Сказка

Глава девятая

То, что было в Сарае. Опасное Место. 911. Бумажник. Хороший Разговор. 1

Мне больше не нужно было приходить в шесть утра, чтобы накормить Радар; мистер Боудич мог делать это сам. Но я привык вставать рано и обычно поднимался на велосипеде в гору около четверти восьмого, чтобы вывести ее по делам. После этого, поскольку была суббота, я подумал, что мы могли бы немного прогуляться по Пайн-стрит, где ей всегда нравилось читать сообщения, оставленные на телефонных столбах (и оставлять несколько своих собственных). В тот день прогулки не было.

Когда я вошел, мистер Боудич сидел за кухонным столом, ел овсянку и читал книгу Джеймса Мишнера[94] размером с шлакоблок. Я налил себе стакан апельсинового сока и спросил его, как ему спалось.

— Пережил ночь, — сказал он, не отрывая глаз от книги. Говард Боудич был не таким уж «утренним человеком». Конечно, он тоже не был большим любителем вечерних развлечений. Или в полдень, если уж на то пошло.

— Сполосни стакан, когда закончишь.

— Я всегда так делаю.

Он хмыкнул и перевернул страницу в своей книге, которая назывался «Техас». Я допил остатки сока и позвала Радар, которая вошла на кухню, почти не прихрамывая.

— Радар? – сказал я. — «Ради, хочешь пойти погулять?

— Господи, — сказал мистер Боудич. — Хватит детских разговоров. В человеческих годах ей девяносто восемь.

Радар стояла у двери. Я открыл ее, и она спустилась по ступенькам черного хода. Я хотел последовать за ней, но потом вспомнил, что мне понадобится ее поводок, если мы собираемся прогуляться по Пайн-стрит. Я также не ополоснул свой стакан с соком. Я вымыл стекло и направлялся к колышку в прихожей, где висел поводок, когда Радар начала лаять, резко, быстро и очень, очень громко. Это было самое странное, что я слышал от нее, — лай белки.

Мистер Боудич захлопнул книгу.

— Что, черт возьми, с ней происходит? Тебе лучше пойти посмотреть.

У меня было очень хорошее представление о том, что с ней происходит, потому что я уже слышал этот звук раньше. Это был ее предупреждающий лай о вторжении. Она снова сидела на корточках в траве заднего двора, которая теперь была намного короче и в основном без какашек. Она стояла лицом к сараю, ее уши были заложены назад, а морда сморщена, чтобы показать зубы. С каждым лаем у нее изо рта летела пена. Я подбежал к ней, схватил ее за холку и попытался оттащить назад. Она не хотела уходить, но было ясно, что она также не хотела подходить ближе к запертому сараю. Даже сквозь громкий лай я мог слышать этот странный скребущий звук. На этот раз он был громче, и я увидел, как дверь немного сдвинулась с места. Это было похоже на видимое сердцебиение. Что-то пыталось вырваться наружу.

— Радар! — крикнул мистер Боудич с крыльца. — Вернись сюда, сейчас же!

Радар не обратил на это никакого внимания, просто продолжал лаять. Что-то внутри сарая ударило в дверь достаточно сильно, чтобы я услышал глухой удар. И раздался странный мяукающий звук, похожий на кошачий, но более высокий по тону. Это было все равно, что слушать скрип мела по доске, и мои руки покрылись гусиной кожей.

Я встал перед Радар, чтобы закрыть от нее сарай, и двинулся на нее, заставив ее отступить на шаг или два. Ее глаза были дикими, в них виднелись белые круги, и на мгновение я подумал, что она собирается укусить меня.

Она этого не сделала. Раздался еще один из тех глухих ударов, еще больше царапающих звуков, а затем это ужасное пронзительное мяуканье. С Радар было достаточно. Она повернулась и побежала обратно к крыльцу, не показывая ни единого признака хромоты. Она вскарабкалась по ступенькам и прижалась к ногам мистера Боудича, продолжая лаять.

— Чарли! Убирайся оттуда!

— Что-то внутри и пытается выбраться. Это звучит грандиозно.

— Вернись сюда, мальчик! Тебе нужно вернуться сюда!

Еще один глухой удар. Снова царапанье. Я прикрыл рот рукой, как будто хотел подавить крик. Я не помню, удалось ли мне это.

— Чарли!

Как Радар, я побежал. Потому что, как только я повернулся к нему спиной, было легко представить, как дверь срывается с петель и какой-то кошмар преследует меня, шатаясь и издавая эти нечеловеческие крики.

Мистер Боудич был в своих ужасных шортах-бермудах и старых тапочках, которые он называл потертостями. Заживающие раны там, где стержни фиксатора вошли в его плоть, были очень красными на фоне его бледной кожи.

— Иди внутрь! Иди внутрь!

— Но что...

— Не о чем беспокоиться, дверь выдержит, но мне нужно позаботиться об этом.

Я поднялся по ступенькам и успел услышать, что он сказал дальше, хотя он понизил голос, как это делают люди, разговаривая сами с собой.

— Сукин сын передвинул доски и блоки. Должно быть, большой.

— Я слышал что-то подобное раньше, когда ты был в больнице, но не так громко.

Он втолкнул меня на кухню, а затем последовал за мной, чуть не споткнувшись о Радар, которая съежился у его ног, а затем ухватился за дверной косяк.

— Оставайся здесь. Я позабочусь об этом.

Он захлопнул дверь на задний двор, затем, прихрамывая, шаркая и покачиваясь, прошел в гостиную. Радар последовала за ним, опустив хвост. Я услышал его бормотание, затем болезненное проклятие, за которым последовало кряхтение от усилия. Когда он вернулся, в руках у него был револьвер, который я попросил его принести вниз. Но не только револьвер. Он был в кожаной кобуре, а кобура крепилась к кожаному ремню, усыпанному серебряными раковинами. Это выглядело как что-то из перестрелки у О'Кей коррала[95]. Он затянул его вокруг талии, так что револьвер в кобуре оказался чуть ниже правого бедра. На его мадрасских шортах болтались веревки из сыромятной кожи – завязки. Это должно было выглядеть нелепо – он должен был выглядеть нелепо, – но это было не так.

— Оставайся здесь.

— Мистер Боудич, что … вы не можете...

— Оставайся здесь, черт возьми! — Он схватил меня за руку так сильно, что стало больно. Он дышал быстрыми хриплыми вдохами. — Оставайся с собакой. Я серьезно.

Он вышел, хлопнув за собой дверью, и бочком спустился по ступенькам. Радар прижалась головой к моей ноге, поскуливая. Я рассеянно погладил ее, глядя сквозь стекло. На полпути к сараю мистер Боудич сунул руку в левый карман и достал связку ключей. Он выбрал один и пошел дальше. Он вставил ключ в большой висячий замок, затем вытащил револьвер 45-го калибра. Он повернул ключ и открыл дверь, направив револьвер под небольшим углом вниз. Я ожидал, что что-то или кто-то набросится на него, но этого не произошло. Я действительно видел движение – что-то черное и тонкое. Потом он исчез. Мистер Боудич вошел в сарай и закрыл за собой дверь. Ничего не происходило в течение долгого, долгого времени, которое на самом деле не могло быть больше пяти секунд. Затем раздались два выстрела. Стены сарая, должно быть, были очень толстыми, потому что звуки, которые, должно быть, были оглушительными в этом замкнутом пространстве, доносились до меня как пара плоских, бесцветных ударов, похожих на удары кувалды с головой, обернутой войлоком.

Ничего не было намного дольше пяти секунд; больше похоже на пять минут. Единственное, что удерживало меня, — это повелительный тон голоса мистера Боудича и совершенно свирепый взгляд на его лице, когда он сказал мне оставаться здесь, черт возьми. В конце концов, даже это больше не могло меня удерживать. Я был уверен, что с ним что-то случилось. Я открыл кухонную дверь, и как только я вышел на заднее крыльцо, дверь сарая открылась, и вышел мистер Боудич. Радар промчалась мимо меня без всяких признаков артрита, и срезала путь через двор к нему, когда он со щелчком повесил на дверь висячий замок. Хорошо, что он это сделал, потому что это было единственное, за что ему пришлось держаться, когда Радар набросилась на него.

— Ложись, Радар, ложись!

Она легла на живот, бешено виляя хвостом. Мистер Боудич вернулся на крыльцо гораздо медленнее, чем спускался в сарай, заметно прихрамывая на больную ногу. Один из шрамов открылся, и кровь сочилась темно-красными каплями. Они напомнили мне рубины, которые я видел в задней комнате мистера Хайнриха. Он потерял одну из своих потертостей.

— Помоги мне, Чарли, — сказал он. — Чертова нога горит.

Я закинул его руку себе на шею, схватил за костлявое запястье и почти потащил его вверх по ступенькам в дом.

— Кровать. Придется лечь. Не могу отдышаться.

Я отвел его в гостиную – по дороге он потерял вторую потертость, потому что волочил ноги, – и уложил его на диван.

— Господи Иисусе, Говард, что это было? Что вы прогнали...

— Кладовая, — сказал он. — На верхней полке. За этими бутылками с маслом «Вессон». Виски. Вот так много. — Он слегка раздвинул большой и указательный пальцы. Они дрожали. Раньше я думал, что он бледный, но теперь, когда эти красные пятна исчезли с его щек, он был похож на мертвеца с живыми глазами.

Я пошел в кладовую и нашел бутылку «Джемисон»[96] там, где он сказал, что она должна быть. Несмотря на мой рост, мне пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до нее. Бутылка была пыльной и почти полной. Даже несмотря на то, что я был взвинчен — напуган, почти запаниковал, – запах, когда я откупорил ее, вызвал мерзкие воспоминания о моем отце, развалившемся на диване в полубессознательном состоянии или нависшем над унитазом, которого его рвало. Виски пахнет не так, как джин... и все же пахнет. Для меня весь алкоголь пахнет одинаково — печалью и потерей.

Я налил немного в стакан для сока. Мистер Боудич выпил, поставил стакан на стол и закашлялся, но краска вернулась на его щеки. Он расстегнул оружейный ремень.

— Убери от меня эту гребаную штуку.

Я потащил за кобуру, и ремень соскользнул с пояса, мистер Боудич невнятно выругался, когда пряжка, должно быть, оцарапала поясницу.

— Что мне с ним делать?

— Положи его под кровать.

— Где вы взяли пояс? — спросил я. Я раньше никогда его не видел.

— В месте получения. Просто сделай это, но перед этим перезаряди револьвер.

На поясе между раковинами были петли для пуль. Я свернул цилиндр большого револьвера, заполнил два пустых патронника, убрал револьвер в кобуру и положил его обратно под кровать. Мне казалось, что я сплю наяву.

— Что это было? Что там было?

— Я расскажу тебе, — сказал он, — но не сегодня. Не о чем беспокоиться. Возьми это. — Он дал мне свою связку ключей. – Положи их вон на ту полку. Дай мне две таблетки окситоцина, а потом я пойду спать.

Я принесла ему таблетки. Мне не нравилось, что он принимал таблетки с наркотой после виски, но это был всего лишь небольшой удар.

— Не ходи туда, — сказал он. — Возможно, со временем, но сейчас даже не думай об этом.

— Это то, откуда берется золото?

— Это сложно, как говорят в дневных мыльных операх. Я не могу говорить об этом сейчас, Чарли, и ты не должен говорить об этом никому. Кто-нибудь. Последствия … Я даже представить себе не могу. Обещай мне.

— Я обещаю.

— Хорошо. А теперь уходи и дай старику поспать. 2

Обычно Радар с удовольствием спускалась со мной с холма, но в ту субботу она не отходила от мистера Боудича. Я спустился вниз в одиночку и приготовил себе сэндвич с ветчиной на Чудо–хлебе — закуска чемпионов[97]. Мой отец оставил записку, в которой говорилось, что он собирается на встречу анонимных алкоголиков в девять утра, а потом поиграть в боулинг с Линди и парой других своих трезвых друзей. Я был рад. Я бы сдержал свое обещание мистеру Боудичу, несмотря ни на что – последствия, я даже представить себе не могу, сказал он, – но я почти уверен, что папа все равно что-то увидел бы на моем лице. Теперь, когда он был трезв, он был чертовски чувствителен к подобным вещам. Обычно это хорошо. В тот день это бы плохо.