Сказка

Глава семнадцатая

Покидаю Клаудию. Вспоминая Дженни. Ночь на складе. Ворота. Город с привидениями. 1

Радар довольно охотно устроилась в корзинке на флисовой подкладке, хотя у нее был приступ кашля, который мне не понравился. Мы с Клаудией подождали, пока он не ослабел и, наконец, прекратился. Клаудия использовала подол своего платья, чтобы вытереть гной с глаз Радар слюну и по бокам ее морды, затем серьезно посмотрела на меня.

— НЕ ТЕРЯЙ ВРЕМЕНИ, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ СПАСТИ ЕЕ, ШАРЛИ!

Я кивнул. Она притянула меня в объятия, затем отпустила и обняла за плечи.

— БУДЬ ОСТОРОЖЕН! МНЕ БЫЛО БЫ ГРУСТНО ВИДЕТЬ ТЕБЯ БЕЗ НЕЕ, НО ЕЩЕ ГРУСТНЕЕ НЕ ВИДЕТЬ ТЕБЯ ВООБЩЕ! ТЫ ПОМНИШЬ ИНСТРУКЦИИ, КОТОРЫЕ Я ТЕБЕ ДАЛА?

Я показал ей два больших пальца и похлопал себя по заднему карману.

— НЕ ИСПОЛЬЗУЙ ЭТО ОРУЖИЕ В ГОРОДЕ И ДАЖЕ НЕ ПРИКАСАЙСЯ К НЕМУ!

Я кивнула и приложила палец к губам: Тссс.

Она протянула руку, взъерошила мне волосы и улыбнулась.

— ПРОЩАЙ, ЮНЫЙ ПРИНЦ ШАРЛИ!

Я взобрался на мотодельтаплан и устроился на сиденье. После моего велосипеда мне казалось, что я сижу на вышке. Мне пришлось приложить немного усилий к педалям, чтобы тронуться с места, но как только трехколесная машина тронулась крутить педали стало намного легко. Я оглянулся один раз и помахал рукой. Клаудия помахала в ответ. И послал мне воздушный поцелуй.

Я ненадолго остановился, когда подъехал к брошенному троллейбусу. Одно из колес оторвалось, и оно сидело косо. На ближайшей ко мне деревянной стенке виднелись старые следы когтей и засохшие брызги древней крови. «Волчата», — подумал я.

Я не заглядывал внутрь. 2

Дорога была ровной, и я двигался в хорошем темпе. Я думал, что доберусь до склада, о котором она мне рассказывала, задолго до наступления темноты. Небо снова закрылось тучами; земля была пустынна и лишена теней под низко нависшими облаками. Монархи отправились туда, куда они ходили днем. Я задавался вопросом, увижу ли я, как они улетят обратно на свои гнездовья за городом. Волки могут держаться подальше от домов и построек за городской стеной после наступления темноты, но я бы не хотел ставить на это свою жизнь. Или Радар.

Через пару часов я начал проезжать мимо первых домов и коттеджей. Чуть дальше, там, где первая проселочная дорога пересекалась с Кингдом-роуд, утрамбованная земля уступила место тротуару из щебня. В целом, я бы предпочел проселок, потому что он был по большей части гладким. На тротуаре были выбоины, которые мне приходилось объезжать. Устойчивость высокого мотодельтаплана была в порядке, пока я мог ехать по прямой, но петлять было сложно. На нескольких поворотах я почувствовал, как одно из задних колес оторвалось от земли. Я смог компенсировать это, наклонившись к подъемнику, как я делал при поворотах на своем велосипеде, но я был почти уверен, что даже умеренно резкий поворот свалит машину на бок, независимо от того, насколько сильно я бы наклонился. Я мог бы вынести падение, но не был уверен, что Радар сможет.

Дома были пусты. Окна смотрели на дорогу. Вороны – не гигантские, но очень большие – расхаживали по запущенным палисадникам, собирая семена или любую оставшуюся яркую вещь. Там были цветы, но они выглядели бледными и какими-то неправильными. Виноградные лозы, похожие на цепкие пальцы, ползли по стенам покосившихся коттеджей. Я миновал странно покосившееся здание из осыпающегося известняка, проглядывающегося сквозь остатки штукатурки. Распашные двери были приоткрыты, отчего вход походил на мертвый рот. На притолоке дверей стояла кружка, настолько выцветшая, что оставленное внутри пиво выглядело как моча. Над кружкой выцветшими беспорядочными темно-бордовыми буквами было написано слово «ОСТОРОЖНО». Рядом с этим домом находилось то, что когда-то, вероятно, было каким-то магазином. На дороге впереди лежал осколок стекла. Помня о резиновых шинах трехколесного автомобиля, я объехал разбитое стекло стороной.

Немного дальше – теперь по обе стороны были здания, стоявшие почти плечом к плечу, но с темными маленькими проходами между ними – мы прошли через вонь, такую сильную и канализационную, что это заставило меня поперхнуться и задержать дыхание. Радар это тоже не понравилось. Она беспокойно заскулила и пошевелилась, отчего трехколесный автомобиль слегка покачнулся. Я подумывал о том, чтобы остановиться и перекусить, но эта вонь заставила меня передумать. Это не была разлагающаяся плоть, но это было что–то, что испортилось каким–то совершенно невероятным — и, возможно, нечестивым — образом.

«Травянистый и дикий», — подумал я, и эта строчка навеяла воспоминания о Дженни Шустер. Сидим с ней под деревом, мы вдвоем прислонились к стволу в пятнистой тени, на ней старая потрепанная жилетка, которая была ее визитной карточкой, и на коленях книга в мягкой обложке. Она называлась «Лучшее из Х.П. Лавкрафта», и она читала мне стихотворение под названием «Грибы из Юггота». Я вспомнил, как все начиналось: место было темным, пыльным и наполовину затерянным в лабиринте старых переулков возле причалов, и внезапно причина, по которой это место пугало меня. попал в фокус. Я все еще был за много миль от Лилимара – того, что тот мальчик–беженец назвал городом с привидениями, — но даже здесь все было не так, как я думаю, я не смог бы осознанно понять, если бы не Дженни, которая познакомила меня с Лавкрафтом, когда мы оба были шестиклассниками, слишком юными и впечатлительными для таких ужасов.

Мы с Дженни подружились с книгами во время последнего года пьянства моего отца и первого года трезвости. Она была подругой, в отличие от подружки, что означает нечто совершенно другое.

— Я никак не пойму, почему ты хочешь тусоваться с ней, — сказал однажды Берти. Я думаю, он ревновал, но я думаю, что он также был искренне озадачен. — Ты, типа, целуешься с ней? Сосать лицо? Поменяться плевками?

Мы этого не делали, и я так ему и сказал. Я сказал, что она не интересует меня в этом смысле. Берти ухмыльнулся и сказал:

— А зачем еще она нужна?

Я мог бы сказать ему, но это озадачило бы его еще больше, чем когда-либо.

Это правда, что у Дженни не было того, что Человек-Птица назвал бы «тем типом тела, которое вы хотите исследовать». В одиннадцать или двенадцать лет у большинства девочек появляются первые слабые изгибы, но Дженни была плоской, как доска, спереди и прямой до самого низа. У нее было скуластое лицо, мышиного цвета волосы, которые всегда были в беспорядке, и походка аиста. Другие девочки, конечно, смеялись над ней. Она никогда не собиралась быть чирлидершей, королевой выпускного вечера или звездой в школьной постановке, и если она хотела таких вещей – или одобрения девочек, которые смешивали, подбирали и носили тени для век, – она никогда этого не показывала. Я не уверен, что она когда-либо испытывала хоть каплю давления со стороны сверстников. Она не одевалась по–готически – носила джемперы с этим обалденным жилетом сверху и носила в школу коробку с ланчем Хана Соло[172], — но у нее был готический менталитет. Она поклонялась панк-группе «The Dead Kennedys»[173], могла цитировать строки из «Таксиста»[174] и любила рассказы и стихи Х.П. Лавкрафта.

Мы с ней и ГФЛ сошлись ближе к концу моего темного периода, когда я все еще занимался глупостями с Берти Бердом. Однажды на уроке английского языка в шестом классе разговор зашел о работах Р.Л. Стайна[175]. Я прочитал одну из его книг – она называлась «Можешь ли ты сохранить секрет?»– и подумал, что это глупо. Я так и сказал, а потом сказал, что хотел бы прочитать что-нибудь действительно страшное, а не притворно страшное.

Дженни догнала меня после урока.

— Привет, Рид. Ты не любишь страшные истории?

Я сказал, что это не так. Я сказал, что, если я не смогу понять ни слова из какой-то истории, я посмотрю ее на своем телефоне. Это, казалось, ее позабавило.

— Прочти это, — сказала она и протянула мне потрепанную книгу в мягкой обложке, скрепленную скотчем. — Посмотрим, пугает ли это тебя. Потому что это напугало меня до чертиков.

Эта книга называлась «Зов Ктулху», и истории в ней меня сильно напугали, особенно одна под названием «Крысы в стенах». Там также было много непонятных слов, значеник которых нужно было поискать, таких как tenebrous[176] и malodorou[177] (это было идеальное слово для того, что я почувствовал возле этого бара). Мы сблизились из–за ужасов, возможно, потому что были единственными шестиклассниками, которые были готовы пробираться – и с радостью — через заросли прозы Лавкрафта. Больше года, пока родители Дженни не расстались и она не переехала со своей матерью в Де-Мойн, мы читали друг другу вслух рассказы и стихи. Мы также посмотрели пару фильмов, снятых по его рассказам, но они были отстой. Никто из них не понимал, насколько велико воображение этого парня. И как чертовски темно.

Пока я крутил педали, направляясь к обнесенному стеной городу Лилимар, я понял, что это безмолвное внешнее кольцо слишком похоже на одну из мрачных сказок ГФЛ об Аркхэме и Данвиче. Помещенный в контекст этой и других историй о потустороннем ужасе (мы перешли к Кларку Эштону Смиту[178], Генри Катнеру[179] и Августу Дерлету[180]), я смог понять, что было такого пугающего и странно обескураживающего в пустых улицах и домах. Используя одно из любимых выражений Лавкрафта, они были жуткими.

Каменный мост перебросил нас через мертвый канал. Большие крысы рыскали в мусоре, таком древнем, что невозможно было сказать, чем он был до того, как превратился в мусор. Наклонные каменные борта канала были испещрены черновато-коричневым дерьмом – тем, что Лавкрафт, несомненно, назвал бы нечистотами. А вонь, поднимающаяся от потрескавшейся черной грязи? Он бы назвал это мефистофельством.

Эти слова вернулись ко мне. Это место вернуло их обратно.

На другой стороне канала здания теснились еще ближе друг к другу, промежутки между ними были не переулками или проходами, а просто щелями, через которые человеку пришлось бы пробираться бочком... И кто знает, что может скрываться там, поджидая прохожего? Эти пустые здания нависали над улицей, казалось, выпирали навстречу трайку[181] и закрывали все, кроме зигзагообразного белого неба. Я чувствовал, что за мной наблюдают не только из этих черных окон без стекол, но и они сами, что было еще хуже. Здесь произошло что-то ужасное, я был уверен в этом. Что-то чудовищное и, да, сверхъестественное. Источник серого все еще мог быть впереди, в городе, но он был силен даже здесь, в этих пустынных окрестностях.

Помимо ощущения, что за мной наблюдают, возникло неприятное ощущение, что за мной следят. Несколько раз я вертел головой по сторонам, пытаясь поймать кого-то или что-то (какого-нибудь ужасного дьявола), скользящего по нашему следу. Я не видел ничего, кроме ворон и случайной крысы, возможно, направлявшейся обратно к своему гнездовью или колонии в тени этого канала с глинистым полом.

Радар тоже это почувствовала. Она несколько раз зарычала, и однажды, когда я оглянулся, я увидел, что она сидит, положив лапы на край плетеной корзины, и смотрит назад, туда, откуда мы пришли.

Ничего, подумал я. Эти узкие улочки и полуразрушенные дома пустынны. У тебя просто мурашки по коже. У Радар тоже.