Крепость в Лихолесье

* * *

— Леший бы тебя побрал, Шарки! — с удовлетворенным видом сытого кота сказал Каграт Саруману. — Я-то до сих пор думал, что ты простой лекарь.

— Так оно и есть, — спокойно отозвался Шарки. — Просто у меня хорошая память, и я много читал.

Тем не менее испытующий взгляд цепких, как колючки, внимательных кагратовых глаз волшебнику совершенно не нравился. Саруман почти наяву видел, как завертелись, закрутились колесики в голове главаря, производя загадочные умозаключения, — и спрашивал себя: какая работа мысли идет в дремучих недрах этого крепколобого орочьего черепа? Некие неопределенные думы медленно, но верно наливались соком в голове Каграта, точно неспелые груши, и Саруман не без некоторого трепета представлял себе тот момент, когда они, эти сочные и увесистые плоды, окончательно созреют, перезреют и, чего доброго, начнут попахивать.

Орочий отряд быстро шел на север, огибая вдоль предгорий долину Черноречья.

Погоня больше не давала о себе знать: то ли дружинники Астахара не нашли другого прохода по эту сторону гор, то ли решили отступиться от преследования, не желая забираться так далеко от границ своей страны — больше они, к окончательному унынию Эорлима, на горизонте не появлялись. И все же Каграт не позволял снизить скорость продвижения, торопясь как можно скорее миновать незнакомую и враждебную территорию и добраться до Каменного Моста: «крысюкам» предписывались лишь краткие передышки ночью и в полуденную жару, совершенно убийственную на пике лета, в остальное время их гнали, гнали, гнали по горам по долам, не обращая внимания на ропот, стоны и жалобы: иногда тех, кто совсем уж изнемогал, подсаживали на повозки, но ненадолго — силы мулов тоже следовало беречь. Саруман по-прежнему ехал на одной из телег и, в общем, ему жаловаться на житуху не приходилось: трогать его и дерзить ему никто не смел, вечером у костра ему доставалось лучшее место и даже из скудной походной еды для него неизменно выделялись самые лакомые куски: после приключения в Волчьей Пасти Каграт возлюбил и зауважал старого хрыча Шарки просто до небес. Правда, сам волшебник не был уверен, что ему стоит очень уж этому радоваться, да и благорасположение главаря в любой момент могло обратиться в прах и обернуться подозрениями и неприязнью…

Уже добрую неделю в горах стоял нестерпимый зной. Солнце, висящее в поднебесье чудовищным обжигающим зраком исполинского дракона, с силой обрушивало на пропеченную землю волны жара, которые, отражаясь от камней, обдавали идущих людей потоками горячего воздуха, словно от открытого тигля. Духота давила нестерпимо; ни малейшего движения ветра не ощущалось над раскаленной землей, а окружающие камни нагревались до такой степени, что на них, как на плите, можно было печь лепешки. Несчастные пленники нестерпимо страдали от жажды: за последние дни на пути не встретилось ни одного мало-мальски чистого источника, а орки слишком торопились и плохо знали местность, чтобы рыскать по окрестностям в поисках родников, тем более Каграт рассчитывал вскоре пересечь одну из находящихся где-то поблизости горных речушек. Но пока запасы воды в бурдюках неумолимо иссякали, и опостылевшие сухари с солониной не лезли в пересохшие глотки, потому что запивать скудный харч было нечем: вскоре дневную норму питья пришлось урезать буквально до пинты (орки бросали на десятерых «крысюков» полмеха теплой несвежей воды и развлекались, глядя, как изнуренные люди будут делить меж собой драгоценную влагу). Бурный горный ручей (это, видимо, было верхнее течение реки Келебрант, вытекавшей из Зеркального озера, как уяснил себе Саруман) попался на пути лишь к полудню третьих суток, и здесь наконец и орки, и люди, и мулы смогли вдосталь напиться, охладиться и слегка освежить измученные испепеляющим зноем тела. Но без происшествий и тут не обошлось: преодолевать бешеный, неистово бурлящий поток пришлось вброд, и мощным напором течения одного из «крысюков» сбило с ног и едва не утащило вниз по реке: его спасла лишь прочная пеньковая веревка, которой пленникам было велено обвязаться перед переходом. Беднягу выволокли на берег чуть живого и почти захлебнувшегося, и тогда Радбуг без долгих церемоний перекинул «утопленника» животом через колено и с такой силой огрел ладонью по спине между лопаток, что тот чуть не выкашлял вместе с водой остатки собственных легких… Орки ржали:

— Ну и хлюпик, горным ручейком унесло! Как вы, такие слабосильные, по земле-то ходите, что вас ветерком не сдувает?

Тем не менее на другом берегу реки Каграт объявил вынужденный привал, чтобы и орки, и «крысюки» могли поесть, прийти в себя и просушить вымокшие во время перехода через реку вещи. Лагерь разбили под сенью негустой дубравы, растущей в распадке меж крутобоких песчаных холмов.

— Несколько часов положим на отдых, потом двинем дальше, — с неудовольствием процедил вожак. — Долго тут торчать ни к чему, страна остроухих близко, чтоб её!

До Лориэна действительно было рукой подать — десятка два миль на восток-юго-восток.

Самое время, сказал себе Саруман, переходить к следующей части намеченного плана.

Орки, как обычно, были заняты рутинными походными делами и раздачей пайка, и, дождавшись, когда Каграт ускачет куда-то по делам разведки, Саруман неприметным жестом подозвал Гарха, прячущегося в кроне растущего по-соседству дуба. Ворон неизменно сопровождал отряд, мимоходом промышляя по окрестностям в поисках поживы и появляясь, как правило, в сумерках, дабы излить на волшебника очередную порцию ворчанья, кряхтенья, жалоб на погоду, сожалений по поводу упущенных возможностей и проклятий по адресу безмозглого Гэджа. Получив кусочек вяленого мяса или рыбы и дозу согревающей мази на больное крыло, он оттаивал, слегка добрел и в куда лучшем расположении духа отправлялся ночевать в найденную поблизости каменную расселину или на развилку ветвей ближайшего дерева.

Но сегодня на пустые и ничего не значащие беседы времени не было.

— Как твое крыло? — спросил Саруман, едва ворон, опасливо оглядываясь, опустился рядом с костром.

Гарх, аккуратно расправив и сложив потрепанные крылья, покосился на волшебника подозрительно.

— Кажется, немного лучше… а что?

— Помнится, некоторое время назад некий ворон отчаянно бил себя лапой в грудь, выказывая желание при необходимости оказаться мне всемерно полезным.

Гарх нахохлился.

— Вот, значит, когда пришла пора расплачиваться за былую неосмотрительность… И чего ты от меня хочешь?

— Совсем немного. Ты должен немедленно отправиться к эльфам и отнести им мое послание. Тут недалеко, миль двадцать-двадцать пять, не больше… Лети вдоль реки, она приведет тебя как раз к границам Лориэна. Если не будешь мешкать, окажешься там через несколько часов, еще до наступления темноты.

— К чему такая спешка?

— К тому, что завтра мы уже будем куда дальше от Лориэна, нежели сегодня, а через два-три дня и вовсе подойдем к Каменному Мосту. Нас там к этому времени уже должен ждать отряд хорошо вооруженных эльфов, знающих, где, как и с кем им предстоит сражаться… впрочем, об этом я позаботился им написать.

Гарх уныло хмыкнул.

— А что потом? Надеешься на эльфийскую магию? Думаешь, эльфам по силам снять с вас эти проклятые ошейники?

— Эльфам, может, и не по силам… но ведь остается еще Гэндальф.

— По-твоему, он все еще в Лориэне?

Саруман не ответил — откуда ни возьмись вновь появился Шавах, прошел мимо, недружелюбно косясь на волшебника, небрежно поигрывая кнутом. Гарх поспешно отступил, спрятался под ближайший куст, слился там с черной лужицей тени. Дождавшись, когда орк скроется где-то в шумной круговерти лагерной суеты, Шарки добыл из складок одежды свиточек из березовой коры, на котором ещё несколько дней назад ухитрился нацарапать нужное послание.

— Кому мне отдать письмо? — спросил ворон.

Саруман куском бечевы торопливо привязывал берестяную грамотку к его лапе.

— Можешь вручить его кому-нибудь из стражей пограничья, они переправят его в Карас-Галадхэн. Потом постарайся отыскать Гэндальфа. И — хм! — передай от меня Владычице сердечный привет…

Гарх склонил голову к плечу.

— И ты всерьез полагаешь, что эльфы при получении этого письмеца немедленно восстанут от праздной неги и поспешат к вам на выручку?

— Келеборн никогда не казался мне существом безграничной отзывчивости, но, надеюсь, откровенно закрыть глаза на мое послание он все-таки не отважится. Кроме того… Ах ты! Лети! Быстро! Будь осторожен!

Гарх отскочил неуклюжим прыжком, стремглав метнулся прочь. Как раз вовремя — на место, где он только что находился, с глухим стуком приземлился увесистый камень. Над головой мага раздался грозный кагратов рык:

— Проклятый ворон! Опять ты здесь! Ну погоди, поиграем в палочку-стрелялочку!

Орк выскочил из-за дерева, держа в руках натянутый лук. Прежде, чем Саруман успел ударить его по руке или хотя бы просто сдвинуться с места, прогудела спущенная тетива — и Гарх, не успевший еще подняться достаточно высоко, болезненно вскрикнул: Каграт явно не промахнулся… Но, насколько серьезно ворон был ранен, определить было невозможно — Гарх уже скрылся за верхушками деревьев. Впрочем, то, что он не рухнул камнем на землю, а продолжал лететь, внушало некоторую надежду — видимо, стрела задела его лишь вскользь… Раздосадованный неудачей, Каграт отшвырнул лук и издал гневный рев взбешенного элефанта.

— Ах ты, с-с-сучий потрох! — Он в бессильной ярости погрозил вослед ворону кулаком. — Ну, попадись мне только…

Саруману потребовалась секунда-другая, чтобы прийти в себя и перевести дух.

— Остынь, Каграт! — уронил он как можно более ленивым, небрежным и безучастным тоном. — Охота тебе тратить стрелы на всякое вороньё…

— На всякое вороньё? — прохрипел вожак. Он медленно подступил к магу, лицо его было серым от бешенства. — Да в том-то и дело, что, по-всему видать, далеко не «всякое»! Давай-ка уже внесем в насущный вопросец некоторую ясность! Этот трупоед, знамо дело, не просто так возле тебя крутится, а?

— Разумеется, не просто так, — сердито проворчал Саруман, — «просто так», как всем известно, и курица не снесется. Да, призна́юсь, этот ворон — можно сказать, мой давний знакомый… Я его иногда подкармливаю кусочками солонины, вот он меня и навещает…

— Подкармливаешь? Ишь ты, любитель пташек! Зажрался, видать, на казенных харчах? Придется тебе пайку-то урезать… — Каграт вдруг подался вперед, быстрым движением сгреб волшебника за грудки, швырнул его к ближайшему дереву, крепко вжал в бугристый древесный ствол. Глаза орка — налитые кровью, желтые, злые — впились в Сарумана, как абордажные крючья, въелись, точно шипы неотвязки, в самое нутро, в печенки и жилы. — Ты меня за деревенского дурачка-то не держи, старый! — жарко выдохнул он Саруману в ухо, и, намотав волосы мага на кулак, пригнул его голову к плечу — таким яростным и резким рывком, словно хотел оторвать её напрочь. — Я видел, как ты передавал этой твари записку… Кому, куда — говори!

Саруман похолодел. Неужели действительно — видел? Когда успел, как? Или… что?