Склеивая осколки

— Это он сам тебе рассказал? — удивилась Гермиона. Открытие за открытием. Слава Мерлину, хоть приятные.

— Алкоголь действует на него расслабляюще, это есть. Самое тяжёлое, когда его противоречивая натура предстаёт во всей красе. Не злись, Драко сейчас больно. И он, похоже, предпочитает не страдать в одиночестве, причиняя боль и другим. Чувство вины его скоро раздавит.

— И давно боль его оправдывает? — не унималась Гермиона.

— А ты загони бессовестную побитую шавку в угол и посмотри, как она ластится, — саркастично заметила Сандра. — Тут только терпение и время… Время и терпение. Приманка тоже сойдёт.

Гермиона не могла понять:

— Малфой не пёс!

— Но и не пушистик. Цапнуть умеет, — Сандра внутренне сжалась. — Он слабее, чем кажется. А тут ещё и гордыня.

— Я не знаю, — Гермиона мерила шагами комнату. — Я запуталась. Я не могу... когда он такой... злой. Всё кончено, — она с надеждой посмотрела на Сандру, ища поддержки в принятом решении. — Чего ты от меня ждёшь?

— Ничего, — спокойно ответила та. — Кроме целеустремлённости. Я не толкаю тебя к Малфою. Уж точно не я!

«Хотя чем дальше ты от Рона, тем ближе он ко мне», — меркантильная мысль, но вполне обоснованная.

Сандра елозила ладонью о ладонь, будто это стирало горечь и муку:

— О неприступное сердце можно жестоко пораниться. Но после придурка Хупера Малфой даже при всей своей натуре смотрелся лучше. По крайней мере, честнее. Никаких иллюзий. Ему хватало и кусочка сердца, чтобы заставить меня забыть о плохом. Я не только о сексе, чтоб ты поняла. Я не за Драко прошу — за тебя саму. Отпусти его. Забудь. Прости. И мы спокойно продолжим занятия. Иначе это кошмар какой-то!

— Послушаешь тебя и понимаешь, насколько прекрасно ты справляешься с эмоциями, — Гермиона не могла отделаться от чувства, что Сандра любит Малфоя.

Но способность Фоссет идти на жертвы никак не укладывалась в голове рядом с честолюбием, и выходка на Турнире трёх волшебников тому подтверждение.

— Ты ненавидишь его? — Гермиона пошла на вопрос с подвохом, как доказательство от противного.

Ведь если прозвучит «да», истина неутешительна, и занятия окклюменцией придётся прекратить. Иначе это отдавало садизмом.

Фоссет, что порадовало, не поддалась на уловку:

— Нет, и не путай влюблённость с более серьёзным понятием. А убиваться по поводу разрыва нет никакого смысла. Это ничего не изменит. К тому же, — Сандра задержала дыхание, — у меня есть Рон. Вроде бы... И я рада, что вы всё-таки помирились.

Она натянуто улыбнулась, стараясь отогнать приступ ревности, потому что увидеть своего парня с другой совсем не входило в планы на вечер.

Гермиона заметила терзания, эти эмоции скрыть не удалось.

— Сандра... Если тебе это важно... В общем... У нас ничего не было, — щёки горели. — Рон — мой друг, и не более... — попытка заглянуть собеседнице в глаза не увенчалась успехом, она сосредоточенно разглядывала собственную палочку.

— Тогда понятно, отчего он такой нервный, — откровение ласкало призрачные надежды. Фоссет подняла глаза: — И почему так обижен. Знаешь, мне тоже бывает нелегко с ним. Рон всегда был такой вспыльчивый?

— Нет! — не раздумывая, воскликнула Гермиона и впервые за всё время коснулась руки Фоссет, будто бы извиняясь за нежелание открывать правду. — Я не могу пока ничего объяснить, но нет... Рон не такой. Он, конечно, всякий бывает, только обычно в состоянии признать свои ошибки. И в том, что он сейчас озлобленный, кажется… не виноват.

— Кажется или не виноват? Я не понимаю... Ты говоришь какими-то загадками, — возмутилась Сандра и высвободила руку. Секреты секретами, но ведь заслужила искренность в обмен на свою.

— Для меня самой это тайна, — Гермиона напряглась, — я отвечу, когда буду знать наверняка. Обещаю! — прозвучало очень искренне. Но объяснить, что с ними тремя не так, увы, за гранью доступного.

«Тремя?.. Чёрт, тремя!» — запульсировало в висках. Ответ на насущный вопрос сам пришёл в голову. Друзья наотрез отказывались подвергнуть Гермиону проверке.

Из предосторожности на комнату наложили заглушающее и запирающее, и не воспользоваться ситуацией — грех. Но сказать о возможной боли — досрочно получить твёрдое «нет», а этого ой как не хотелось.

— Сандра, ты владеешь Обливиэйт? — прозвучало как бы между прочим.

Она не заподозрила неладное:

— Мой отец работает в штаб-квартире стирателей памяти. Это сойдёт за ответ? Но зачем тебе это? Я не собираюсь уничтожать никакие твои воспоминания, сразу говорю! — синие глаза прищурились, рука сжала палочку. Нехорошее предчувствие уже подступало к задворкам сознания.

— Я не хочу, чтобы ты стирала мне память, — поспешила успокоить Гермиона. — Сними его. И всего-то... Ты ведь умеешь? — логичное предположение при таком-то отце, а непринуждённый тон намеренно притуплял бдительность.

— И всего-то?! — саркастично переспросила Фоссет. — Чужой Обливиэйт — не игрушки. Это требует умения. И как ты не боишься-то? Хотя чему тут удивляться! Ты ж гриффиндорка. Сумасшедший день, — констатировала Сандра и выпрямилась.

Гермиона невинно угукнула.

— Думаешь, тебя заколдовали? — удивилась Фоссет. — Кто? Малфой? — она уверенно замотала головой. — Нет, он не умеет. Не сильная его сторона, это точно, сам сболтнул, когда я навеселе предложила стереть свидания с брехливым Хупером. Чары развеялись бы за пару дней.

— Я не уверена насчёт Обливиэйт, это всего лишь догадки. Есть так есть, нет так нет. Ты просто сними его. Попробуй. И делов-то...

Гермиона отложила свою палочку, подальше от соблазна выставить щит. Отступила к стене.

— В принципе, могу, — Сандра колебалась. — Насчёт обратиться, к примеру, к мадам Помфри и так всё ясно, вечно вы трое секретничаете. Но почему ты не попросишь друзей? — что-что, а наивными простачками когтевранцы не слыли.

— Рону и Джинни это заклинание не даётся, — полулгала Гермиона и даже не краснела. Желание знать истину зашкаливало. — А Гарри... Просто отказывается. Свои геройские правила, ну ты понимаешь: никаких магических экспериментов на друзьях.

— А я, значит, не откажусь? — в голосе не чувствовалось согласия.

Гермиона, нагло улыбнувшись и сбивая бедную Сандру с толку, кивнула в подтверждение и возбуждённо выпалила:

— Не лезь ко мне в голову!

Она понимала, что Фоссет наверняка проверит свои подозрения и потом распнёт за хитрость. Гермиона постаралась очистить разум от всего лишнего, ведь после разговора по душам стало легче.

— Ты что-то скрываешь, Грейнджер, — Сандра насторожилась.

На автомате, подобно Малфою, она сменила ставшее уже привычным «Гермиона» и направила палочку:

«Легилименс».

Но не пускали!

— Так… Уже лучше. Даже хорошо, — подбодрила Сандра. — А теперь зафиксируй это ощущение. Намертво. И не позволяй Драко копаться в своей голове. Я понимаю, меня ты не боишься. Не хочешь. Не злишься.

Гермиона держала удар.

Фоссет усилила попытки пробить оборону, не воскрешая оскорбления:

— Это Драко ласкает тебя вечерами в самых смелых мечтах... — намеренная пауза и вкрадчивый тон усиливали эффект. — Целует. Там, где никому не позволяла... Берёт. А он это умеет, поверь!.. Сопротивляйся! Леги... — она забыла о невербальности, пусть Грейнджер будет готова.

— Сандра, стой! — выпалила та, ощущая, как от напоминаний ускользает ужом чёртова окклюменция. — Ну и методы у тебя...

«Учительница» развела руками. На войне как на войне.

— За первый приличный блок я заслужила контрзаклятие, — Гермиона медленно выдохнула, собираясь с духом, и сделала наигранно умоляющее лицо.

— Терпением ты не отличаешься, — Фоссет сосредоточилась. — Ну, хорошо... В качестве поощрения.

Она едва-едва качнула палочкой, обрисовала крючок, дёрнула, чуть шевельнув губами, чётко и без запинок произнесла тираду в уме…

И это случилось.

Гермиона хоть и старалась подготовиться, всё же не ожидала, что будет настолько больно. Просто нескончаемо. Боль лилась от нерва к нерву. Голова будто раскалывалась надвое. Пронзалась раскалёнными прутьями. Сознание прожигало жидкое пламя. Гермиона не слышала себя, но понимала, что кричит. Нет, истошно вопит от боли, которая, наверно, никогда не закончится. Это было хуже Круцио в исполнении Беллатрис. Или только так казалось?

Гермиона обессиленно упала на колени и стонала, пока не затихла, не решаясь поднять глаза на Сандру. Хитрость, без сомнения, вылезла наружу.

— Ты подозревала, что так будет, — зло заключила Фоссет, как только наступила долгожданная тишина. — Какого лешего ты делаешь из меня дуру, я тебя спрашиваю? Решила, что можешь тупо использовать меня?!

Синие глаза пылали гневом, но Гермиона не заметила шока от непредсказуемой реакции на контрзаклятие. А вот боль — да:

— Зачем ты так со мной, Грейнджер? — губы дрогнули. — Покажись мадам Помфри, — ядовито вставила Сандра, снимая чары. — Всё, я ухожу, вашего гриффидорского мазохизма мне не понять. Уволь!

Фоссет жутко обиделась. Вполне предсказуемо.

— Прости, пожалуйста, — ослабленным, измученным голосом бросила вслед Гермиона. — Я не стану больше тебя обманывать! Это было глупо... Но жизненно важно для меня. Прости!

Сандра замерла у самых дверей и обернулась:

— Настолько важно? Ты с ума сошла или как? Что, к дьяволу, происходит?

— Я отвечу завтра, обещаю!

— Обещаниями всегда отказывают. Так что не корми меня ими, Грейнджер, если не готова солгать.

— Хорошо, не буду, — согласилась она, пообещав себе открыть хоть часть тайны. — Тогда просто ответь... Мне показалось, ты не удивлена.

Фоссет нехотя кивнула и отошла от двери.

— Неужели видела такое? Когда? — в Гермионе всё перевернулось.

Как голодный зверь требовал пищу, её жажда открытий требовала удовлетворения. Глаза светились, а недавняя боль меркла от неожиданного шага навстречу разгадке.

— Только однажды, — присев на стол, Фоссет говорила очень тихо, уставившись на меловую доску, и не осмеливалась бросить взгляд на чуть шатающуюся Гермиону. — Отец очень надеялся, что я пошла в него, и на третьем курсе научил меня снимать Обливиэйт. Как-то вечером я попробовала контрзаклятие на своей матери. Может, она забыла, что когда-то любила меня...

Сандра часто заморгала, и Гермиона уловила причины, но вставить «не плачь» — всё равно что оборвать откровения:

— Отец тогда здорово на меня накричал. За самоуправство. Знаешь, я и имя своё в Кубок огня бросила, чтобы мама заметила меня. Гордилась. Вот я дура была!.. Но её забытые чувства ко мне — утопия. И я это поняла, слава Мерлину...

— Так такая реакция — это... нормально? — негромко поинтересовалась Гермиона, присаживаясь на ближайший стол. Совсем неожиданно их породнила именно боль.

— В книгах этого не пишут, да? Как думаешь, почему Министерство настаивает на том, что памятью должны заниматься специально обученные сотрудники? Чтоб было с кого спрашивать. Многие уверены, что боль — последствие неверно наложенного заклинания, ведь игры с сознанием опасны. Правда, колдомедики называют это индивидуальной реакцией на контрзаклятье. Как аллергия у маглов. Отец специально пошёл в Стиратели, чтобы получить доступ к исследованиям и хоть как-то объяснить ледяное сердце моей матери. Говорит, в школе она была иной...