Склеивая осколки

Которую собираешься поиметь. И отчего-то сейчас это не унижает... Только возбуждает. И злит.

— Но ты не можешь... меня заставить, — выдохнула Гермиона, невольно коснувшись левой руки, заметив тяжёлый взгляд.

И велела себе забыть про другую — Тёмную метку, спрятанную от лишнего внимания. Будто её нет. Только — Малфой. А сердце уже не стучало — бешено колотилось о рёбра, пока рассудок громко приказывал:

«Сопротивляйся!» Всё опять не так. В пепельно-серых порочных глазах не было теплоты. А зачем злила, чёртова правдолюбка?!

— Сопротивляйся! — бросил Драко в лицо.

— Не лезь ко мне в голову! — гневно выпалила Гермиона.

Знать бы, кто её заколдовал, — ему б сейчас ой как не поздоровилось!

— А ты думай тише, — Драко и сам не радовался, что подобная мысль вклинилась без спроса. Меньше всего хотелось копаться в чужих мозгах. — Ну что ж, сопротивляйся, если это уменьшит долбаное чувство вины за предательство перед дружками.

— Что ты говоришь? При чём тут они? — и вполне убеждённо: — Ты не станешь меня принуждать.

— А мне и не придётся, — сказал Драко тише. Спокойнее.

И чуть склонился к решительной, но наивной девчонке, отсчитывая каждый её неровный выдох:

— После вчерашнего мы оба это знаем.

Бледные руки медленно стянули зелёно-серебристый галстук и помаячили им перед карими глазами полосатой лентой, как уликой. Набросили на тонкую обнажённую шею Грейнджер и аккуратным движением опустили концы на грудь, со вкусом проводя пальцами по соскам прямо через ткань. Вверх и вниз, оценивая реакцию: плюс одно придыхание. Как же это заводило!

Им обоим нравится. Вот это абсолютная правда.

«Давай продолжим там, где нас прервали».

Драко просил у самых губ — едва слышно, но уверенно:

— Поцелуй меня.

Искушающие слова... Даже болезненно искушающие. Те, от которых тело Гермионы застонало, подталкивая навстречу. Но она дерзко отбросила галстук в сторону и покачала головой:

— Нет!

«Я просто не могу!» — внутренне крича самой себе. Потому что чёртовы принципы! Чёртовы приоритеты. Но взгляд уже цеплялся за мягкие губы. И если когда-то уничтожить расстояние помогла жалость, то сейчас её не было. Только — смятение.

И чужая воля.

Малфой поцеловал её сам. Силой. Нагло и яростно. Вцепился будто клещами и поцеловал. И, может, в серых глазах и не было теплоты... Зато губы обжигали. Требовали и просили одновременно. Касались мягко и жёстко, обволакивая едва уловимым терпким ароматом вишни. И он не отпугивал — затягивал глубже и глубже.

Гермиона терялась, но не сопротивлялась.

«Зачем-зачем-зачем?» — прийти сюда — непоправимая ошибка.

Как и в следующую секунду поддаться этим беспощадным губам. Ответить их движению и на бесконечные мгновения забыть, почему ты здесь. И пусть собственные руки ещё упираются в грудную клетку, оттолкнуть не в силах. Особенно когда язык ласков и настойчив, но не впустить его в себя — убийственно.

И Гермиона не смогла справиться с собой: отдалась неумолимым прикосновениям. Скользнула ладонями по плечам и прижалась к Малфою.

«Нам нельзя... Драко», — наслаждаясь вот так: про себя. Украдкой.

Но слишком горячо. Слишком. Слишком.

И между ног тоже.

Да, Малфой целовал её. И злился. Поэтому и целовал так, не боясь причинить боль. Кусал и — что за сладкая пытка? — заглушал тихий ответный стон, срывающийся под напором и отчаянием. Но удивительно: не пересекал предел, за которым она перестала бы быть желанной. Совершенно чудовищная смесь боли и удовольствия.

— Хочешь уйти? — Малфой не спрашивал — откровенно издевался.

Это слышалось по голосу. Чувствовалось по рукам, нахально блуждающим по телу. Угадывалось по лёгкой улыбке.

А в ответ тихое:

— Да, — Гермиона с пылающими от поцелуев губами и вправду хотела уйти. Однако ещё больше — остаться.

— Но я же не держу, — он отступил и развёл руки в стороны.

Что это за призрачная свобода выбора?

Гермиона наблюдала за Малфоем и отказывалась верить в то, что это происходит на самом деле: он раздевается. Небрежно смотрит прямо в лицо. Сбрасывает пиджак... ботинки... расстёгивает рубашку. И будто знает, что никто не остановит.

И это бессовестная правда!

Гермиона не выдержала — закрыла глаза.

«Ты пропала», — обречённо шепнула сама себе.

Сердце опять стучало. Почти выпрыгивало из груди от волнения. Щёки пылали. И Гермиона снова ощутила себя другой, чувствуя почти физически, как эмоциональная трещина разрастается, расщепляя и без того непрочное сознание.

Она чуточку сходит с ума. В одиночку.

Полуобнажённый Драко, уже стягивая носки, невольно улыбнулся: всё-таки девчонки странные. Хотя в этой их стыдливости есть некоторая прелесть. Наверное, именно в те моменты, когда она вдруг исчезает.

И он снова поцеловал Грейнджер.

А она даже не поняла, в какой момент злость сменилась страстью. Жадные жаркие поцелуи больше не ранили. Губы дразнили: то отрываясь, то припадая в ответ. Язык ласкал не только рот, а каждый нерв. Залечивал мягкими касаниями укусы, снова погружая в едва уловимый аромат вишни. Жестокий и желанный.

Какая глупость... Несусветная глупость целоваться с Малфоем как одержимая и даже не пытаться остановиться. Откидывать голову немного назад и подставлять шею голодно-требовательным губам, скользящим по истосковавшейся от разлуки коже. Упиваться тем, что, кажется, воруешь эти мгновения у судьбы и не испытывать никаких угрызений совести. Только — жажду.

Гермиона обнимала Малфоя за шею, пропуская его волосы сквозь пальцы, и не думала... Совсем. Сознание растеряло все ниточки, за которые можно ухватиться, ища спасение. К чёрту его! Всё к чёрту! Лишь бы губы на губах. И руки, всё ещё удерживающие на ослабших ногах.

Драко рывком стянул с Грейнджер тунику. Ладони заскользили по талии, вверх по спине. Пальцы за секунду расправились с крючками и сдёрнули ненужный лифчик. Приглушённый стон стал музыкой, когда руки коснулись обнажённой груди. Такой вкусной и аккуратно-трогательной. За одни тупые сутки так и не стёртой из памяти! Пальцы очерчивали напряжённые соски, вызывая ответную дрожь — она отдалась в паху новым притоком крови.

Гермиона прильнула к Малфою. Проложила дорожку из поцелуев: от губ к скулам. От шеи к плечу. И устремилась обратно. Руки провели по груди... по напряжённому животу... над поясом брюк. Прошлись по талии, обогнули её и поползли вверх по спине.

— Ты такой горячий, — кожа и вправду пылала.

Особенно в сравнении с холодной пряжкой ремня. И нет, наверное, в этом ничего удивительного, только прижиматься и ощущать это собственным телом похоже на наваждение.

Где-то на задворках сознания Драко понимал, что пора остановиться. Но Грейнджер будто издевалась, заходя всё дальше и дальше, словно никаких правил не существовало! Она не просто целовала, не просто ласкала, а делала это по-настоящему... Вкладывая частицу себя. Вот дьявол! — будто занималась с ним любовью.

Драко впился поцелуем-укусом в наглые губы, отрезвляя мечтательницу. Это просто секс. Всего лишь секс! Прихватив волосы на затылке, Драко чуть оттянул назад её голову. Прошёлся языком по шее и хищно прикусил бархатную кожу в том месте, где бешено билась жилка. Как и глупое наивное сердечко. Зализал алую отметину, заводясь от вибрации на кончике языка.

«Моя девочка», — пьянящие самоутверждающие мысли.

Он схватил её руку и прижал ладонью к паху, прямо к твёрдому члену, ясно давая понять, как сильно хочет её. И те слои одежды, что разделяют, не способны этого скрыть. Возбуждение будто перетекало от тела к телу, отдаваясь приятной пульсацией внизу живота.

Драко неспешно расстёгивал штаны, с удовлетворением наблюдая взгляд Грейнджер, следящей за каждым движением. Развёл края брюк, оттянул трусы и сам направил её руку к цели. Сомкнул тонкие девичьи пальцы на члене и, не отрываясь, насладился первым подобием толчка. Воздух едва остужал кожу, но не кровь.

Свободной рукой приподнял подбородок Грейнджер и твёрдо произнёс:

— Смотри на меня, — она прикрыла веки. Оказывается, трудно выносить прямой взгляд, когда в твоём так много всего. — Нет, нельзя! Открой, — властно и мягко пресекая возможный протест. Собственная воля и ладонь задавала нужный темп. — Чувствуй и смотри.

Его язык невольно чуть облизал губы. Ох, какой же это кайф — отдаваться этим движениям с предчувствием большего. Дрочить нежной ручкой, пялясь в бесстыжие карие глаза, и со сосредоточенно-блаженным лицом ловить проблески подступающего оргазма.

— Пока ещё есть время, — Драко не давал Грейнджер отстраниться.

А она и не собиралась, не в состоянии сопротивляться, и ощущала, что хочет почувствовать его. Ровно настолько, насколько вообще можно желать неизведанного: смутно. Расплывчато. Просто хотелось оказаться так близко, как им никак нельзя. И его удовольствие, блестящее в глубине зрачков, захлёстывало и откликалось внутри безмолвным стоном.

— Подожди... — еле смогла произнести Гермиона. Ведь осталось сказать кое-что важное...

— Чего ждать?! — Драко недоумевал. Эрекция на пределе. Тянуть дальше нельзя. Не хватало ещё опростоволоситься, как тринадцатилетнему пацану. — Достань палочку, Грейнджер. Или это сделаю я. Чтобы не было соблазна подглядеть.

Ошибка с Сандрой не должна повториться. Только не сейчас! А магия надёжнее: снять повязку самостоятельно невозможно.

И Гермиона поняла, что видит даже не тело — глаза Малфоя последние минуты. Как же это больно!.. Именно здесь. Как тяжела тёмная стена из проклятого клочка ткани, когда сердцем хочется быть ближе. Но если верить пророчеству — абсолютно неразумно — это временная преграда.

Внутри потеплело.

Гермиона достала палочку и произнесла «Обскуро»: чёрная повязка жестоко скрыла пронзительные глаза, мягкие губы и, самое обидное, эмоции. Рука ослабленно опустилась вдоль тела.

Драко стащил брюки вместе с нижним бельём и отбросил в сторону, потянул палочку из пальцев Грейнджер и вдруг услышал:

— Ты ведь можешь снять... это. Если захочешь.

Он разозлился. Вот что за характер? Что за адов настырный характер! Опять пустые надежды. Опять долбаное видение!

— Этого не будет, — чётко произнёс Драко, проводя пальцами по кулону Блэков, сверху вниз. Перед заворожённо-изучающими глазами — обнажённая грудь: волнительный вдох и выдох. И прежде чем прильнуть к ней: — Ни за что.

Грейнджер не должна спорить.

Она и не смогла, потому что его язык обвёл возбуждённый сосок, и губы сомкнулись на чувствительной коже. Стал ласкать, дразня и смакуя ощущения. Малфой расстегнул молнию на джинсах, сгрёб плотную ткань и стянул её с бёдер. Оторвался от груди и сдёрнул тугую одежду до самых щиколоток. Обхватил тонкую талию и коснулся губами живота, точно над эластичной резинкой. Потянул трусики вниз, отмеряя поцелуями сантиметр за сантиметром, провёл языком по ложбинке в изгибе бедра. Помог освободить ступни от одежды.

Охренеть, как всё перевернулось от предвкушения, когда голая Грейнджер осторожно отступила на пару шагов, взволнованно дыша. Беззащитная. Немного потерянная. Зависимая.