Мы сделаем это вдвоём

5. Буря мглою небо кроет (с)

Ночью пришла буря.

Оттепель зимой не бывает долгой, и заканчивается падением атмосферного давления, ветром со снегом и лютым похолоданием. Дома было так, так же вышло и тут.

Да что говорить, дома у меня бы голова треснула от перепадов давления, и я бы лежала в постели тряпочкой и просила не трогать меня и не грузить вопросами, домашними и рабочими. Перед тем напившись обезболивающего, или даже приняв порцию внутримышечно.

Здесь же мы сначала занялись друг другом, потом лежали, потом дремали, потом нас обоих разбудил порыв ветра, швырнувший кучу снега прямо в окно. Анри поднялся, подошёл, глянул.

- Ничего не видно, только слышно, как воет.

- Зачем смотреть? Утром посмотришь, - пробормотала я, не открывая глаз. – Вряд ли оно до утра продует. Эх, нужно было сходить лёд посмотреть, пока тепло было.

- Какой ещё лёд? – не понял он.

Забрался ко мне под одеяло и обнял, и прижалась к его боку, обхватила поперёк груди.

- Красивый. Здешний лёд, он… красивый, вот. Нужно найти открытые участки и посмотреть. И полежать на нём.

- Зачем? – рассмеялся он.

- Да просто так.

Дома я любила пару-тройку раз за зиму сгонять в Листвянку или Голоустное, и там побродить по льду, пофотографировать, поваляться на нём. Были молодые – ходили через Байкал, из Тёмной Пади в Слюдянку, там километров пятнадцать, немного. И из Листвянки в Танхой, там километров сорок, суровый такой поход, частично ночью, но если погода ясная, то какая же это красота – ночью посреди Байкала! Да и днём тоже неплохо, когда видны горы, и ты на них идёшь. Ночью на созвездие Скорпиона, а утром – на горы. А не заняться ли походами по льду куда-нибудь? Надо поговорить с Демьяном или Егором, куда там они путешествуют зимой?

Но после бури будет холодно, не до прогулок. Поэтому – потом. А сейчас – спать.

Сон пришёл легко и быстро, и во сне я как раз шла по льду – где-то посреди Байкала. Ночь опрокинула сверху звёздный купол, но было светло. А рядом со мной шёл – кто бы вы подумали? Да-да, старичок-бурундучок, Пётр Иваныч. Он легко скользил по поверхности, это мне приходилось постоянно напрягать тормозные мышцы, чтоб не растянуться. Это мы дома так говорили, про тормозные мышцы, кто по гололёду ходил – тот знает, это совершенно особая походка, не похожая на ходьбу по нормальной не сколькой поверхности.

- Расслабься, глупая, тогда не упадёшь. Доверься себе и доверься тому, что вокруг тебя. И всё будет хорошо.

- Это тебе хорошо говорить, Пётр Иваныч. Ты понимаешь, что происходит и зачем я здесь. А я-то – нет! Хоть сказал бы, не жмотничал, что ли.

- И ничего я не жмотничаю, - вздёрнул он нос. – Выдумала тоже! Чего тебе не по нраву? Жива? Жива. Здорова? Здорова. По земле ходишь? Ходишь. Мужика вон какого отхватила – и всё ей не так. Вредная ты, Евгения Ивановна, и вздорная.

- Да ладно! Мужик хорош, спорить не буду. Остальное сомнительно. Кто там к нам едет и за каким хреном собачьим?

- Тебе ж сказали – государев чиновник. Императрица-матушка послала. Не сама, ясный пень, сподобилась, а люди нашептали, что тут по берегам кого только не живёт. От закона скрываются, податей не платят. Но ты не печалься раньше времени, тебе-то вообще всё это мимо, ты ж у нас подданная совсем другого царя.

- А ближние мои? – хмыкнула я.

- Вот, уже и ближние сыскались, - усмехнулся он в ответ. – Ничего, справишься. А как справишься – так не забывай, что вас обоих ждут, заждались уже.

- Кто там нас ждёт, да ещё и обоих? И где? На том свете, что ли?

- Эк загнула! Кто ж его знает-то, какой там свет, а? Вот здесь у тебя какой свет, скажи? Этот или тот? Или вообще какой-нибудь… другой?

- Другой свет тут вместо Америки, мне Анри рассказывал. У нас Новый, а здесь Другой.

- Ну вот и там тоже… Другой. Не затягивай, пока ещё ждут, но долго ждать не будут. Можешь не успеть.

Ну вот, опять. Вокруг да около, и никакой конкретики.

- Ты б друг мой любезный Пётр Иваныч, не ходил вокруг да около, как Васенька мой вокруг миски, а сказал внятно и конкретно: кто, где, зачем, почему не успеть и вот это всё.

- А я тебе и говорю, - усмехнулся тот, да с ехидцей. – Могла бы и догадаться уже.

- А я недогадлива. Я и в прошлой жизни не любила загадки разгадывать, и в этой не люблю. Нет во мне ни азарта, ни что там ещё положено. Мне надо словами через рот, прямо и определённо.

- А вдруг и слов-то таких не бывает? – продолжил усмехаться вредный дед. – Всё тебе расскажи! А не всё рассказу-то поддаётся, будто не знаешь. Что-то можно только своими глазами увидать, своими ушами услыхать.

- И ты для этого меня сюда выдернул? – подумалось мне, я и сказала.

Он остановился, внимательно на меня посмотрел.

- А ты догадлива. Да, для этого. Потому что только такие твердолобые, как ты да полюбовничек твой, смогут там что-то сделать. Остальные будут смотреть – и не увидят, будут слушать – и не услышат.

- Чего сразу полюбовничек-то, он мне, между прочим, законный брак с ходу предложил, это я носом вожу.

- Пока ещё води, можно, - разрешил дедок. – Потом сама запросишь, как прижмёт.

- И что, поздно будет?

- Отчего же поздно? Может, ещё и нет. Вы сначала сходите, вернитесь, а там и видно будет.

- Куда сходить-то, колись уже! Вот вредное существо!

- Да сама увидишь, не перепутаешь. Ты, главное, слушай внимательно, когда тебе рассказывать будут, и всё запоминай, ничего не пропусти. Пригодится.

Ну снова здорово, приехали.

- Кто рассказывать-то будет?

- Кому надо, тот и будет. Ладно, будет нужда – зови, а сейчас пошёл я, дела у меня.

Вот так всегда, чуть что – сразу дела у него.

Я проснулась в темноте, рядом сопел во сне Анри, за каменной стеной выла буря. Закрыла глаза, обхватила его и уснула снова, на этот раз – без странных снов и непонятных разговоров.

Утро настало очень не рано. Я проснулась в тишине, снаружи по прежнему выло и швыряло снег нам в окно, Анри в комнате не было. Ну и ладно, значит – умываемся и одеваемся. И наружу выбираемся.

Оказалось, что Северин уже сходил вниз, его там покормили завтраком и спросили обо мне. Буря загнала всех по домам, сидели и не высовывались, мои тоже. Меня не потеряли, и его заверениям о том, что со мной все хорошо, вполне поверили. Он рассказал всё это и ушёл обратно – мол, там интересное рассказывают, всякие местные байки, он бы послушал.

Меня тоже накормили завтраком, и напоили кофе. А потом я потянула Анри в комнату, заперла за нами дверь и спросила:

- Скажи, что ты знаешь о здешних аномалиях?

Он удивился.

- Это о чём? О том, что порталы не работают, как должны бы?

- Наверное, об этом. И ещё о чём-то.

- Туман наверху сам видел, но это было когда ещё, пока тепло было. А клуб теней мы с тобой вместе видели сверху.

- А что туман? – я вспомнила, что туман показывали мне во сне, тоже в самом начале.

- Туман как туман, только – не двигается, всегда там есть. Люди в нём пропадали. А когда я камень туда кинул, то потом сразу ногу и сломал.

О как, оказывается.

- Догадался тоже – камень кинуть. Нет бы, как местные – с пирожком, да с рюмочкой. Глядишь, и иначе бы вышло.

- Рядом со мной не было тогда тебя, кто бы мне подсказал? – рассмеялся он и поцеловал меня за ухом.

Так мы и провели три дня бури – у него. И это были прекраснейшие три дня – потому что от меня никто ничего не хотел, вот совсем. Без меня справлялись с обедом и ужином, и с завтраком тоже. Разве что приходил повар Марсо или Рогатьен и спрашивали, чего мы желаем поесть. Пару раз даже кофе в постель принесли, это была инициатива Марсо – мол, должна же маркиза пить кофе в постели, иначе какая она маркиза?

Кстати, Рогатьен нашу с Анри совместную историю безусловно одобрил. Первым утром принёс мне кофе и прямо сказал:

- Спасибо вам, госпожа. Потому что нечего его милости в одиночку, сколько можно-то уже! Покойная принцесса была сама по себе, и он сам по себе, и принцы молодые тоже сами по себе получились. А вы, я смотрю, не сами по себе, а вдвоём.

Мне было очень интересно, просёк ли он тот вопрос, по которому тут остальные страдали. Я не отважилась спросить напрямую, и спросила у Анри.

Анри, красавчик, вообще не задумывался – есть ли у Рогатьена своё мнение. Но спросил как-то там. И получил ответ, что ему, Рогатьену, нет особой разницы, кто это. Главное, что Анри по нраву, а остальное не имеет значения. Особенно на краю света.

Анри прочитал записки Женевьев и отдал их читать Асканио, долго молчал, потом сказал – жаль её, эту Женевьев, и Луи тоже жаль.

Я читала записки графа Ренара о здешней жизни. Очень полезное чтение оказалось, кто б мне это дал с самого начала, да? Только сначала я бы не одолела. Нужно было смириться и проспаться. А так – многое я уже знала сама. Но очень надеялась, что он что-то знает о местных загадках, и описал это.

Мы спали, ели, разговаривали. Спать было жестковато, я подумала – нужно заказать перину ещё и сюда. А то зима долгая, и сколько ещё времени мы проведём в этой кровати?

Население крепости тоже спало – потому что снаружи делать нечего, да и внутри не особо хочется. А я тихо радовалась – что не нужно через эту непогоду ехать ни на какую работу, например. А можно обняться и лежать… или не лежать.

И когда буря утихла, и ударил мороз – как по писаному, я вернулась домой. Дома всё было в порядке – люди и коты. Постояльцы не убоялись мороза и отправились восвояси, новых пока не принесло.

А ещё через день заявились новые гости.