Сказка

Глава двадцать первая

Бельтс. Иннамин. Ни пятнышка Серого. Дни в подземелье. 1

Вместо того, чтобы вернуться тем же путем, которым мы пришли, Аарон направил меня вниз по трем разным лестничным пролетам, идя позади меня и время от времени постукивая меня своей гибкой палкой. Я чувствовала себя коровой, которую загоняют в загон, что было уродливо и унизительно, но, по крайней мере, я не чувствовала, что меня везут на бойню. В конце концов, я был номером тридцать один и, следовательно, ценным. Я не знал почему, но у меня забрезжила идея. Тридцать один — простое число, делящееся только на единицу и само по себе. Тридцать два, хотя … это было делимо на всем пути вниз.

По пути мы миновали множество дверей, большинство из которых были закрыты, некоторые либо открыты, либо стояли приоткрытыми. Я никого не слышал в этих комнатах. Чувство, которое я испытал во время нашего путешествия, было чувством заброшенности и ветхости. Там были ночные солдаты, но у меня была идея, что в остальном дворец был не очень населен. Я понятия не имел, куда мы направляемся, но наконец я начал слышать звук громко стучащего оборудования и равномерный стук барабана, похожий на сердцебиение. К тому времени я был почти уверен, что мы были даже глубже, чем Дип Малин. Газовые форсунки на стенах расходились все дальше друг от друга, и многие из них потухли. К тому времени, когда мы достигли конца третьей лестницы – к тому времени барабан был очень громким, а механизмы еще громче – большую часть света обеспечивала голубая аура Аарона. Я поднял кулак, чтобы постучать в дверь у подножия лестницы, и сильно – я не хотел еще одного удара по затылку от ненавистной палки.

-Не-а, не-а, — сказал Аарон своим странно насекомоподобным голосом. — Просто открой это.

Я поднял железную задвижку, толкнул дверь, и на меня обрушилась стена звука и тепла. Аарон подтолкнул меня внутрь. На моем лице и руках почти сразу же выступил пот. Я оказался на парапете, окруженном железными перилами высотой по пояс. Круглая площадка подо мной выглядела как тренажерный зал в аду. По меньшей мере две дюжины серых мужчин и женщин быстро прогуливались по беговым дорожкам, у каждого на шее была петля. Трое ночных солдат прислонились к каменным стенам, держа в руках гибкие хлысты, и наблюдали. Еще один стоял на чем-то вроде подиума, барабаня по высокому деревянному цилиндру, похожему на барабан-конгу[209]. На барабане были нарисованы кровоточащие бабочки–монархи, что, вероятно, было неточно — я не думаю, что бабочки кровоточат. Прямо напротив меня, за беговыми дорожками, стояла грохочущая машина, сплошь из вентиляторов и поршней. Она тряслась на своей платформе. Над ней была единственная электрическая лампочка, похожая на те, которые механики используют, чтобы заглянуть под капоты автомобилей, которые они чинят.

То, что я видел, напомнило мне военные корабли в одном из моих любимых фильмов TCM «Бен-Гур». Мужчины и женщины на этих беговых дорожках были рабами точно так же, как когда-то мужчины, гребшие на военных кораблях. На моих глазах одна из женщин споткнулась, вцепилась в веревку, впившуюся ей в шею, и сумела снова вскочить на ноги. Двое ночных солдат наблюдали за ней, затем посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Ты бы не хотел быть там, внизу, малыш, не так ли? — спросил Аарон у меня за спиной.

— Нет. — Я не знал, что было более ужасным – заключенные, шагающие быстрым шагом, который был почти бегом, или то, как двое мужчин-скелетов смеялись, когда женщина потеряла равновесие и начала задыхаться. — Нет, не хотел бы.

Мне было интересно, сколько тока может вырабатывать эта колымага-генератор, работающая на беговой дорожке. Я предполагал не так уж много; в апартаментах Верховного лорда было электричество, но я больше нигде его не видел. Только газовые форсунки, которые тоже были в не очень хорошем состоянии.

— Сколько времени им нужно, чтобы...

— Смена длится двенадцать часов. — Он сказал не часов, но мой разум снова произвел перевод. Я слышал эмписарский, я говорил на нем, и у меня получалось лучше и так, и так. Вероятно, я бы еще не смог произнести сленговый термин, аналогичный «потрясающему соусу», но даже это может со временем появиться. — Если только они не задохнутся. Мы держим несколько штук в резерве на случай, если это произойдет. Давай, малышка. У тебя была возможность посмотреть. Пора уходить.

Я был рад уйти, поверьте мне. Но прежде, чем я отвернулся, упавшая женщина взглянула на меня. Ее волосы свисали потными клочьями. Ее лицо было покрыто узлами и холмиками серой плоти, но от ее черт осталось достаточно, чтобы я мог видеть ее отчаяние.

Неужели вид этого отчаяния разозлил меня так же, как вид убитой русалки? Я не уверен, потому что все это меня разозлило. Прекрасная земля была осквернена, и вот результат: целые люди, запертые в темнице, больные люди с петлями на шее, вынужденные бегать на беговых дорожках, чтобы обеспечить электрическое освещение для Верховного лорда и, возможно, еще нескольких счастливчиков, один из которых почти наверняка был главным человеком или существом: Флайт Киллер.

— Радуйся, что ты цел, — сказал Аарон. — По крайней мере, на некоторое время. Но скоро ты пожалеть об этом.

Просто для пущей убедительности он хлестнул меня по шее своей гибкой палкой, снова порезав ее. 2

Кто-то, скорее всего Перси, наш опекун-надзиратель, бросил грязное одеяло в камеру, которую я делил с Хейми. Я встряхнул его, вытряхнув изрядное количество вшей (обычного размера, насколько я мог судить), и сел на него. Хейми лежал на спине, уставившись в потолок. На лбу у него была царапина, под носом запеклась корка крови, а оба колена были порезаны. От одного из порезов по его левой голени потекли струйки крови.

— Что с тобой случилось? – спросил я.

— Время поиграть, — глухо сказал он.

— У него нет этого вещества, — сказал Фремми из соседней камеры. У него был синяк под глазом.

— Никогда этого не было, — сказал Стакс. У него был синяк на виске, но в остальном он выглядел нормально.

— Заткнитесь, вы оба! — крикнул Глаз с противоположной стороны коридора. — Сделай его, если сумеешь, а до тех пор оставь его в покое.

Фремми и Стакс затихли. Ай сел, прислонившись спиной к стене своей камеры, угрюмо уставившись в пол между колен. У него была шишка над одним глазом. Из других камер я слышал стоны и время от времени сдавленное ворчание от боли. Одна из женщин тихо плакала.

Дверь открылась, и вошел Перси с ведром, покачивающимся на сгибе локтя. Он остановился, чтобы посмотреть на газовый рожок, выпавший из стены. Он поставил ведро на землю и вставил газовую форсунку обратно в зазубренное отверстие. На этот раз она удержалась. Он достал из кармана халата деревянную спичку, чиркнул ею о каменный блок и поднес к маленькому латунному патрубку горелки. Она загорелся. Я ожидал, что Фремми что-нибудь прокомментирует, но этот славный парень, похоже, на какое-то время утратил чувство юмора.

— Иннамин, — сказал Перси сквозь слезинку, которая когда-то была ртом. — Иннамин, ооо, не иннамин?»

— Я возьму немного, — сказал Ай. Перси протянул ему маленький диск из своего ведерка. Для меня это было похоже на деревянный пятицентовик, как в старой поговорке о том, что ничего не бери. -И дай немного новенькому мальчику. Если ему это не нужно, то Бесполезно.

— Мазь? – спросил я.

— Что, черт возьми, еще? — Йота начала намазывать немного на заднюю часть своей широкой шеи.

— Каждый, — сказал мне Перси. — Каждый, ооо оу.

Я предположил, что он велит новичку дотянуться, поэтому просунул руку сквозь прутья. Он бросил мне в руку одну из деревянных пятицентовиков.

— Спасибо, Перси, — сказал я.

Он оглянулся на меня. Выражение его лица могло бы быть изумленным. Возможно, его никогда раньше не благодарили, по крайней мере, в Дип Малине.

На деревянном диске был толстый слой дурно пахнущего вещества. Я присел на корточки рядом с Хейми и спросил его, где болит.

— Везде, — сказал он и попытался улыбнуться.

— Где больше всего?

Тем временем Перси тащил свое ведро по проходу между камерами, напевая: «Иннамин, иннамин, ооо, не иннамин?»

— Колени. Плечи. Кишечник, конечно, хуже всего, но никакая мазь этому не поможет.

Он ахнул, когда я втер мазь в царапины на его коленях, но вздохнул с облегчением, когда я обработал его спину, а затем и плечи. Я получал (и делал) массаж после игры во время футбольного сезона и знал, где копать глубже.

— Мне лучше, — сказал он. — Спасибо тебе.

Он не был грязным – по крайней мере, не слишком грязным, не таким, каким был я. Я не мог не вспомнить, как Келлин кричал: «Уберите его, он грязный!» Как я, безусловно, и был. Мое пребывание в Эмписе было чрезвычайно активным, включая валяние в кладбищенской грязи и мой недавнюю поход в Бельтс, где было жарко, как в сауне.

— Я не думаю, что в этом месте есть душевые, не так ли?

— Нет, нет, раньше в раздевалках была водопроводная вода – еще с тех времен, когда проводились настоящие игры, – но теперь там просто ведра. Вся холодная вода, но – ой!

— Извини. У тебя все засохло здесь, на затылке.

— Ты можешь принять ванну шлюхи после следующей игры – так мы это называем, – но пока тебе придется с этим смириться.

— Судя по тому, как ты выглядишь и как звучат остальные, это, должно быть, грубая игра. Даже глаз выглядит подбитым.

— Ты узнаешь, — сказал Стакс.

— Но тебе это не понравится, — добавила Фремми.

В конце коридора кто-то начал кашлять.

— Прикройте его! — крикнула одна из женщин. — Никому не нужно то, что есть у тебя, Домми!

Кашель продолжался. 3

Некоторое время спустя Перси вернулся с тележкой, наполненной кусками наполовину приготовленной курицы, которые он бросил в камеры. Я съел свой и половину Хэми. Напротив нашей камеры Эй вывалил свои кости в свою дыру и крикнул:

— Заткнитесь все! Я хочу спать!»

Несмотря на этот указ, между камерами еще немного поговорили после ужина, затем разговоры перешли в шепот и, наконец, прекратились. Так что, я думаю, курица действительно была ужином, а сейчас была ночь. Не то чтобы можно было как-то определить; в нашем зарешеченном окне никогда не было видно ничего, кроме кромешной тьмы. Иногда у нас был стейк, иногда курица, иногда рыбное филе с костями. Обычно, но не всегда, там была морковь. Никаких сладостей. Другими словами, ничего такого, что Перси не смог бы швырнуть через решетку. Мясо было вкусным, не похожим на остатки личинок, которые я ожидал увидеть в подземелье, а морковь была хрустящей. Они хотели, чтобы мы были здоровы, и мы все были здоровы, за исключением Домми, у которого было какое-то заболевание легких, и Хейми, который никогда много не ел и жаловался на боли в животе, когда ел.

Было ли это утром, в полдень или ночью, газовые рожки горели, но их было так мало, что Дип Малин существовал в своего рода сумерках, которые дезориентировали и угнетали. Если бы у меня было чувство времени, когда я пришел (а у меня его не было), я бы потерял его после первых двадцати четырех или тридцати шести часов.

Места, куда Аарон ударил меня своей гибкой палкой, болели и пульсировали. Я нанес на них остатки мази, и это немного помогло. Я вытер лицо и шею. Грязь отваливалась комками. В какой-то момент я заснул, и мне приснилась Радар. Она бежала вприпрыжку, молодая и сильная, окруженная облаком оранжевых и черных бабочек. Я не знаю, как долго я был в небытии, но когда я проснулся, в длинной комнате с камерами все еще было тихо, если не считать храпа, случайного пердежа и кашля Домми. Я встал и отпил из ведерка, осторожно приложив палец к отверстию на дне жестяной кружки. Когда я повернулась обратно к своему одеялу, я увидела, что Хейми пристально смотрит на меня. Припухшие круги под его глазами были похожи на синяки.