Мы сделаем это вдвоём

3. Кому ещё есть дело до нас

Оживление в моей личной жизни совпало с оживлением в жизни Поворотницы – потому что лёд не просто установился, но и окреп, везде, а не только в заливах вблизи берега, и в деревню зачастили гости.

Гости встречались разные – кто-то просто вдвоём-втроём и в одних санях, такие обычно прибывали к кому-то конкретному. К отцу Вольдемару, к Демьяну Васильичу, к сынкам Пелагеи. Пелагея в какой-то момент пришла вечером в гости, сначала молчала по обыкновению, а потом я зашла на кухню за порцией чая, и увидела там их с Дуней, причём Пелагея внезапно ревела у Дуни на плече. Дуня гладила её по голове и говорила, что всё образуется, как-нибудь, непременно, просто потому, что не может быть иначе. А Пелагея говорила, что опостылело всё, настолько опостылело, что сил уже нет.

Я уже было подошла, чтобы взять её за руку и хотя бы просто подержать – выразить поддержку и позитивное подкрепление, но шаги за спиной известили, что господин генерал пошёл смотреть, куда это меня понесло, и вообще. Пришлось обернуться, обхватить его по-хозяйски в темноте коридора и поцеловать, и сказать, что там проблема, конечно, но они обойдутся без нас, и нет, прямо сейчас не нужно никого спасать. Всё в пределах нормы, просто у кого-то сегодня такая вот хреновая норма.

Дуня увела Пелагею к себе, велела Луке с Алёшкой дома сказать, что матушку полечить нужно, пусть побеспокоятся, им полезно. А я подумала, что мне есть, о чём поговорить с той самой Пелагеей, но так вышло, что уже завтра.

Гости разошлись, стража обошла дом и соседние улицы, и тоже угомонилась. Постояльцы видели десятый сон. И даже коты видели десятый сон. Мы с Анри разговаривали – лежали, обнявшись, говорили обо всём-всём. Я пыталась объяснить, почему вникаю в здешние проблемы.

- Я, Анри, не очень-то верю, что мы будем нужны кому-то за пределами этой благословенной местности, уже простите. Значит – это наше с вами окружение. Можно, конечно, запереться в крепости и не знать тут никого и ничего, но ведь – помрём от голода и холода. Как уже и происходило. Оно нам надо?

- Я согласен, милая моя Эжени, вы правы. Но нужно ли вам знать о бедах каждой здешней жительницы? – он всё ещё не понимал.

- Вы думаете, почему граф Ренар оставил здесь по себе такую хорошую память? Потому что вникал много во что, давал дельные советы, помогал, где мог, и ещё детей учил. И не задирал нос, что он, мол, из столицы мира, а они все тут дикие и ничего не понимают.

- Нужно вытрясти из Асканио его записки и прочитать уже.

- Хорошее дело, - я попутно вспомнила о других записках, которые лежали закопанные в моём ящике.

Не нужно ли господину генералу знать что-то из тех записок? Это бы обдумать хорошенько. Или не думать, а прямо спросить?

- Не думаете ли вы, друг мой Эжени, тоже учить чему-нибудь каких-нибудь здешних детей? – о нет, он не хмурится, он улыбается.

- Я пока не очень-то понимаю, чему могу их научить. Наверное, чему-то могу, я дома работала в школе, пока муж с бизнесом не развернулся.

- Что? В школе? Работала? – он смотрел с недоверием.

- У нас все работают, или почти все. Очень мало таких, кто просто так дома сидит. И мне нравилось работать… почти всегда. Довольно долго, пока совсем не устала. Ваша Женевьев, как я понимаю, тоже имела придворные обязанности, за исполнение которых её кормили и обслуживали во дворце, и не только её саму, но и её сына.

- Отчего же она моя? – не понял генерал.

- Это так, в общем. Я понимаю, что не ваша лично, а скорее - вашего брата. И у вас, полагаю, тоже с раннего возраста были какие-то обязанности.

- Верно, меня в пятнадцать лет отправили из дома служить. И даже если я не имел тогда сразу высокого чина, по титулу был старше всех, и должен был об этом постоянно помнить. И отвечать за всех, кто вокруг, и за всё, что они делали.

- Вот. Значит, просто продолжаем, и всё. Я не против быть уважаемой местной жительницей, как бы меня не звали. Когда мне кажется, что я устала и больше ничего не могу и не хочу, я напоминаю себе, что в иных обстоятельствах похоронили бы не Женевьев, а меня. И раз мне дали второй шанс, то нужно его использовать. И не тормозить.

- Постойте, если всё так, как вы говорите, то – откуда вы знаете какие-то подробности о жизни маркизы дю Трамбле?

Резонный вопрос, да. И некоторым образом момент истины.

- Я прочитала её записки.

- Что? Существуют записки маркизы дю Трамбле? И где же они?

- Вон в том сундуке, закопаны в одежду, - я пожала плечами как можно более равнодушно. – Хотите прочитать?

Он смотрел на меня, смотрел… потом сказал:

- Да, Эжени. Хочу.

- Хорошо. Завтра?

- Да, отправлюсь к себе наверх, и там буду читать.

- Договорились, - кивнула я. – Утром дам вам с собой.

Я неудачно шевельнулась, задела ногой Васю, он спрыгнул с кровати и тихо мявкнул, глядя то на меня, то на дверь.

Я криво усмехнулась, слезла с постели, выпустила кота. Потом надела чулки и набросила толстый плащ Анри поверх рубахи. Достала из сундука тетрадочку Женевьев и дала ему в руки – на, мол, знакомься.

- Сейчас вернусь.

Вышла на кухню, глотнула воды. Поделилась водой с котом, он не отказался, был рад. А потом завернулась поплотнее, надвинула капюшон на голову, и вышла на заднее крыльцо. Просто подышать, да ещё посмотреть на звёзды – любила я это дело, звёзды здесь таковы, что я за всю прежнюю жизнь, наверное, никогда не видела. Отходить от двери не буду, замёрзнуть не успею.

Впрочем, наверное, буду. Я вернулась в кухню, надела оставленные у печи валенки – наверное, Дарёнины, запахнулась плотнее, подхватила оладьев, оставшихся с ужина, и пошла за ограду. Алёнушка плавно скользила над дорогой, её темные волосы в лунном свете отливали серебром. Мы не виделись уже довольно давно, после рождественских праздников – точно.

- Приветствую тебя, Алёна Дмитриевна, - поклонилась я и протянула ей подношение. – Как бываешь-можешь?

- Да понемногу, - поклонилась в ответ та. – И тебе здравствовать, Евгения Ивановна. Хорошо выглядишь, довольна и счастлива. Неужто сладилось с приезжим магом-то с горы?

- Сладилось, - кивнула я, и улыбка поползла на лицо всё равно что сама собой.

- Он по тебе, да и ты по нему, - кивнула Алёна.

- Увидим, - не стала спорить я. – А вот скажи, слышала ли ты что-нибудь о человеке государевом, что добирается к нам из губернского города Сибирска? А то Ульяна наша узнать – узнала, но без особых деталей.

- Деталей и я не знаю, - покачала головой Алёнушка. – Но ездить – ездят, сани так и шуруют, как лёд встал. Послушаю. Тебе как – чтоб поскорее добирался, али наоборот?

- Так вот я бы знала. Не зная о том, с чем пожаловал, я и не знаю, чинить ему препятствия – или помогать изо всех наших сил.

- Если очень нужно – то доедет, наверное. А я послушаю, третьего дня приду рассказать.

- Чудесно. Благодарю тебя, - поклонилась я снова.

- Не за что пока, - усмехнулась она. – Ну, бывай.

- И ты бывай, Алёна Дмитриевна.

Я бросилась к двери, будто за мной гнались – потому что замёрзла. И в кухне попала в руки господину генералу.

- С ума сошла? – он смотрел встревожено. – Зачем раздетая на мороз пошла?

- Ох, Анри, - вздохнула я и обхватила его холодными руками. – Ты видел, с кем я разговаривала?

А видеть-то он мог, потому что магически заговорённые окна не замёрзли, как все прочие окна в деревне. Даже большие в зале, и те не замёрзли.

- Догадался. Кого другого бы в дом позвала, а эта особа к тебе не ходит.

- Она говорит – не может преодолеть здешнюю защиту.

- Вот и хорошо. Зачем она к тебе ходит?

- Общается, - усмехнулась я. – Я попросила её узнать про незваных гостей.

- Она так может?

- Увидим. А вдруг? Пойдём греться, что ли.

В комнате я сбросила плащ и чулки, и обхватила его. Вот так, хорошо – никаких вам «госпожа маркиза» и «вы». Беспокоился, да?

- Анри, нужно тебе ещё кое-что сказать. Точнее, попросить. Дуня сказала, ты должен уметь заговаривать вино, чтобы мне не беременеть. Я не уверена, что могу, потому что… потому что возраст, вот. Но… здесь холодно и мало ресурсов. И…

Я уже собралась вывалить на него все прочие свои аргументы, но ему, кажется, они были не нужны.

- Я не готов подвергать тебя такой опасности здесь, в этом вечном холоде и вечной тьме, - покачал он головой, и я вспомнила, что его жена умерла как раз в родах, причём в таком месте, которое здесь почитается за цивилизацию.

И уж конечно, у принцессы были все целители, какие только там у них возможны, надо полагать. Так что…

Он и впрямь вытащил из угла недопитую нами бутылку вина, вылил в стоящую на сундуке чашку, приложил туда толику силы, а потом мы пили по глотку – я, он, потом снова я и снова он. Чёрная тетрадка лежала на сундуке, но – под чарами, я видела только потому, что вообще сейчас видела такие вещи.

- Ты открыл?

- Только полистал. Завтра, всё завтра.

Завтра он поднимется с рассветом и пойдёт на гору, а я… а я буду делать всё, как всегда.

Что же, он ушел и впрямь с рассветом, поцеловал меня и сказал, что или сам придёт, или меня позовёт в гости. В гости – тоже хорошее дело, потому что у него там теперь тоже тепло и в целом неплохо. День я пробегала по делам, а к вечеру пришёл Северин и очень вежливо передал мне приглашение генерала – мол, ждёт. Раз ждет, соберёмся и пойдём.

Я предупредила своих, что, скорее всего, не вернусь до завтра, и подала Северину руку. И шагнула вперёд.

На горе меня ждал ужин – с господином Асканио, полковником и отцом Реми. Ну да, все они ж тоже что-то думают на тему того, что господин генерал связался с маркизой дю Трамбле. Вот и послушаем.

Генерал не сказал им ни слова, но мне показалось, что после ужина сомнений не осталось ни у кого. Потому что и сидели мы плотненько, прижавшись ногами, и руками касались то и дело, и взглядами обменивались – теми самыми, какие нужны, и не было разницы, кто тут за столом, девы мои, парни и забредший к ужину Демьян Васильич, или вот господин маг, господин полковник и отец Реми.

Священник после ужина откланялся и ушёл вниз, мы остались вчетвером.

- Вы, конечно, удивили, оба, - усмехнулся Трюшон. – Кому рассказать – обхохочутся. Анри де Роган примирился с маркизой дю Трамбле, да так, что не разлей вода. Вот что ссылка с людьми делает!

- А я думаю, ссылка не при чём, - покачал головой господин Асканио. – Всё совсем не так, дорогой Жак. И мне очень интересно, вступил ли Анри с открытыми глазами в ловушку или… тут что-то иное. И я очень хочу знать, кто вы госпожа, и почему называете себя этим именем.