Сказка

Глава восьмая

Вода под мостом. Очарование золота. Старая Собака. Газетные новости. Арест. 1

Сначала я три раза в неделю обмывала мистера Боудича губкой, потому что в тесной ванной на первом этаже не было душа. Он разрешил это, но настоял на том, чтобы сам будет заняться своими интимными делами (я не против). Я вымыла его тощую грудь и еще более тощую спину, а однажды, после несчастного случая, когда он слишком медленно пробирался в ту тесную маленькую ванную, я вымыл его тощую задницу. Ругань и ненормативная лексика в тот раз были вызваны как смущением (горьким смущением), так и гневом.

— Не волнуйтесь об этом, — сказала я, когда он снова был в пижамных штанах. -Я все время убираю дерьмо Радар на заднем дворе.

Он одарил меня своим патентованным взглядом «ты родился глупым».

— Это другое дело. Радар — это собака. Она бы нагадила на лужайку перед Эйфелевой башней, если бы ты ей позволил.

Я нашел это слегка интересным.

— А перед Эйфелевой башней есть лужайка?

Теперь появилось запатентованное закатывание глаз Боудичем.

— Я не знаю. Я высказал свою точку зрения. Можно мне кока-колу?

— Конечно. — С тех пор как мой отец принес эту упаковку из шести банок, я всегда держал в доме кока-колу для мистера Боудича.

Когда я принес кока-колу, он уже встал с кровати и сидел в своем старом мягком кресле, Радар была рядом с ним.

— Чарли, позволь мне спросить тебя кое о чем. Все это ты делаешь для меня...

— Я получаю за это очень хороший чек каждую неделю, что я действительно ценю, даже если мне не всегда кажется, что я делаю достаточно, чтобы его заработать.

— Ты бы сделал это бесплатно. Ты сказал мне это, пока я был в больнице, и я верю, что ты говорил серьезно. Так ты стремишься к святости или, возможно, искупаешь свою вину за что-то?

Это было довольно резко. Я подумал о своей молитве – о моей сделке с Богом, – но я также подумал о том, чтобы позвонить с ложной угрозой взрыва в начальную школу Стивенса. Берти подумал, что это была самая смешная вещь на свете, но все, о чем я мог думать в ту ночь, когда мой пьяный отец храпел в соседней комнате, было то, как мы напугали целую кучу людей, большинство из которых были маленькими детьми.

Тем временем мистер Боудич внимательно наблюдал за мной.

— Искупление, — сказал он. — Интересно, за что?

— Вы дали мне хорошую работу, — сказал я, — и я благодарен вам. Вы мне нравитесь, даже когда ворчите, хотя я признаю, что тогда это немного сложнее. Все остальное — это вода под мостом.

Он подумал об этом, а потом сказал то, что я не забыл. Может быть, потому что моя мать погибла на мосту, когда я сам ходил в начальную школу Стивенса, может быть просто потому, что это казалось мне важным и до сих пор имеет значение.

— Время — это вода, Чарли. Жизнь — это просто мост, под которым она течет. 2

Время шло. Мистер Боудич продолжал ругаться, а иногда и кричать во время сеансов терапии, что так расстраивало Радар, что Мелиссе пришлось заставить ее выйти на улицу перед началом дневной физиотерапии. Сгибания вызывали боль, сильную боль, но к маю мистер Боудич согнул колено на восемнадцать градусов, а к июню его вес почти достиг пятидесяти. Мелисса начала учить его, как на костылях подниматься по лестнице (и, что более важно, как спускаться, не совершая катастрофического падения), поэтому я отнес его таблетки на третий этаж. Я хранила их в старом пыльном скворечнике с резной вороной на верхушке, от которой у меня мурашки побежали по коже. Мистеру Боудичу стало легче передвигаться на костылях, и он начал сам обтираться губкой (которые он называл «ваннами шлюхи»). У меня никогда не было другого случая подтереть ему задницу, потому что по дороге к туалету больше не было никаких несчастных случаев. Мы смотрели старые фильмы на моем ноутбуке, все, от «Вестсайдской истории» до «Маньчжурского кандидата» (который мы оба любили). Мистер Боудич говорил о приобретении нового телевизора, что показалось мне верным признаком того, что он возвращается к жизни, но передумал, когда я сказал ему, что это означает либо подключение к кабельному телевидению, либо установку спутниковой антенны (других вариантов просто не было). Я приходил в шесть каждое утро, и без бейсбольной тренировки или игр (тренер Харкнесс бросал на меня косые взгляды каждый раз, когда мы проходили мимо в холле), я возвращался в 1 Сикамор почти каждый день к трем. Я выполняла работу по дому, в основном убирала по дому, что меня не смущало. Полы наверху были чертовски грязными, особенно на третьем этаже. Когда я предложил почистить водосточные желоба, мистер Боудич посмотрел на меня как на сумасшедшего и сказал, чтобы я нанял кого-нибудь для этого. Итак, я нанял рабочих из «Сентри Хоум», и как только водосточные желоба были прочищены и мистер Боудича (он наблюдал с заднего крыльца, сгорбившись на костылях, а его пижамные штаны хлопали вокруг фиксатора) остался доволен качеством работы, он дал мне указание нанять их для ремонта крыши. Когда мистер Боудич увидел смету на это, он приказал мне поторговаться с ними («Разыграйте карту бедного старика», — сказал он). Я поторговался и сбил цену на двадцать процентов. Специалисты по ремонту дома также установили пандус перед крыльцом (которым ни мистер Боудич, ни Радар никогда не пользовались – она этого боялась) и предложили починить безумно наклоненную брусчатку, ведущую от ворот к крыльцу. Я отказался от этого предложения и сделал это сам. Я также заменил искореженные и расколотые ступеньки переднего и заднего крыльца (с помощью нескольких видеороликов на YouTube, сделанных своими руками). Это была напряженная уборка весной и летом на вершине холма Сикамор-стрит. Миссис Ричленд было на что посмотреть, и она смотрела. В начале июля мистер Боудич вернулся в больницу, чтобы удалить внешний фиксатор, на несколько недель опередив самые оптимистичные оценки Мелиссы. Когда она сказала ему, как гордится им, и обняла его, старик в кои-то веки растерялся. Мой отец приходил по воскресеньям после обеда – по приглашению мистера Боудича, без моего ведома, – и мы играли в джин-рамми на троих[90], в котором мистер Боудич обычно выигрывал. По будням я готовил ему что-нибудь поесть, спускался с холма на ужин с отцом, затем возвращалась в дом мистера Боудича, чтобы помыть его немногочисленную посуду, прогуляться с ним и посмотреть фильмы. Иногда мы ели попкорн. Как только фиксатор был снят, мне больше не нужно было ухаживать за штифтами, но я должен был содержать в чистоте заживающие отверстия в тех местах, куда вошли штифты. Я упражнял его лодыжки большими красными резинками и заставлял его сгибать ноги.

Это были хорошие недели, по крайней мере, в основном. Не все было хорошо. Для Радар были более короткие прогулки, прежде чем она начала хромать и повернула домой. Ей становилось все труднее подниматься по ступенькам крыльца. Однажды мистер Боудич увидел, как я несу ее, и сказал мне не делать этого.

— Нет, пока она может делать это сама, — сказал он. А иногда на краю унитаза оставались пятна крови после того, как мистер Боудич помочился, что занимало у него все больше и больше времени.

— Давай, бесполезная тварь, приготовь воды, — однажды я услышал, как он сказал через закрытую дверь.

Что бы ни должна была делать «Линпарза», дела у нее шли не так уж хорошо. Я попытался поговорить с ним об этом, спросил его, почему он так усердно работает, чтобы встать на ноги, если он собирается дать волю «тому, что с ним на самом деле не так» (мой эвфемизм), и он сказал мне следить за своим пчелиным воском. В конце концов, его убил не рак. Это был сердечный приступ. Только не совсем.

Это был чертов сарай. 3

Однажды – кажется, в июне – я снова поднял тему золота, хотя и косвенно. Я спросила мистера Боудича, не беспокоится ли он о маленьком хромающем немце, особенно после больших родов, которые я провел, чтобы мистер Боудич мог оплатить свой больничный счет.

— Он безобиден. Он ведет много дел в своей задней комнате, и, насколько я знаю, он никогда не привлекал никакого внимания со стороны правоохранительных органов. Или из налоговой службы, что кажется мне более вероятным.

— А вы не боитесь, что он с кем-нибудь заговорит? Я имею в виду, может быть, он ведет дела с людьми, у которых есть горячие бриллианты на продажу, грабителями и тому подобным, и он, вероятно, помалкивает об этом, но я должен думать, что шесть фунтов гранул чистого золота — это совершенно другой уровень.

Он издал насмешливый звук.

— Рисковать значительной прибылью, которую он получает от моих сделок с ним? Это было бы глупо, а глупость — это единственное, чем Вилли Хайнрих не страдает.

Мы были на кухне, пили кока-колу в высоких стаканах (с веточками мяты, которая росла вдоль дома со стороны Пайн-стрит). Мистер Боудич бросил на меня проницательный взгляд со своей стороны стола.

— Я не думаю, что ты вообще хотел говорить о Генрихе. Я думаю, что ты думаешь о золоте и о том, откуда оно берется.

Я не ответил, но он не ошибся.

– Скажи мне кое-что, Чарли, ты бывал там когда-нибудь? — Он указал на наверх. – Открывал сейф? У тебя возникает желание проверить, что там. Не так ли?

Я покраснела.

— Ну...

— Не волнуйся, я не собираюсь тебя ругать. Для меня то, что там наверху, — просто ведро с металлом, которое с таким же успехом может быть гайками и болтами, но я стар. Это не значит, что я не понимаю этого очарования. Скажи мне, ты приложил к этому свои руки?

Я подумал о том, чтобы солгать, но в этом не было смысла. Он бы знал.

— Да.

Он все еще смотрел на меня тем же проницательным взглядом, прищурив левый глаз, приподняв кустистую правую бровь. Но и улыбается тоже.

— Погрузил руки в ведро и позволил этим гранулам просочиться сквозь пальцы?

— Да. — Теперь румянец на моих щеках горел. Я не просто сделал это в первый раз; с тех пор я делал это несколько раз.

— Очарование золота — это нечто совершенно отличное от его денежной стоимости. Ты ведь знаешь это, не так ли?

— Да.

— Давайте предположим – просто ради обсуждения – что мистер Хайнрих слишком много болтал не с тем человеком после того, как слишком много выпил в том отвратительном маленьком баре на улице рядом со своим магазина. Я бы поспорил на этот дом и землю, на которой он стоит, что старый хромой Вилли никогда не пьет лишнего, возможно, вообще не пьет, но давай предположим. И предположим, что человек, с которым он разговаривал, возможно, сам по себе, возможно, с соратниками, однажды ночью дождался, пока ты уйдешь, а затем вломился в мой дом и потребовал золото. У меня есть револьвер. Моя собака, когда-то внушавшая страх... — Он погладил Радара, которая дремала рядом с ним. — ...теперь она даже старше меня. Что бы я сделал в таком случае?

— Я полагаю... отдать это им?

— Именно так. Я бы не пожелал им добра, но я бы дал им это.

Поэтому я задал этот вопрос.

— Откуда это взялось, Говард?

— Возможно, со временем я расскажу тебе об этом. Я еще не принял решения. Потому что золото не просто завораживает. Это опасно. И место, откуда оно взялось, опасно. Кажется, я видел баранью отбивную в холодильнике. А есть ли салат из капусты? Тиллер готовит лучший салат из капусты. Тебе стоит попробовать.