Альма. Ветер крепчает

19. Хоть бы они

Идти по следу дальше невозможно. Авоши первым добирается до края расщелины. Лошадь не могла оттуда явиться. След её начинается здесь, ни с того ни с сего, у полной шипов бездны, будто она возникла ниоткуда.

Авоши оглядывается. Баако с отцом далеко позади. Они бредут медленно, изнемогая от усталости. Они больше не верят в эти нелепые поиски. Уже много дней они даже не видят следов, по которым идёт молодой Авоши, их главный. На земле их нет. Время затоптало отпечатки подков.

Однако Ээко и Баако продолжают идти за главным, и он их пугает. Им всё больше кажется, что они идут по следу его безумия.

Однако перед этим неприступным оврагом Авоши впервые думает как они. Так продолжать нельзя. Он знает, что одержим легендой о последних око. Ночами ему снятся даже не богатства, за которые он их продаст, а лишь пьянящая радость наконец их схватить.

Он зашёл так далеко от родных земель ашанти, но теперь готов сдаться. Пора остановиться. Авоши сидит на корточках, дожидаясь своих людей. Смотрит на заросшую колючками расщелину. Лошадь не могла выйти из нее.

Гора, на которую они забрались, издали напоминала огромный вулкан. Должно быть, расщелина ведёт к кратеру, полному камней и шипов. Представить, что кто-то там прячется, невозможно.

– Авоши, – Баако подходит к нему, – отец хочет поговорить с тобой.

Старик Ээко, за спиной сына, совсем слаб.

Авоши смотрит на него пристально и отвечает:

– Ему не нужно ничего говорить. Глаза за него всё сказали. Я слышу их слова. Пора идти домой.

Баако с отцом переглядываются.

– Мы возвращаемся, – говорит Авоши.

Он спокоен; звук собственных слов, означающих, что всё кончено, придаёт ему уверенности. Зачем он упрямо ввязался в этот поход? Столько лун они шли по безлюдным землям, когда его народу вполне хватило бы продать пленных с последней войны и своих же воров да убийц.

Старик Ээко уже развернулся и уходит.

– Погоди, – окликает его сын. – Тебе надо посидеть немного.

– Я готов, – отвечает Ээко. – Я хочу вернуться домой.

Баако помогает отцу сесть.

– Я не устал, – спорит тот.

Отец с сыном сидят. Ветви над головами укрывают их от солнца. Баако держит отца за колено. И смеётся над его нетерпеливостью.

– Вот увидишь, – объясняет Ээко, – в моём возрасте каждый час на счету.

Авоши сидит поодаль на плоском камне. Слышит их разговор. Они будто уже вернулись и отдыхают в тени родного дома. Ещё чуть-чуть, и рядом зазвучат женские голоса или весёлые крики детей, которые купаются у большого дерева, ныряя с верхних веток.

Авоши вспоминает, что раньше и ему хватало такой безмятежности.

– Идём?

Сын с отцом подходят. Втроём они начинают спуск. Ээко всё щебечет, как пташка.

– Это мой сын устал, понимаешь? А вовсе не я. Он просто пользуется мной, чтобы лишний раз присесть.

Они спускаются по крутому склону. Слыша, как остальные смеются, старик прибавляет:

– Не вытяни я его с той пироги, он бы всю ночь на ней просидел. Пока ты, Авоши, спал как младенец.

Баако за его спиной ещё смеётся, но Авоши остановился впереди. Он смотрит на Ээко.

– Что ты сказал?

– Я шутил. Про младенца… Но…

– До этого!

Ээко глядит испуганно.

– Что ты сказал перед этим?

– Не знаю. Я не хотел…

– Пирога…

– Что?

– Ты что-то сказал про пирогу.

– Там, где мы сидели, под мхом, мне показалось… но я не уверен… как будто было дно пироги.

Авоши бегом взбирается обратно. Когда остальные подходят, он уже перевернул полый ствол. Он проводит рукой по отёсанному дереву.

– Кто поднимает пироги на гору? – смеётся Баако. – Где эти великаны?

Действительно, перед ними маленькая, обросшая мхом пирога.

Баако говорит громко. Пытается разбудить угасший дух веселья. Он гулко пинает полое дерево. Но Авоши за его спиной уже смотрит в овраг, ощетиненный деревьями, шипами и колючками.

– Когда-то здесь была вода.

Баако подходит.

– Пойдём, – говорит он, – уже ведь решили, что всё.

– Лошадь вышла из воды.

– Пойдём…

Баако пытается взять Авоши под руку, но тот высвобождается.

– Лошадь не упала с неба, – повторяет он. – Здесь явно была переправа.

Баако тянет его снова. На сей раз Авоши отбрасывает его на землю. И наставляет ружьё.

– Думаешь, я остановлюсь, когда только-только нашёл что искал?

– Ничего ты не нашёл! – кричит Баако. – Ты безумец, Авоши! Я говорю тебе это, пускай даже ты меня убьёшь. Разве пироги плавают по лесам?

Юноша плачет в пыли.

– Мой сын прав, – говорит Ээко. – Может, когда-то давно здесь и была вода. Но мы не можем ждать до новых дождей.

– Да, ждать мы не будем, – отвечает Авоши, вновь успокаиваясь. – Мы не станем ждать дождей.

Он медленно опускает ружьё. Отец с сыном упрашивают его.

– Ты сошёл с ума! – кричит Баако. – Хочешь приделать пироге крылья?

– Пойдём с нами, – молит Ээко. – Пора возвращаться домой.

Авоши глядит на расщелину. Пальцами он растирает высыпавшиеся из ружья крупицы чёрного пороха.

Он всегда выбирал противоположный путь. Когда надо догонять лошадь, ему ближе идти по следу назад. Когда Моисей Аркан указывает в одну сторону, он поворачивает в другую. А когда кажется, что перейти можно только по воде…

– Огонь, – говорит Нао, стоя перед домом. – Огонь.

Она одна. Вдали, между скал, поднимается дым. Сум ушёл тушить пожар. День кончается. Нао осталась возле смоковницы, утомившись от всех бед и оттого, что ждёт ребёнка.

А вдруг это возвращаются Мози, Лам и Альма? Хоть бы они…