Сказка

Эпилог

Заданные вопросы и ответы на них (По крайней мере, некоторые). Последняя поездка в Эмпис. 1

Если вы думаете, что в этой истории есть места, где не похоже, что их написал семнадцатилетний юноша, вы будете правы. Я вернулся из Эмписа девять лет назад. С тех пор я много читал и писал. Я окончила Нью-Йоркский университет с отличием со степенью по английскому языку. Сейчас я преподаю в Колледже свободных искусств в Чикаго, где провожу хорошо посещаемый семинар под названием «Миф и сказки». Меня считают довольно яркой личностью, в основном из-за расширенной версии эссе, которое я написал, будучи аспирантом. Оно было опубликовано в «Международном журнале юнгианских исследований». Зарплата была приличной, но критический кредит? Бесценный. И вы хотите верить, что я процитировал некую книгу, на обложке которой была изображена воронка, заполняющаяся звездами.

Приятно это знать, скажете вы, но у меня есть вопросы.

Ты не единственный. Я хотел бы знать, как проходит правление Доброй королевы Лии. Я хотел бы знать, остаются ли серые люди все еще серыми. Я хотел бы знать, все ли еще ревет Клаудия из «Галлиена». Я хотел бы знать, был ли заблокирован путь в этот ужасный подземный мир – логово Гогмагога. Я хотел бы знать, кто позаботился об оставшихся ночных солдатах, и присутствовал ли кто-нибудь из моих товарищей по заключению из Дип Малин на их кончине (вероятно, нет, но человек может мечтать). Я даже хотел бы знать, как ночные солдаты открывали наши камеры таким образом, просто протягивая руки.

Я полагаю, вы хотели бы знать, как поживает Радар. Ответ очень хороший, спасибо, хотя она немного сбавила обороты; в конце концов, для нее тоже прошло девять лет, что делает ее чертовски старой для немецкой овчарки, особенно если сложить ее старую жизнь и ее новую вместе.

Вы хотели бы знать, рассказал ли я своему отцу, где я была эти четыре месяца. Ответ — если я могу позаимствовать выражение лица одного маленького ребенка, тянущего санки, – да. Как я мог не сделать этого? Должен ли я был сказать ему, что какое-то чудодейственное лекарство, полученное в Чикаго, превратило Радар из пожилой собаки, страдающей артритом, на пороге смерти в крепкую и жизнерадостную немецкую овчарку, которая выглядела и вела себя как четырехлетняя?

Я не рассказал ему всего сразу, там было слишком много всего, но я был откровенен с ним об основах. Я сказал, что существует связь между нашим миром и другим. (Я не называл это Эмписом, просто Другим, так я называл это, когда впервые пришел.) Я сказал ему, что добрался туда из сарая мистера Боудича. Он внимательно выслушал меня, а затем спросил – как вы, конечно, догадались, – где я был на самом деле.

Я показал ему свою руку и глубокую рану над запястьем, которая останется там на всю оставшуюся жизнь. Это его не убедило. Я открыла свой рюкзак и показала ему золотой дверной молоток. Он осмотрел его, взвесил в руке и предположил – предварительно, – что это, должно быть, позолоченный предмет из ярдсейла[273], на самом деле сделанный из свинца.

— Распили его и посмотри сам. В конце концов ее придется переплавить и продать. В сейфе мистера Боудича есть ведро с золотыми гранулами из того же места. Я покажу тебе их, когда ты будешь готова посмотреть. Это то, на что он жил. Я сам продал несколько штук ювелиру в Стантонвилле. Мистер Генрих. Теперь он мертв, так что в конце концов, я думаю, мне придется найти кого-то другого, с кем можно вести дела.

Это продвинуло его немного дальше по пути к вере, но что окончательно убедило его, так это Радар. Она знала дорогу по нашему дому ко всем своим любимым местам, но по-настоящему убедительными были небольшие шрамы на ее морде от неудачной встречи с дикобразом, когда она была маленькой. (Некоторые собаки никогда не узнают об этом, но для Радар одного раза было достаточно.) Мой отец заметил их, когда мы держали ее у себя после того, как мистер Боудич сломал ногу, и после его смерти – когда она была на грани смерти. Те же шрамы остались и на младшей версии, вероятно, потому что я стащил ее с солнечных часов до того, как она достигла возраста, когда у нее в носу было полно игл. Папа долго смотрел на них, потом посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.

— Это невозможно.

— Я знаю, что так кажется, — сказал я.

— В сейфе Боудича действительно есть ведро с золотом?

— Я покажу тебе, — повторил я. — Когда ты будешь готова. Я знаю, что это очень тяжело принять.

Он сидел на полу, скрестив ноги, гладил Радар и думал. Через некоторое время он сказал:

— Этот мир, который, как ты утверждаешь, посетил, волшебный? Как «Ксанф» из тех книг Пирса Энтони[274], которые ты читал в младших классах? Гоблины, василиски, кентавры и все такое?

— Не совсем так, — сказал я. Я никогда не видел кентавра в Эмписе, но если бы там были русалки... и великаны …

— Могу я пойти туда?

— Я думаю, ты должен, — сказал я. — По крайней мере, один раз. — Потому что Эмпис на самом деле был не очень похож на Ксанф. В книгах Пирса Энтони не было ни Дип Малина, ни Гогмагога.

Мы отправились туда неделю спустя – принц, который больше не был принцем, и мистер Джордж Рид из «Рид Иншуранс». Я провел ту неделю дома, питаясь старой доброй американской едой, спал в старой доброй американской кровати и отвечал на вопросы старых добрых американских копов. Не говоря уже о вопросах от дяди Боба, Линди Франклин, Энди Чена, различных школьных администраторов и даже миссис Ричленд, соседской проныры-паркера. К тому времени мой отец увидел ведро с золотом. Я также показал ему детский светильник, который он осмотрел с большим интересом.

Хочешь узнать историю, которую я придумал с помощью своего отца … кто только что был крутым страховым следователем, помните, парнем, который знал множество ловушек, в которые попадают лжецы, и, следовательно, как их избежать? Вероятно, так оно и есть, но давайте просто скажем, что амнезия сыграла свою роль, и добавим, что собака мистера Боудича умерла в Чикаго до того, как я попал в беду, которую я не могу вспомнить (хотя, кажется, я помню, как меня ударили по голове). Собака, которая сейчас есть у нас с папой, — Радар II. Бьюсь об заклад, мистеру Боудичу, который вернулся в Сентри как родной сын, это понравилось бы. Билл Харриман, репортер из «Уикли Сан», попросил меня об интервью (должно быть, у него был разговор с одним из копов). Я отказался. Огласка была последним, в чем я нуждался.

Вам интересно, что случилось с Кристофером Полли, мерзким маленьким Румпельштильцхеном, который хотел убить меня и украсть сокровище мистера Боудича? Я так и сделал, и поиск в Google выдал ответ.

Если вы вспомните начало моей истории, то, возможно, вспомните, как я боялся, что мы с отцом окажемся бездомными, будем спать под эстакадой со всеми нашими пожитками, сложенными в тележку для покупок. С нами этого не случилось, но с Полли это случилось (хотя я не знаю насчет корзины покупок). Полиция обнаружила его тело под эстакадой, соединяющей три штата, в Скоки. Ему нанесли несколько ножевых ранений. Хотя у него не было при себе ни бумажника, ни удостоверения личности, его отпечатки пальцев были в досье — часть длинного списка арестованных, восходящего к его подростковому возрасту. В новостной статье цитировался капитан полиции Скоки Брайан Бейкер, который сказал, что жертва не смогла защитить себя, потому что у него было два сломанных запястья.

Я могу сказать себе, что Полли, возможно, не пережил бы нападение в любом случае – с ним было не так уж много, и я забрал его пистолет, – но я не могу быть уверен. Я также не могу быть уверен, что мотивом убийства была добыча, полученная при ограблении ювелирного магазина. Неужели он рассказал об этом не тому человеку, пытаясь продать его, и заплатил за это своей жизнью? Я не знаю, не могу знать, но в глубине души я уверен. Я менее уверен, что он умер в то же самое время, когда Красная Молли отбивала Питеркина со своего пути с достаточной силой, чтобы разорвать этого неприятного карлика пополам, но я думаю, что, возможно, так оно и было.

Я могу сказать себе, что Полли сам навлек это на себя, и это правда, но когда я думаю о том, как он поднимал свои бесполезные руки, чтобы отразить удары ножа того, кто стоял над ним на коленях в том заваленном мусором подземном переходе, я не могу избавиться от чувства жалости и стыда. Вы можете сказать, что у меня нет причин испытывать стыд, что я сделал то, что должен был сделать, чтобы спасти свою жизнь и тайну сарая, но стыд подобен смеху. И вдохновению. Он не стучит.2

В субботу после того, как я вернулся домой, со Скалистых гор налетела сильная снежная буря. Мы с отцом добрались до дома мистера Боудича – я был в ботинках, которые не сводили ноги судорогой, – и обошли его сзади. Папа с неодобрением посмотрел на разбитые ворота сарая.

— Ворота нужно будет починить.

— Я знаю, но это был единственный способ, которым я мог выбраться, как только Энди запер дверь на висячий замок.

Во внутреннем освещении не было необходимости, потому что у нас было два фонарика. Мы оставили Радар дома. Как только мы вышли из туннеля, она направилась бы прямиком к Дому Обуви, а я не хотел видеть Дору. Я не хотел видеть никого из тех, кто был там в мое время. Я просто хотел убедить своего отца, что другой мир реален, а потом уйти. Было и кое–что еще -странное и, вероятно, эгоистичное: я не хотел слышать, как мой отец говорит по-эмписарски. Это было мое.

Мы спустились по винтовой лестнице, я шел впереди. Мой отец продолжал говорить, что он не мог в это поверить, просто не мог в это поверить. Я молил Бога, чтобы я не подтолкнул его к психическому срыву, но, учитывая ставки, я чувствовал, что у меня не было выбора.

Я все еще чувствую то же самое.

В туннеле я велел ему светить фонариком на каменный пол.

— Потому что там летучие мыши. Большие. Я не хочу, чтобы они летали вокруг нас. Кроме того, мы собираемся подойти к месту, где ты можете почувствовать головокружение, почти как при выходе из тела. Это точка пересечения.

— Кто это сделал? — тихо спросил он. — Господи Иисусе, Чарли, кто это сделал?

— С таким же успехом ты мог бы спросить, кто сотворил мир.

Наш и другие. Я уверен, что есть и другие, может быть, их столько же, сколько звезд на небе. Мы чувствуем их. Они доходят до нас во многих старых историях.

Мы подошли к перекрестку, и он бы упал, но я был готов и обнял его за талию.

— Может быть, нам стоит вернуться, — сказал он. — У меня бурлит в животе.

— Еще немного пройдем. Впереди свет, видишь?

Мы подошли к виноградным лозам. Я отклонил их, и мы вышли в Эмпис, с безоблачным голубым небом над нами и домом Доры внизу на холме. На ее перекрещивающихся линиях не было обуви, но рядом с Кингз-роуд паслась лошадь. Расстояние было слишком велико, чтобы быть уверенным, но я почти уверен, что узнал эту лошадь, а почему бы и нет? Королеве больше не нужна была Фалада, чтобы говорить за нее, а город — не место для лошади.

Мой отец оглядывался по сторонам, широко раскрыв глаза и разинув рот. Сверчки – не красные – прыгали в траве.

— Боже мой, они такие большие!

— Ты бы видел кроликов, — сказал я. — Сядь, папа. — Прежде чем ты упадешь, но этого я не добавлял.