Крепость в Лихолесье

— Да, я слыхал, там неладно, — негромко согласился волшебник. — Слишком близко от…

— От Черного Замка.

— Что за дела там творятся?

— Не знаю. Темные дела, Гэндальф. И лес дурной стал, совсем дурной. Туда теперь и днем-то страшно зайти, а ночью так и вовсе жуть пробирает. Болота уже чуть не до Андуина доползли, а уж тварей там развелось видимо-невидимо — и пауков, и еще каких-то, еще чуднее: эти уж совсем ничем не брезгуют, друг друга жрут, коли ничего другого найти не удастся, даром что все зверье лесное давно севернее откочевало. Чувствую, скоро и мой черед подойдет когти оттуда рвать, ну да год-другой еще повременить можно… Я вообще-то ночевать тут не намереваюсь, ближе к вечеру домой соберусь, так что милости прошу в Росгобел с визитом: гости ко мне нечасто захаживают. Вот тогда все своими глазами и увидишь, дружище — ты ведь, я так понимаю, именно за этим сюда и пожаловал?

…Впереди среди деревьев забрезжил просвет, и путники вышли на небольшую полянку, окруженную глубокой дренажной канавой, через которую были перекинуты деревянные мостки. Кроме рва от леса делянку отделяла простенькая изгородь из неошкуренных жердей, за ней тянулись грядки — с картофелем, репой и свеклой, с вольготно расстилающимися по земле тыквенными плетями, над огромными, медово-янтарными цветами которых кружили пьяные от нектара дикие пчелы. Посреди огорода, среди зарослей крыжовника, торчало облаченное в старую рубаху воронье пугало.

Смоки, урча, кинулся вперед всех — к небольшому домику, стоявшему в глубине участка. «Хижина» была совсем игрушечная, состоящая из двух маленьких помещений: сеней, где хранился хозяйственный инвентарь и с потолочных балок свешивались связки прошлогоднего лука, сушеных грибов и каких-то душистых трав, и крохотной жилой комнатки, где размещались: столик возле окна, лавка, застеленная лоскутным одеялом, шаткая табуретка и небольшая настенная полочка с посудой и мелким бытовым скарбом. Ни очага, ни печи в избушке не имелось — зимой Радагаст здесь не жил, — но возле стены стояла пустая жаровня.

Гэндальф сбросил котомку, поставил в угол свой посох, азартно, с плеском и фырканьем, умылся под глиняным кувшином-рукомойником, присел на лавку и, блаженно отдуваясь, потер больную ногу. Гэдж, неловко осматриваясь, опустился на скамью рядом с ним. Радагаст тем временем хлопотал возле стола.

— Вы уж не обессудьте, угощение мое небогато, я как-то не ожидал, что ко мне нынче гости пожалуют, — извиняющимся тоном произнес он. — Но кое-какой харч, пожалуй, отыщется…

Он пошарил на полке и под платком, которым была укрыта какая-то стоявшая на столе утварь, и действительно добыл пару овсяных лепешек, несколько соленых огурцов, кусок мягкого козьего сыра и даже завернутый в рогожку котелок с вареной картошкой. В добавление к этой снеди на столе появилась большая бутыль в оплетке из ивовой коры, наполненная некой прозрачной, чуть розоватого цвета жидкостью — это, пояснил Радагаст, было ягодное вино, которое он, Радагаст, изготавливал самолично из перебродившего крыжовенного сока. На вкус оно оказалось кисло-сладковатым, ароматным, словно компот, и приятно пощипывало язык — но, выпив чашу-другую чистого как слеза напитка, Гэдж внезапно сделал вывод, что питие это вовсе не так просто и безвинно, каким представлялось по первому впечатлению. То ли сказалась усталость и пустой желудок, то ли орк попросту не привык к хмельному, но очень скоро он обнаружил, что горница и все окружающие предметы начали вести себя как-то странно: все они медленно вращались вокруг Гэджа, неторопливо, но неуклонно, как мировая сфера вокруг своей оси — и стол, на который орк ставил деревянную чашу, каждый раз оказывался немного не на своем месте. Это таинственное волшебство представлялось Гэджу до крайности забавным, и он, не в силах удержаться, то и дело приглушенно хихикал в кулак, тем более что Гэндальф и Радагаст, занятые беседой о каких-то своих делах, не обращали на него никакого внимания. Они говорили о Лихолесье, о каком-то Дол Гулдуре, о крепости, расположенной на холме за кольцом непроходимых болот; в течении недолгого времени Гэдж пытался вникнуть в их разговор, но вскоре заметил, что это требует от него некоторого усилия, и оставил свои старания, даром что к этому времени потихоньку начал клевать носом. Этого нельзя было допустить — он вдруг вспомнил, что вообще-то собирался идти в Серые горы! — поспешно вскочил и, буркнув: «Мне пора!» — решительно шагнул к выходу. Дверь каморки в этот миг как раз очень удачно проезжала мимо и, схватившись за косяк, Гэдж вполне благополучно вывалился во двор, по пути споткнувшись обеими ногами о невысокий порожек.

Радагаст проводил его задумчивым взглядом.

— Не знаю уж, где ты отыскал этого орка, Гэндальф, но, похоже, у малыша Гэджа с головушкой не все в порядке… Куда это он собрался?

— Похоже, что никуда, — посмеиваясь, отозвался Гэндальф, слушая грохот и приглушенные восклицания со двора: Гэдж то ли запутался в трех ступеньках невысокого крыльца, то ли вообще позабыл об их существовании. Волшебник, впрочем, тоже увлекся приятным радагастовым угощением чуть больше, чем следовало бы, глаза его возбужденно блестели. — Да оно, пожалуй, и к лучшему… Помоги-ка мне подняться, пойду скажу ему пару слов.

Опираясь на посох и слегка прихрамывая — крыжовенное вино унимало боль и придавало сил лучше всех на свете вытяжек из цикуты — Гэндальф выбрался из дома вслед за Гэджем. Орк сидел на крыльце, прислонившись спиной к простеньким перильцам, весь какой-то взъерошенный и потерянный; в волосах его запутались травинки и мелкая соломенная труха. Неподалеку крутился Смоки, негромко урчал, катал по земле пустую деревянную плошку, время от времени прихлопывая по ней лапой.

— Проветриваешься? — спросил Гэндальф. Пристроив посох возле стены, он, держась за перила, неуклюже опустился на верхнюю ступеньку крыльца рядом с орком. — Что ж, полезное дело. Нежная и глубокая привязанность к горячительным напиткам, знаешь ли, до добра не доводит.

— Ладно уж м-мы… м-мораль-то читать, — слегка заплетающимся языком пробормотал Гэдж в ответ. — У самого гха… гхы… гхлаза в р-раз… в разные стороны смотрят…

Волшебник с усилием потер ладонями щеки. Смоки меж тем наскучило гонять плошку по радагастовым грядкам, он уселся в тени стены и принялся шарить в посудине лапой, отскребая от стенок кусочки присохшей каши.

— Ты свою котомку забыл под лавкой, — лениво заметил Гэндальф.

— Я знаю, — пробурчал Гэдж. Он закрыл глаза и прислонился затылком к столбику перил. — Я вообще б-б… б-был д-дурнем, что с тобой связался, гх… г-господин Гэндальф.

— Ты это уже говорил, — рассеянно отозвался волшебник, вспоминая, где он оставил табак и трубку. По всему выходило, что слишком далеко, чтобы за ними возвращаться.

— Т-ты с этим твоим дружком н-нарочно меня нап-пы… нап-поили, чтоб я н-не ушел, да?

— Ногу я тоже нарочно себе подвернул, — проворчал маг, — пока за тобой по лесу бегал?

Орк не ответил. Смоки, убедившись, что плошка теперь окончательно пуста, наконец оставил несчастную посудину в покое и, облизывая лапу, расслабленно вытянулся в тени. Ветерок принес откуда-то желтый березовый лист, покрутил его над грядками, перебрасывая туда и сюда, подкинул к крыльцу. Гэндальф поднял его и, задумчиво разгладив на ладони, печально вздохнул.

— Н-да, лето-то уже перевалило за середину… — Он испытующе посмотрел на орка. — Послушай, Гэдж. Даже если ты будешь проходить по двадцать миль в день, что маловероятно, то окажешься в Серых горах не раньше середины октября. А осенние холода — там, на севере — не лучшее время для того, чтобы бродить по горам… даже для орка. Посуди сам: у тебя нет ни тёплой одежды, ни оружия, никакого снаряжения… Питаться, к примеру, ты во время пути чем вообще собираешься? Рыбу в Андуине ловить?

— А п-пче… п-пчему бы и не ловить? — спросил Гэдж равнодушно. — М-можно ещё силки на птицу ставить… Г-грибы, того… с-сы… с-собирать…

— Мед у диких пчёл воровать, — проворчал Гэндальф.

— К чему это всё? — пробормотал орк сонно. — П-предлагаешь мне отлы… отложить эту з-затею, что ли? Лет на десять?

«Лучше навсегда», — сердито подумал маг.

— Ну, решать-то тебе, конечно… Но вот Радагаст был бы рад залучить до осени толкового помощника. А осенью мне все равно придется вернуться в Изенгард, чтобы потолковать с Саруманом. Просто сначала мне нужно кое-что сделать…

— Что с-с… сделать?

Гэндальф не ответил: появился Радагаст с какими-то узлами подмышкой. Он запер дверь избушки, хозяйственно подпер колом покосившийся столб в заборе и свистнул Смоки.

— Ну что ж, поедем в Росгобел… у меня тут лодка укрыта в ивняке неподалеку, — пояснил он Гэджу и Гэндальфу. — Полчаса — вниз по реке Келебрант, еще полчаса — на переправу через Андуин, да там несколько минут пешком по берегу — к темноте как раз домой и поспеем.

— Я хочу спать, — сказал Гэдж уныло. Хотя свежий воздух в прямом смысле подействовал на него отрезвляюще, он по-прежнему не слишком твердо держался на ногах, и его неодолимо мутило и клонило в сон. Начинала болеть голова — нудно, тоскливо, мерзко…

— В лодке выспишься, — Гэндальф ободряюще похлопал его по плечу. Дотянулся до посоха, с его помощью кое-как поднялся и утвердился на ногах. Протянул Гэджу принесенную Радагастом котомку. — Бери своё шмотьё и пойдем. Скоро стемнеет…