Сказка

Глава девятнадцатая

Проблема с собаками. Пьедестал. На кладбище. Внешние ворота. 1

Проблема с собаками (при условии, конечно, что вы их не бьете и не пинаете) заключается в том, что они вам доверяют. Ты — тот, кто дает пищу и кров. Ты тот, кто может выудить писклявую обезьяну из-под дивана одной из своих умных пятипалых лап. Вы также являетесь дарителем любви. Проблема такого рода безоговорочного доверия заключается в том, что оно сопряжено с грузом ответственности. В основном это нормально. В нашей нынешней ситуации это было совсем не так.

Радар явно проводила лучшее время в своей жизни, практически подпрыгивая рядом со мной, а почему бы и нет? Она больше не была старой полуслепой немецкой овчаркой, которую мне приходилось тащить сначала в тележке Доры, а затем в корзине за огромным мотодельтапланом Клаудии. Она снова была молодой, она снова была сильной, у нее даже был шанс вырвать клок из штанов мерзкого старого гнома. Она была легка телом и легка умом. Она была с тем, кто давал пищу, давал кров, давал любовь. В ее мире все было просто прекрасно.

С другой стороны, я боролся с паникой. Если вы когда-нибудь терялись в большом городе, вы знаете, что нужно делать. Только здесь не было ни одного дружелюбного незнакомца, у которого я мог бы спросить дорогу. И тут сам город отвернулся от меня. Одна улица вела к другой, но каждая новая улица вела только в тупики, где горгульи смотрели вниз с огромных слепых зданий, и я мог бы поклясться, что их там не было, когда я обернулся, чтобы проверить, не крадется ли за нами Питеркин. Дождь перешел в морось, но вид на дворец часто загораживали здания, которые, казалось, вырастали в тот момент, когда я отводил взгляд, закрывая обзор.

И было кое-что похуже. Когда мне удавалось мельком видеть дворец, мне всегда казалось, что он находится в другом месте, чем то, которое я ожидал увидеть. Как будто он тоже двигался. Это могло быть вызванной страхом иллюзией — я говорил себе это снова и снова, – но я не до конца в это верил. День клонился к вечеру, и каждый неверный поворот напоминал мне о приближении темноты. Факт был прост и очевиден: благодаря Питеркину я полностью потерял ориентацию. Я почти ожидал наткнуться на кондитерский домик, куда ведьма пригласит меня и мою собаку – меня Гензеля, ее Гретель – внутрь.

Тем временем Радар не отставала от трехколесного велосипеда, глядя на меня с собачьей ухмылкой, которая почти кричала: «Разве нам не весело?»

Мы пошли дальше. И так далее.

Время от времени мне открывался ясный вид на небо впереди, и я забирался на сиденье трехколесного велосипеда, пытаясь мельком увидеть городскую стену, которая, должно быть, была самой большой вещью в пейзаже, если не считать трех шпилей дворца. Но я не видел ее. И эти шпили теперь были справа от меня, что казалось невозможным. Конечно, если бы я перешел дорогу перед дворцом, я бы перерезал Галлиен-роуд, но я этого не делал. Мне хотелось кричать. Мне захотелось свернуться калачиком и обхватить голову руками. Я хотел найти полицейского, что, по словам моей матери, должны делать дети, если они заблудились.

И все это время Радар ухмылялась мне: разве это не здорово? Разве это не самое крутое, что когда-либо было?

— У нас неприятности, девочка.

Я продолжал крутить педали. Теперь на небе нет ни пятнышка голубизны, и уж точно нет солнца, которое могло бы направлять меня. Только теснящиеся здания, некоторые разбитые, некоторые просто пустые, все почему-то голодные. Единственным звуком был этот слабый, глухой шепот. Если бы он был постоянным, я, возможно, смог бы привыкнуть к этому, но это было не так. Шепот приходил урывками, как будто я проходил мимо собраний невидимых мертвецов.

Тот ужасный день (я никогда не смогу передать вам, насколько он ужасен), казалось, длился вечно, но, наконец, ближе к вечеру я начал ощущать первое истощение. Кажется, я немного поплакал, но точно не помню. Если я и сделал это, то, думаю, в такой же степени для Радар, как и для себя. Я проделал с ней весь этот путь и добился того, ради чего пришел, но в конце концов все это оказалось напрасным. Из-за проклятого карлика. Я пожалел, что Радар не вырвала ему горло, а не часть штанов на заднице.

Хуже всего было доверие, которое я видел в глазах Радар каждый раз, когда она смотрела на меня.

Ты доверился дураку, подумал я. Тебе не повезло, дорогая. 2

Мы подошли к заросшему парку, окруженному с трех сторон серыми зданиями с пустыми балконами. Они казались мне чем-то средним между дорогими кондоминиумами, выстроившимися вдоль Голд-Кост в Чикаго[198], и тюремными камерами. В центре его стояла огромная статуя на высоком пьедестале. На нем были изображены мужчина и женщина, обрамляющие огромную бабочку, но, как и все другие произведения искусства, с которыми я сталкивался в Лилимаре (не говоря уже о бедной убитой русалке), оно было в основном уничтожено. Голова и одно крыло бабочки были измельчены в порошок. Другое крыло сохранилось, и, судя по тому, как оно было вырезано (весь цвет исчез, если он вообще когда-либо был), я был уверен, что это был монарх. Мужчина и женщина, возможно, были королем и королевой в былые времена, но невозможно было сказать наверняка, потому что оба они выше колен были разрушены.

Пока я сидел и смотрел на эту разрушенную картину, по всему городу с привидениями прозвенели три колокола, каждый звон был протяжным и торжественным. Тебе не нужно проходить через ворота, когда прозвенят три колокола, сказала Клаудия, но вскоре после этого ты должен покинуть Лилимар! До наступления темноты!

Скоро стемнеет.

Я начал крутить педали – зная, что это будет бесполезно, зная, что я запутался в паутине, которую Питеркин назвал Лилией, задаваясь вопросом, какой новый ужас принесут ночные солдаты, когда придут за нами, – а затем я остановился, пораженный внезапной идеей, которая была одновременно дикой и совершенно разумной.

Я развернулся и вернулся в парк. Я начал слезать с мотодельтаплана, прикинул высоту пьедестала, на котором стояла разрушенная статуя, и передумал. Я крутанула педали в высокой траве, надеясь, что там нет этих противных желтых цветов, которые могли бы вызвать у меня ожог. Я также надеялся, что трехколесный велосипед не увязнет, потому что земля была мягкой от дождя. Я наклонился вперед и продолжал крутить педали. Радар следовала за мной, не идя и даже не бегая, а подпрыгивая. Даже в моей нынешней ситуации это было чудесно видеть.

Скульптурная картина была окружена стоячей водой. Я остановился в ней, повесил рюкзак на руль, встал на сиденье мотодельтаплана и потянулся вверх. Приподнявшись на цыпочки, я смог просто дотянуться пальцами до шершавого края пьедестала. Поблагодарив Бога за то, что я все еще был в довольно хорошей форме, я подтянулся, поставил сначала одно предплечье, а затем другое на поверхность, усеянную каменной крошкой, и вскарабкался на пьедестал. У меня похолодело внутри, когда я подумал, что опрокинусь назад, приземлюсь на мотодельтаплан и, вероятно, что-нибудь сломаю, но я сделал последний выпад и схватил каменную женщину за ногу. Я получил пару хороших царапин на животе от обломков, когда подтягивался, но серьезных повреждений не получил.

Радар смотрела на меня снизу вверх и лаяла. Я сказал ей замолчать, и она замолчала. Однако она продолжала вилять хвостом: разве она не замечательна? Посмотрите, какая она изящная!

Я встал и схватил оставшееся крыло бабочки. Может быть, в этом осталось немного волшебства – хорошего рода, – потому что я почувствовал, как часть моего страха ушла. Держа его сначала одной рукой, а затем другой, я медленно повернулся на триста шестьдесят градусов. Я увидел три шпиля дворца на фоне темнеющего неба, и теперь они были примерно там, где то, что осталось от моего чувства направления, подсказывало мне, что они должны быть. Я не мог видеть городскую стену и на самом деле не ожидал этого. Пьедестал, на котором я стоял, был высок, но на пути стояло слишком много зданий. Намеренно, я был почти уверен.

— Подожди, Радар, — сказал я. — Это не займет много времени. Я надеялся, что был прав насчет этого. Я наклонился, поднял кусок камня с острым концом и небрежно зажал его в кулаке.

Время шло. Я сосчитал до пятисот десятками, потом пятерками, потом сбился со счета. Я был слишком озабочен тем, как уходит день. Я почти чувствовал, как он утекает, как кровь из сильного пореза. Наконец, как раз в тот момент, когда я начал думать, что забрался сюда напрасно, я увидел, как в том, что я решил назвать югом, возникла тьма. Она надвигалась на меня. Монархи возвращались на ночь. Я вытянула руку, направив ее, как винтовку, на приближающихся бабочек. Я потерял облако из виду, когда снова опустился на колени, но продолжал держать руку прямо. Я использовал острие подобранного осколка, чтобы нацарапать отметину на боковой стороне пьедестала, затем прицелился вдоль вытянутой руки в промежуток между двумя зданиями на дальней стороне парка. Это была исходная точка. Если на пути не будет препятствий, то мы выйдем к складу

Я развернулась на коленях и свесила ноги с края постамента. Я хотел свиснуть с пьедестала на руках, но руки соскользнули, и я упал. Радар издала одиночный тревожный сигнал. Я знал достаточно, чтобы согнуть колени и перекатиться при приземлении. Земля была мягкой после дождя, и это было хорошо. Меня с головы до ног должно было забрызгать грязью и водой, но этого не произошло. Я встал (чуть не упав при этом на свою нетерпеливую собаку), вытер лицо и поискал свою метку. Я указал рукой вдоль нее и с облегчением увидел, что промежуток между двумя зданиями все еще там. Здания – деревянные, а не каменные – располагались по диагонали через парк. Я видел местами стоячую воду и знал, что трехколесный велосипед наверняка увязнет, если я попытаюсь прокатиться по этим лужам. Я собирался извиниться перед Клаудией за то, что бросил велосипед, но я буду беспокоиться об этом, когда увижу ее. Если я это сделаю.

— Давай, девочка -. Я накинул рюкзак и побежал. 3

Мы шлепали по широким лужам стоячей воды. Некоторые были неглубокими, но местами вода доходила мне почти до колен, и я чувствовал, как грязь пытается стащить кроссовки с моих ног. Радар легко шла по воде, язык летал, глаза блестели. Ее мех был мокрым и прилипал к ее новому мускулистому телу, но она, казалось, этого не замечала. У нас было настоящее приключение!

Здания показались мне похожими на склады. Мы добрались до них, и я остановился достаточно надолго, чтобы переобуться и завязать одну из своих промокших кроссовок. Я оглянулся на пьедестал. Я больше не мог различить свой след – разрушенная статуя была по крайней мере в сотне ярдов позади нас, – но я знал, где она находится. Я указал обеими руками назад и вперед, а затем побежал между зданиями с Радар рядом со мной. Да, это были склады. Я чувствовал древний призрачный аромат рыбы, которая хранилась в них давным-давно. Мой рюкзак подпрыгивал и подпрыгивал. Мы вышли на узкий переулок, вдоль которого тянулось еще больше складов. Все они выглядели так, как будто их взломали – возможно, разграбили – давным-давно. Пара прямо напротив нас стояла слишком близко друг к другу, чтобы проскользнуть между ними, поэтому я повернул направо, нашел переулок и побежал по нему. На противоположной стороне был чей-то заросший сад. Я свернул влево, вернулся к тому, что, как я надеялся, было моей прежней прямой линией, и побежал дальше. Я пытался убедить себя, что это не сумерки – еще нет, еще нет, – но это были сумерки.