Крепость в Лихолесье

— Да ну, вот правда видел? — Он еще нашел в себе силы отрывисто усмехнуться в перекошенную кагратову рожу. — Собственными глазоньками, да? Или просто кто-то тебе ушат гнилой воды в уши налил? И я даже догадываюсь, кто… С каких это пор ты начал верить шаваховой брехне? Если ты станешь слушать каждого, кому выпадет удобный случай выставить тебя на посмешище…

— На посмешище, вот как? — Каграт злобно сузил глаза.

— А ты сам-то как разумеешь? — процедил Шарки. — С каких это пор Шавах у тебя не тупым воякой и кишкодером слывет, а надежным шпионом и осведомителем?

— Не твое дерьмовое дело, кого я слушаю. Твое дело — сидеть тихо и помалкивать в бороду, радоваться, что все зубы по своим адресам! — Каграт коротко зашипел. Но, видимо, слова Сарумана все же возымели нужное действие, хватка орка слегка ослабла. Впрочем, скалился он по-прежнему людоедски, а щурился — подозрительно и зловеще. — Ты смотри, старый, не буди во мне зверя… И про шесток свой сверчиный не забывай, понял! Гонорок-то из тебя прет, как тесто из кадки, того и гляди замесить придётся! — он коротко взрыкнул и напоследок так пнул Сарумана коленом в живот, что у Шарки перехватило дыхание; он едва удержался, чтобы не вскрикнуть. — Я доступно излагаю, ага?

— Чрезвычайно доступно, — прохрипел волшебник, сгибаясь в три погибели и судорожно хватая ртом воздух. — В иные моменты ты можешь быть необыкновенно… убедительным.

— То-то же! — Каграт ухмыльнулся, очень довольный, брезгливо отшвырнул старика прочь, ещё секунду-другую постоял рядом для внушительности — и наконец, смачно сплюнув в костер, поднял лук, небрежно тренькнул тетивой и неторопливой, вальяжной походочкой чуть враскачку удалился. Шарки — задыхающийся, яростный и взъерошенный, точно кот, потрепанный в уличной драке — едва подавил готовое сорваться с уст гневное проклятие. Медленно поднялся и сел на земле, провожая орка мрачным взглядом — ладно, сказал он себе, погоди, мой неумытый друг, я тебе это припомню, придет время — сочтемся… Ох как сочтемся! — так, что косточки у тебя затрещат… и очень скоро, если только Гарху удастся вовремя добраться до Лориэна и предупредить обо всем эльфов. Если удастся…

* * *

«Меня убили», — в ужасе подумал Гарх.

Удар был настолько внезапен, а боль, пронзившая ворона, такая острая и ошеломляющая, что у Гарха на секунду потемнело в глазах.

Тем не менее он был вполне жив — и даже продолжал лететь, роняя капельки крови, хотя в груди его поселился злобный еж с тысячами иголок, а злосчастное крыло отваливалось при каждом взмахе. Дальше, дальше, уговаривал он себя, еще немного… Убедившись, что орочий лагерь остался позади и оттуда его не достанут никакие лучники, ворон опустился на ветку торчащей на горном склоне сосны, чтобы отдышаться и оценить тяжесть ранения. Голова у него шла кру́гом, а сжавшееся сердечко бешено колотилось — не столько от боли, сколько от потрясения и пережитого ужаса.

Ему казалось, что стрела пробила его навылет, от груди до затылка, и он долго не решался опустить взгляд и увидеть на груди вместо перьев и пуха бесформенное кровавое месиво, разорванные мышцы, вывалившуюся печень и жалко волочащиеся по воздуху кишки… но, наконец кое-как преодолев себя, скосил глаза, осмотрел рану и с удивлением убедился, что это вовсе не жуткая разверстая дыра сквозь него всего, а всего лишь рваная и кривая царапина на боку. Длинная и глубокая царапина, из которой тем не менее медленно, по капле, но все же продолжала сочиться кровь.

Ворон с облегчением перевёл дух. По крайней мере, прямо сейчас он не умрёт…

Ну ладно. И что теперь? — спросил он себя. Лететь дальше — подбитым и раненным? Или вернуться назад и спрятаться под надёжное саруманово крыло? Но волшебник говорил, что другого удобного случая добраться до Лориэна уже не представится… Эльфы должны через два дня оказаться у Каменного Моста, иначе Белому магу придется несладко, а Гарх — увы! — был слишком честным вороном и верным другом, чтобы наплевать на данное ему поручение и оставить в беде давнего доброго товарища.

«Лети вдоль реки… Если не будешь мешкать, окажешься в Лориэне до наступления темноты…»

Если не будешь мешкать. Если не лишишься по дороге последних сил, не потеряешь скорость и не рухнешь в реку… Ладно, со стоном сказал себе Гарх, я, может быть, и немолод, и глуповат, и медлителен, и особой храбростью совершенно не отличаюсь, но товарищей я до сих пор ни разу не подводил… и впредь подводить не буду!

Он хрипло каркнул, расправил крылья и отправился в путь.

Он летел на восток, в сторону Лориэна.

Полет давался трудно — саднила царапина на груди, ныло вновь разболевшееся крыло, рана то как будто покрывалась заскорузлой коркой, неприятно стягивая кожу, то вновь начинала кровоточить. Не было ли на наконечнике орочьей стрелы какого-нибудь коварного, медленно действующего яда? У Гарха кружилась голова, и тело временами словно бы каменело, но это скорее было следствием слабости и потери крови, нежели действием какого-либо отравления; он старался больше пари́ть, ловить крылом восходящие токи воздуха, но все равно неумолимо терял высоту, и пару раз вынужден был останавливаться, ища для посадки безопасное местечко, и давать натруженным крыльям отдых. Впрочем, солнце было еще высоко, хоть и неумолимо скатывалось на запад, за скалистые гребни Хитаэглира, Туманных гор — и вечерние тени, ползущие по земле, не могли догнать ворона, как ни старались. Вскоре каменистые предгорья остались позади: внизу тянулась, поблескивая, бесконечная лента реки, зеленые безлесные долины сменялись небольшими купами деревьев, виднелись темные извилистые трещины оврагов, лужицы каких-то болотцев и поросших тростниками прудов. Гарх летел невысоко над землей, уже не стараясь подняться выше — ветер свистел в его надорванных и истрепанных крыльях, и силы ворона таяли куда быстрее, чем ему этого хотелось бы.

Потом он заметил тень на траве — и, к счастью, успел вовремя метнуться прочь и забиться в густую крону растущего на пригорке одинокого тополя. Тень принадлежала орлану-белохвосту, рыскавшему над берегами реки в поисках добычи, и угодить ему в когти Гарху никакого интереса не было. Некоторое время он сидел и отдыхал, судорожно цепляясь за ветку, окидывая внимательным взглядом окрестности и терпеливо ожидая, пока хищник уберется прочь.

«Тут недалеко — миль двадцать-двадцать пять… К вечеру будешь в Лориэне…»

Ворон уныло подсчитывал: сколько миль ему уже удалось пролететь? Сколько еще осталось? Двадцать миль — это два часа полета для молодой, здоровой и крепкой птицы… Для молодой и здоровой! Гарх вздохнул. Ладно, эльфийская граница близка, он, кажется, уже видел на горизонте голубоватую стену деревьев, под которую укатывались сверкающие воды реки — это была опушка Золотого леса. В густой чаще ворону будут не страшны никакие наглые белохвостые орланы…

Выждав еще некоторое время, Гарх высунул голову из листвы и внимательно осмотрелся — хищника, кажется, и след простыл. Ну, тем лучше, пусть ищет охотничьи трофеи где-нибудь подальше отсюда… Гарх распахнул усталые крылья и вновь пустился в утомительный полет вдоль реки — вперед, все вперед. Золотой лес был совсем близок, а там ворона ждали отдых, еда и целительные эльфийские снадобья. Ну же, ещё совсем немного, осталось недалеко, подбадривал он себя… Я должен долететь… Я уже почти у цели…

Гарх ошибся. Орлан вовсе не намеревался убираться прочь. На тополе, в ветвях которого прятался ворон, было его, орланово, гнездо, и сам хозяин сидел на его краю, озирая окрестности зорким и мрачным разбойничьим взором.

Белохвосту вообще сегодня не везло с добычей. Суслик, уже было намеченный в качестве ужина, успел вовремя забиться в свою вонючую сусличью нору, рыба из-за жары ушла глубоко в придонье, а осторожный заяц удрал в кусты буквально из-под носа. В другое время орлан не обратил бы на этого жалкого, невесть откуда взявшегося ворона никакого внимания, но сейчас появление его оказалось как нельзя более кстати: добыча, по совести говоря, была худосочная и неважная, но зато такая легкая…

Бедняга Гарх! Слишком поздно он, увлеченный своими мыслями, заметил упавшего с небес хищника, слишком устал и обессилел для того, чтобы соперничать с ним в ловкости и быстроте. Он успел — успел! — увернуться в последний момент, метнуться в сторону и вырваться из острых смертоносных когтей, но несчастное его, и без того больное крыло оказалось окончательно разорвано, растерзано и смято, как бумажная игрушка… С раздосадованным клекотом орлан взмыл в поднебесье, унося в когтях клочки пуха и чёрных перьев, а Гарх, потеряв равновесие, хрипло крича и кувыркаясь в воздухе, комом рухнул в серый речной поток, под сильный и ровный напор течения — и тёмные холодные воды реки тотчас безжалостно и равнодушно поглотили его.