? — он развёл чёрно-белые ленты, — им мало твоих «жаль»! — желваки играли на узком лице. — Это видишь? — он задрал свой рукав, обнажив «месть»: — Вензель на память, паршивая тварь?!

Ханна пятилась к своему ботанику, пока Малфой обходил комнату грозным судьёй:

— Ты не стоишь и кната со своим «жаль»! — он с силой опрокинул кованый ковш с дымолётным порошком. — Ты не стоишь его, — он ткнул в сторону Невилла. — Хоть обревись! — Драко цинично шмыгнул.

Мэнор вопил. Неслышно и громко.

Малфой-псих истекал скверной как раной. И она ныла, пульсировала, заявляла о себе в полный голос. Настенные канделябры вспыхнули, зашлись жёлтым пламенем...

Все таращились, как обалделые, и не решались озвучить истину. Никто. Кроме Гермионы:

— Драко, ты что, злишься?

— Нет, блин, я рад! — сарказм не уместен, но Малфоя несло: — Да, Грейнджер, я злюсь, я злюсь, чёрт возьми! На неё, на тебя, на косого Поттера! На себя, грёбаный чёрт! — и его подкосило.

Ожидаемо. Стремительно. Верно.

Как?!

И истина проста в своём совершенстве: спасение только в раскаянии. В праведно-солёных слезах.

Сердце Драко подпрыгнуло. До долбано-высокого потолка. И ухнуло вниз.

«Да, Мерлин меня подери, да!» — а повсюду мрак. Боль. И гнев. Ликование. И херова туча эмоций.

Но тут — взрыв.

Настоящий. Близкий. Раскатистый. Аж стены дрожат. Что-то там, за спиной, разнесло в щепки. Камин-то закрыт.

— Аврор, — Поттер понял за миг.

Здрасьте, Лорд-геморрой!

Им не успеть.

Всё закружилось. Взметнулись три палочки. Рон обрушил на залу кромешный ливень. Невилл дёрнул на себя Аббот, Грейнджер накрыла их чарами, спрятав от глаз, Гарри прижал пальцами потрескавшиеся стёкла и запустил «Сальвиа гексиа дамнум» — Рон исчез.

Фух... Попал.

Только и Малфой, и Гермиона, и сам Гарри предстали во всей красе пред ввалившимся в гостиную мокрым, хлюпающим ногами по полу, возмущённым аврором.

Вода заливала его тяжёлые веки, прилизала волосы, испортила плащ, но наперёд ухудшила видимость до ниже ожидаемого. Новоявленный инспектор ткнул палочкой в своё рыбье лицо, и оголтелую голову прикрыло магическим зонтиком.

— Какого дракла вы заблокировали каминную сеть, мистер Малфой?

Вот хрень-хрень-хрень и ещё раз хрень!

Перед проштрафившейся троицей стоял ни больше ни меньше — исполняющий обязанности главы Аврората мистер Долиш собственной персоной. И юркая выдра (пожалуйста, да...) успела-таки растечься по полу лужицей-дымкой.

— Выключите дождь! — скомандовал он, обращаясь к Малфою. — Тут вода с потолка, в кабинете — песок из окон, будь он неладен растяпа-Кроткотт! Или я пожалуюсь вашему... — Долиш отмахнулся, поняв, что его занесло не туда, — ...исключу вас из Хогвартса.

Ну хоть не посадят.

— А я при чём? — искренне возмутился Драко. — Моя палочка, как вы знаете, сыграла в ящик. Я не мог!..

— Вы про каминную сеть или мне-не-до-вас-уважаемый-инспектор-ливень? — Долиш жонглировал словами не хуже типичного слизеринца.

Гермиона взмахнула палочкой, мини-потоп прекратился, а она извинилась:

— Прошу прощения, дождь — это я, от испуга... И камин тоже я, по незнанию, — ещё один взмах исправил псевдооплошность.

«Врать ты горазда», — констатировал Малфой. Положение под названием «мы все в заднице» — и ни одной здравой мысли, хоть глаз выколи. Если Сколопендра издаст малейший звук...

Им хана.

— Я не ждал вас, мистер Долиш, — Драко вытянулся оловянным солдатиком. (Надо же, и не соврал!)

— Вы что, не получали предупреждение? — глава Аврората указал на жёлтый бесформенный бумажный Упокой-его-несуществующую-душу-конверт.

— Получал. Но вас я не ждал, это точно, — отрапортовал Драко и протянул обломки собственной палочки, которые ухитрился схватить.

— Все мои авроры заняты. И весьма, — не-дурак Долиш прощупывал почву. — А я решил проверить вас лично.

Да?.. И почему?.. Из-за его позорного прошлого или Аббот? Только разницы особо-то нет. Вряд ли поломка палочки — повод для визита сильных мира сего, а вот клеймо Пожирателя — вполне. Драко решил не уточнять причины, ведь ему как бы пофиг, он чист, как младенец:

— Видите ли, я не смог разблокировать камин, оказалось банально нечем. А вот эти законопослушные граждане как-то забыли меня спросить о письме и его последствиях. Увлеклись, — он осторожно потрогал раненую щёку и изобразил страдальца.

— Вы принимаете меня за идиота, мистер Малфой? — Долиш порядком побагровел. Визит главного аврора не предвещал ничего хорошего.

— Не больше, чем вы меня, — Драко откровенно дерзил. Что за блажь на него нашла? Он напрашивался?

— Что здесь произошло? — наконец, проявил интерес Долиш, изучая порезы и ссадины потрёпанных парней, свёл брови, отметил разбитые очки, разодранные мантии, невинные лица...

— Мистер Поттер это устроил, его и пытайте! — мастерски перевёл стрелки Драко.

Один — ноль, герой. Покажись!

Гермиона приоткрыла было рот, но Гарри нашёлся первым:

— Мы с мистером Малфоем несколько не сошлись во мнениях по поводу его отношений с мисс Грейнджер.

Линзы выпали, но Гарри ловко подставил руки и как ни в чём ни бывало поправил утлую оправу. «Один-один, обормот!»

— А что в них особенного? — спросил Долиш, озираясь аврорской ищейкой.

— То, что они имели место, — процедил Драко. Он умудрился уместить в одной фразе и их близость, и приговор. Ноги Гермионы ослабли. — Случился небольшой разговор, по-мужски. А мисс Грейнджер весьма воинственно настроена в попытках усмирить бывших и нынешних.

Два — один.

Он указал на стену, дыра в оной пришлась как раз кстати.

Долиш не находил нестыковок и, предпочитая разумные доводы, произнёс:

— С сожалением сообщаю, что сегодня ночью из Азкабана был совершён побег небезызвестной вам мисс Аббот, — о Том-кого-нельзя-называть ни-ни, пока лично не допросит охрану. (Что за пьяные бредни?)

Драко изобразил шок. Но перегнул, засуетился и схватил с каминной полки подсвечник.

— Как такое возможно? — включилась в спектакль Гермиона.

— Подробности мне пока неизвестны, — отрезал Долиш, собирая сведения по частям. — И это не ваши заботы, мисс. Я вынужден обыскать Мэнор, мистер Малфой, — куда же без этого? — Ради вашей же безопасности.

Пиявка аврорская.

— Тогда вам лучше начать с сада, — Драко любезно вытянул свободную руку. — В замок нельзя аппарировать, — факт неоспоримый даже главным болваном Министерства. — Как и вломиться без особого приглашения.

Поддел. И польстил.

Но тот не купился:

— Пожалуй, начну прямо здесь, — Долиш потянулся к карману, сверкнув кончиком астрально-спектральных очков.

И тут наверху что-то грохнуло. Раздался звон. Новый взрыв.

— Это ещё что? — развернулся Долиш, навострив торчащие уши.

«Рон», — пронеслось в голове Гермионы.

«Рон», — беззвучно выдохнул Гарри.

«Уизел — грёбаный молоток!» — о Мерлин, Драко в душе похвалил нищеброда и забился в угол, изображая испуг.

— Очистить помещение! — Долиш рванул на этаж повыше, а армия... кто — в камин, кто — в окно.

Подальше от Мэнора.

* * *

Драко никогда не нравилась Лавгуд. Потому что с приветом.

Вот и сейчас, в своём скромном жилище, она вызывала сплошное недоумение в этой серебристой мантии с блёстками, с глазами навыкате и серёжками-редисками в ушах. Поражало лишь вселенское спокойствие в её лице, движениях, голосе, будто ничего не случилось: никто не лишал её части себя, не подставлял, не цеплял до дуэли, что она ничем не рискует, пока Аббот ищут авроры.

И главное, пока Сколопендра живёт в её доме.

Ревность уже не в моде?

Лавгуд точно с приветом. Теперь, когда знает всё.

А Аббот спит вволю. Ест досыта. Прохаживается павлином. Следит исподтишка. Строит злодейские планы. У неё под крышей, среди расписных, заоблачных стен и несуразных вещей.

Одна.

Пока Лавгуд с успехом изображает студентку Хогвартса. Бродит его коридорами, витая разумом в солнечных мыслях. Торчит в совятне, ухая вместе с птицами. Порхает с лесничим. Улыбается Флитвику. Занятия только начались, а Малфой нарисовал себе с месяц притворств. Да Лавгуд легко отделалась! В незнании — благо. Может, так даже лучше: потерять и найти себя в один день.

Будто ничего не было.

— В следующий раз не лезь ко мне в голову, — это умиротворённое создание с укоризной коснулась его лба. — А просто спроси, — она перестала смотреть на Драко, как на младшего брата, и повернулась к Аббот: — Я оставлю вас.

Лавгуд крутанулась на каблучках, застучала ими по полу, мечтательно дотронулась до подвесных ламп-колокольчиков, наполнив комнату их нежным переливом, и изящно ступила в камин:

— Чуть не забыла, камин соединён только с Хогвартсом. Правило Гермионы, — предупредила она, по-детски махнула опасной гостье и, перед тем как исчезнуть, добавила специально для Малфоя: — Теперь ты за неё отвечаешь.

Сама непосредственность. Словно доверить кого-то Драко — привычное дело. Удивительно нелогичная девушка. Не то что Грейнджер.

«Хроническая перестраховщица. И нянька!» — только неясно, кто тут ребёнок: он или прямое полуосвещённое тельце в углу комнаты.

После Мэнора соваться к Аббот — не праздник. Зато не приходится торчать в Хогвартсе, ощущая себя... лишним. И что ещё хуже — преданным в страшной тюрьме. Драко держался подальше от горькой гриффиндорской идиллии: радостный Поттер, притихший Уизел, робкая Грейнджер не вызывали сомнений...