Альма. Ветер крепчает

23. Верить внезапным просветам

Альма в Бусе уже четырнадцать дней. О Ламе она не говорила ни с кем, даже с Сирим, которая от неё не отходит.

Она выжидает нужный момент.

В первый вечер, когда Альма соскользнула с лошади на земляной пол дворца, три женщины окружили её, будто тень от листвы высоких лимб. Они намыливали, тёрли её пучками соломы, растворяя в ванне слой красной глины и грязи, удерживавший её тело стоймя. Женщины смеялись, глядя, какой стала вода. Альма не мешает ни их рукам, ни смеху. Она выходит из воды как оглушённая. Ноги не держали её. Она заснула, не добравшись до циновки, на которой спит Сирим.

В последующие дни Альма медленно набирается сил. Её кормят всем, что только можно найти в королевстве: запечёнными в золе пирогами, мясом куропаток и бегемотов, гусеницами, живущими в дереве ши, которых поджаривают на огне. Альма начинает вставать. Она исследует новый для неё мир. Сирим сыплет ей в руку соль, которую по приказу отца доставляют от одного озера, в десяти днях пути к северу от Бусы. Альма кладёт соль на язык. И таращит глаза от удовольствия. Раньше она знала этот, вкус только когда кусала младшего брата за шею в жару.

Каждый день, в одно и то же время, Альма ждёт, пока Сирим подойдёт к Дымке, а потом отворачивается от них, будто всё это её не касается.

– Помоги нам! – сердито кричит Сирим.

Альма даёт им возможность приручить друг друга. Она делает вид, будто чем-то занята. Сирим с Дымкой приглядываются друг к другу и понемногу сближаются. И вот однажды утром принцесса Бусы наконец может сама держаться на лошади.

С этой минуты для Альмы начинается главное. Она говорит, что чувствует себя в ответе за них, и должна посмотреть, как они скачут вместе. Много дней подряд они объезжают по её указаниям каждый закоулок в городе, все окрестные поля и берега реки. Сидя за спиной Сирим, Альма тайно высматривает Лама.

В глазах встречных жителей Бусы она стала тенью их принцессы. Они считают Альму её объездчицей, охранницей или компаньонкой, хотя с самого первого дня именно Сирим заботится об Альме.

Альма ещё не отыскала брата на берегах Кворры, зато нашла здесь эту девочку, его сверстницу, которая садится рядом с ней на колени, чтобы показать, как толкут дикий перец. И даже просыпаясь среди ночи, Альма чувствует на себе её взгляд.

– Хочешь пить?

Эта девочка ни разу не спросила её, что она здесь делает или откуда взялась, и, вскинув голову, взглядом своих чёрных глаз отваживает от подобных вопросов остальных.

Уже не первую ночь они спят в малом дворике, на который тихо опадают лепестки белых цветов. Они вытащили сюда свою циновку, чтобы быть ближе к Дымке, когда луна прячется и та роет копытом землю. Девочки лежат вдвоём в темноте.

Этой ночью, из-за тишины и черноты вокруг, Альма решается начать рассказ. Но говорит не обо всём. Не упоминает ни далёкой долины, ни своей семьи. Она рассказывает только о Ламе и лошади Дымке. И о пути, который прошла, ища их.

Когда она замолкает, какое-то время обе лежат и слушают дыхание лошади.

– Думаю, я видела твоего брата, – говорит Сирим.

– Где?

– Он примерно тебе по плечо, так?

Альма вздрагивает.

– Да.

– Опиши его ещё, чтобы я точно знала, что это он, – просит Сирим.

Альма не может ничего сказать. Она не знает, что отличает Лама от других. Других она не видела. Может, нужно сказать, что его пупок похож на холмик, какие оставляют капли дождя на воде, когда только её коснутся?

– Он не походит ни на что, – отвечает Альма.

– Тогда, возможно, это он, – говорит Сирим.

Она ждёт, пока стихнет шорох босых ног где-то во дворце. Небо затянуто, ночь совершенно чёрная. Только цветы жасмина падают, как звёзды.

– Они пришли с запада, – говорит Сирим. – Это не настоящие охотники на невольников. Они брали что найдут. У них было шесть бивней, безумная лошадь и мальчик. Они заночевали выше по течению.

– Когда?

– Две луны назад… Или четыре.

Альма будто слышит Лама, который может ошибиться на три четверти года, рассказывая, когда что случилось. Для них время – просто чтобы его тратить, а не считать на пальцах почём зря.

– Их было пятеро, – говорит Сирим. – Они долбили пирогу, чтобы сплавляться дальше, до моря. Их увидел один наш рыбак. И сообщил совету. Старейшины говорили, что им надо позволить проплыть мимо. Они говорили, воды реки сами смоют кровь, которую пролили эти люди. Мы в Бусе таким не занимаемся.

Сирим говорила с гордостью будущей королевы, но потом что-то дрогнуло в её голосе.

– Рыбак сказал, что ребёнок хочет есть.

Альма съёжилась под одеялом.

– В совете повисла долгая тишина, – продолжает Сирим. – Кто-то попросил хотя бы принести ребёнку еды. Все старейшины были согласны. Но отец сказал, что хочет купить этого мальчика.

Сирим замолчала. До того дня её отец ни разу не думал покупать невольника.

– Расскажи, – шепчет Альма.

– Рыбак отвёл двух гонцов к их лагерю. Они передали королевское предложение…

Альма снова дрожит.

– Отец обещал им пиро́ги, стеклянные бусы, корову, всё, что они пожелают. Но перекупщики отказались. Один из них был очень высокий. Великан с отрезанным ухом. Он сказал, что белые люди на берегу дают за таких спиртное, новые ружья, шёлковые зонты с помпонами.

Альма слушает рассказ об этом торге. Она не знает, что некоторые вещи можно продать и купить. Она никогда не видела ни шёлковых зонтов, ни помпонов.

– Они связали лошади ноги, – продолжает Сирим, – и положили её на песок, рядом с шестью слоновьими бивнями. Перекупщикам пообещали много съестных припасов в обмен на живую лошадь. При условии, что они будут кормить ребёнка.

– Ну и?

– Великан с отрезанным ухом согласился. Отец купил лошадь. В любом случае они не могли увезти её по реке. А безумная лошадь стоит не дороже мяса на её костях. Мальчик съел ямс с рисом под присмотром наших людей. А на следующий день я впервые его увидела.

– Где?

– Их пирога плыла по воде мимо наших домов, мимо нас. Вниз по течению. Я запомнила его глаза.

Молчание.

– Он немного окреп, но руки у него были связаны ивовыми прутьями за спиной. Обычно охотники не связывают детей. Видимо, он пытался сбежать.

– Это точно Лам, – говорит Альма.

– Глаза у него были как у тебя.

Сирим чувствует движение воздуха. Одеяло падает на циновку. Альма стоит в темноте.

– Они далеко, Альма. Может, уже добрались до моря.

Они обе не знают, как выглядит море.

– Я ухожу, – говорит Альма.

– Возьми Дымку.

– Нет. Я видела, какой вдоль реки лес. Деревья стоят плотно, они не пропустят меня с Дымкой.

Сирим тоже встаёт. И спрашивает:

– Когда ты уйдёшь, она снова станет безумной?

– Не было никакого безумия, – отвечает Альма. – Она просто потерялась.

– А теперь?

Альма подходит к Дымке.

– Она нашла тебя.

Сирим тоже подходит к лошади и говорит:

– У меня есть небольшая пирога, я прячу её выше, где вода тихая. Она – твоя.

Три тени бесшумно пересекают дворец. Дымка осторожно, по-кошачьи, ставит ноги.

Сирим с Альмой подходят к двери, ведущей к городской стене. Они идут, прижимаясь к ней, так что дозорные наверху их не видят. Оставив за спиной небольшую столицу, они направляются строго на север, к излучине реки.

Альма смотрит на проясняющееся небо. Будь она сейчас в их долине, она повела бы Сирим валяться в траве, любуясь ночью и слушая утробный рык львов, такой низкий, что внутри живота щекочет. Но, несмотря на всю беспечность проведённых в королевстве Буса дней, Альма знает, что нельзя верить внезапным просветам.