Мы сделаем это вдвоём

24. Утро в деревне

Спала я хреново – постоянно подскакивала, зажигала магический огонёк малой мощности и проверяла больного. Дышал, если начинал тяжело дышать и метаться – то помогало сосредоточиться и вызвать тот белый слепящий свет, от него генералу становилось ощутимо лучше. Иногда я слышала, что мимо меня тянется Дуня – с тем же, как я полагала. Ладно, если будет прямо плохо – она скажет, наверное, позовёт на помощь. Так что можно спать.

Но нормально спать не выходило, меня всё время подбрасывало, и так до самого утра. Ещё и снилось что-то непотребное, муторное, а местами и вовсе страшное. Хорошо, я хоть деталей не запомнила. Уже под утро Вася, видимо, устал смотреть и слушать мои метания, заполз под руку и принялся мурлыкать громко-громко, типа – я тут кот-баюн, спи немедленно. Под мурчание кота я уснула, наконец, крепко, и потом вообще не сразу поняла, что происходит.

- Сумасшедшие, вы что тут творите? Северин, ты почему не сказал ни слова? Ты заодно с этими невежественными деревенскими бабами? – знакомый голос звучал приглушённо, но очень яростно.

Так. Сейчас кто-то получит промеж глаз от невежественной деревенской бабы. Я потёрла глаза, открыла их, как смогла, и села на постели.

Утро. Явное утро, светло, значит – часов десять, да? Больной спит, я первым делом потрогала его лоб – умеренно горячий, не так сильно, как был ночью. Коты разбежались.

Дальше следовало повернуться в другую сторону.

Дуня, тоже явно разбуженная, молча сидела на лавке и недвижно смотрела на господина Асканио, а тот только что огнём не пыхал.

- Доброго утра, господин Асканио, - негромко сказала я. – Северин сказал – вы не велели беспокоить, пока сами не позовёте, он и не беспокоил. У вас есть жаропонижающее? Антибиотики? Препараты для облегчения дыхания и поддержки сердца? Вы можете прослушать лёгкие? Что такое у вас есть, чего нет у Евдокии Филипповны? И главное – у вас есть опыт выхаживания больных, которые провалились под лёд зимой? Как часто вы это делали? Сколько успешных случаев? Сосчитайте, потом поговорим.

От Асканио уже почти что дым шёл, так он был разъярён.

- Не встревайте, ясно вам?

- Не ясно. Вы в моём доме, если вдруг позабыли. Извольте выйти из комнаты, поговорим снаружи.

Я, ни малейшим образом его не смущаясь, поднялась, расправила рубаху, сунула ноги в тапки, потянулась за юбкой, лежащей на сундуке. Дуня же, не изменившись в лице, поднялась и хотела, видимо, пройти мимо злющего Асканио, но тот преградил ей путь.

- Что вы скрываете? На вас столько навешано, что и не разглядеть, кто там, внутри!

Я уже хотела напомнить господину магу про не его собачье дело, но он вытянул руку и коснулся Дуниной щеки, нарочно или нет – я и не поняла. Но оно вдруг как полыхнёт! Ярчайшим светом, сине-белым, нашего искателя правды отнесло через приоткрытую дверь в коридор, он впечатался задом в противоположную стену, и не завалился на пол кому-то под ноги только потому, что успел за ту стену ухватиться. Встал, отдышался…

Дуня, кажется, хотела подхватиться и убежать, но не убежала дальше двери, её вдруг как затрясёт, она остановилась и тёрла глаза. И в довершение на них обоих с одной стороны таращились Дарёна с прижавшейся к ней Настёной, а с другой Северин и Жубер – дежурный солдат из крепости. И кажется, подтягивались остальные, кто-то умный даже свет а в коридор добавил – пяток магических шаров, чтобы всем было лучше видно. Не иначе, Меланья, больше-то не умеет никто.

С Дуней же происходило что-то непонятное, как будто черты её лица растрескались, словно старая картина, и принялись по кусочку с неё облетать. Она схватилась за дверной косяк, дышала тяжело – прямо как наш больной в ночи. Платок сполз с головы, водопадом потекли на спину золотые косы – вот прямо как жидкое золото, честное слово, необыкновенной красоты волосы. Я глянула в лицо, и…

Вместо странноватой, но привычной уже женщины моих лет у стены стояла не юная дева, конечно, но на вид не больше тридцати никак. Кожа всё равно что фарфоровая, глаза невероятного василькового цвета.

Только замученная совсем, но после такой ночи – немудрено. Наверное, потому свою маскировку и не защитила, что сил не было? И этот петух рыжий посмел, в моём доме, да?

Я надвинулась на мага, уже наплевав на то, что юбку-то надела, а больше-то и ничего, только рубаха.

- Господин Асканио, немедленно извиняйтесь!

Тот только ловил ртом воздух и силился что-то сказать.

- Да я… Да она…

И тут меня отодвигают с дороги, и господин генерал собственной персоной, одетый, к слову, в штаны и камзол, хоть последний и не застёгнут, говорит тихо и весомо:

- Госпожа… Евдокия, - он произнёс имя так дивно, что я с трудом догадалась о чём он вообще, - примите извинения за Асканио. Он не смог справиться со своими чувствами. Асканио, ступай на улицу, проветрись, потом вернёшься. Северин, иди сюда, поможешь. Госпожа маркиза, прошу простить за всё случившееся, мы сейчас отправимся в крепость.

Говорит, а сам – белый-белый. И лоб весь в испарине. Его ж сейчас снова в сухое заворачивать, у меня ещё осталось то сухое, или уже нет?

- Дарья, что там с завтраком? Настя, ступай-ка в залу, посчитай и скажи, на сколько человек стол накрывать. Северин, помоги господину генералу умыться. Господин Асканио, деньтесь куда-нибудь. Можно в залу, там в углу есть лавка, сядьте на неё основательно, чтобы не упасть, и сидите, пока вас не накормят. Господа прочие военные, ступайте туда же.

- А я не помню, после восемь будет девять или десять, - сообщила Настя, задорно глядя на меня.

- Пойди и спроси у господина Асканио, он тебе подскажет, - я злобно сверкнула глазами на рыжую скотину, а потом оглядела всех. – Чего стоим, кого ждём? А ну-ка, разошлись!

Видимо, правильно сказала, потому что – как ветром сдуло. Мы с Дуней остались вдвоём.

Я подошла к ней и обхватила за плечи.

- Прости дураков. Всё будет хорошо, веришь?

Она только глянула на меня своими невозможными васильковыми глазами, а потом прикрыла их… и по щекам покатились слёзы. Так, нужно куда-то деваться, срочно.

Я потащила Дуню в кладовку – потому что только там сейчас никого нет, а если уж её настолько достали, что она плачет – то пусть, но не у всех же на виду! Она не противилась. Завела её, зашла сама, заперла дверь. Убрала с лавки какие-то брошенные Дормидонтом склянки и тряпки, усадила её, села рядом. Поморщилась от могучего алкогольного духа. Ничего не спрашивала, просто молчала, обнимала её, гладила по голове. Ей бы выспаться вообще-то, как всем нам. А вместо этого – такое вот. Только всякие гадости случаются как раз тогда, когда тебе и так уже досталось. Но ничего, перемелется.

Кажется, я сказала это вслух.

- Перемелется, - выдохнула в ответ Дуня. – Только мне нельзя больше здесь оставаться.

- С чего это? – не поняла я. – Здесь всем можно.

- Найдут, - еле слышно выдохнула она.

- Кто тебя тут найдёт, успокойся! Это ж кем надо быть, чтобы сюда добраться!

- Нужно очень хотеть.

- И кому же ты настолько покоя не даёшь?

- Большому человеку.

- И чем ты перед ним виновата?

- Я его брата названного убила.

Луч скупого ноябрьского солнца полез-таки в наше окошко, осветил хаос. Нужно наподдать Дормидонту, чтобы срач не разводил, чай, не в свинарнике базируется, а в приличном доме.

- И только-то? – спрашиваю как можно более спокойно.

Что-то мне подсказывает, что для настоящей Женевьев такое признание тоже не было бы каким-то потрясением основ миропорядка.

- Маг господина генерала прав, всё не просто так.

- Наверное, у тебя были причины, - пожимаю плечами.

Правда, мало ли, как там в жизни-то сложилось у человека? Всякое вообще бывает.

- Были, - кивает Дуня. – Окажись я перед выбором ещё раз – ещё бы раз убила.

- Что сделано, то сделано, теперь мы просто с этим живём. А если нужно облегчить душу – ну так отец Вольдемар снисходителен, как я помню по истории Валерьяна.

- Незачем ему это знать. О чем не знаешь – о том и не расскажешь, если спросят.

- Никто не знает? – усомнилась я.

- Алексей Кириллыч знает всё, - вздохнула она.

- Уже что-то. Но сейчас, я думаю, нужно вытереть лицо, а то и умыть его, а потом поесть и поспать. А потом уже что-то думать. Согласна?

Она не возражала – кажется, не имела сил.

Я вывела Дуню в кухню, полила на руки, помогла умыться, а потом глянула в комнату Марьюшки – там сейчас никого не было. И уложила её там, у них. От еды Дуня отказалась, ну так пусть хотя бы поспит. А дальше разберёмся.

Дальше я пошла к себе, и увидела там ожидаемое – бледный тяжело дышащий господин генерал сидит на моей постели.

- Ложитесь обратно, что ли, - вздохнула я. – Нельзя вам сейчас ни в тени, ни на улицу. Сейчас принесу чаю горячего, и вот тут ещё Дуня травы оставила, заварим.

Я надела свою душегрею, расчесала и стянула волосы, подвязала их платком и пошла на кухню. Добыла там каши с маслом, чаю и малинового варенья, и унесла всё это генералу. Он и сидел-то с трудом, поэтому я просто скормила всё с ложки, невзирая на слабое сопротивление, и велела спать.

- Сейчас я позову Васю с Мусей, они вас усыпят.

Вася уже успел отбыть куда-то по наиважнейшим котовым делам, а Муся нашлась, пошла со мной и без возражений осталась с генералом. Снова взгромоздилась на него и замурлыкала.

Я же немного поела сама – завтракали в молчании, никто не говорил ничего. А после завтрака поймала Северина.

- Иди сейчас к господину Лосеву и тихонько расскажи всё, чему был свидетелем. И скажи, что мне нужен его совет по всему этому делу, и я жду его к обеду.

- Да, госпожа маркиза, - он глянул на меня, почти как на генерала, и тотчас провалился.

Так, с обедом без меня справятся, а я пойду-ка досыпать. Ушла к себе, оглядела сопящего господина генерала. Спит, дышит нормально. Но всё ещё тепловат. Муся глянула зелёными своими глазищами и закрыла их обратно. Спи, мол, всё в мире преходяще.

Я рискнула поверить – и легла, точно как ночью, тоже завернувшись в одеяло. Но предварительно заперла магически дверь.