Молчание двоих

19. Три "призрака"

Служанка герцогини Амертсон печально смотрела на свою юную госпожу, лежавшую в постели.

Просторная и уютная спальня при свете горевших свечей казалась ещё роскошнее и величественнее из-за сверкавшего везде золота и серебра. Мягкие тени лежали на атласном балдахине и портьерах, на бархатной обивке мебели и дорогих безделушках.

Лейла была бледна и тяжело дышала, у неё обострилась болезнь. Не вняв предупреждениям Модесты, она не послушалась её советов и не позаботилась вовремя о своём лечении, за что теперь расплачивалась тяжёлыми муками. Уже несколько дней Лейла не вставала с постели, ничего не ела и утратила всякий интерес к чему-либо. Её раздражал яркий свет и потому слуги днём плотно закрывали окна, а ночью зажигали лишь несколько свечей. Сделанные из особого вещества, они своим огнём не только освещали комнату, но и дезинфицировали воздух. Несмотря на это, Лейла дышала всё труднее, и пламя свечей, как и дорогие медикаменты, ей не помогали.

Сейчас у герцогини наблюдался особо жестокий приступ прогрессировавшей болезни, сопровождавшийся удушьем и кашлем.

Наступил рассвет, но герцогине не стало легче, она по-прежнему почти всё время проводила в полузабытье. Даже на фоне голубовато-белого одеяла и подушек она казалась мертвенно-бледной, словно жизнь уже покинула её.

Левмер пребывал в отчаянии и собрал во дворце чуть ли не всех врачей Эдистера. Но никто из них не мог облегчить страданий его хозяйки. Герцогиня медленно, но неизбежно приближалась к смерти.

С рассвета и до заката солнца за Лейлой наблюдали врачи, но ни один из них не знал, как справиться с вирусом, поразившим её лёгкие. Он существовал лишь на Эдистере, а большинство врачей являлись выходцами с других планет и мало знали о подобном заболевании. Было известно, что люди, поражённые этим недугом, всегда умирали, и спасти можно было лишь тех, у кого только начинали проявляться первые симптомы.

Раздосадованный Левмер выгнал всех медиков, которые только охали и действовали ему на нервы. Все слуги были опечалены болезнью герцогини, которую уважали и считали доброй госпожой, но Левмер просто места не находил себе от горя. Герцоги Амертсон стали для него почти родной семьёй, а потому Эдуард, не имевший ни родни, ни детей, в душе любил Лейлу как свою дочь и всегда заботился о ней.

Со смертью Лейлы род Амертсонов потерял бы свою последнюю наследницу, но герцогиня уже написала завещание. Она оставляла титул и большую часть своего имущества Левмеру, а остальное — слугам. О завещании не знал никто, кроме человека, составившего этот документ, и самой Лейлы.

И снова пришла ночь.

Возле герцогини попеременно сидели служанки, а в соседней комнате тайком плакал Левмер, заметно осунувшийся и постаревший в последние дни. Он знал, что герцогине жить осталось недолго.

Около одиннадцати часов вечера Левмер зашёл в спальню Лейлы и отослал служанку, сказав, что сам присмотрит за госпожой.

Служанка ушла.

Левмер сел в кресло около кровати Лейлы. Он хотел в одиночестве и без свидетелей проститься с герцогиней, которая почти не просыпалась. Просидев молча минут десять, Эдуард так и не смог произнести ни слова, а только плакал и укорял себя за то, что вовремя не заметил её болезни. За несколько последних дней Левмер и сам так измучился, что рисковал заболеть. Он похудел и побледнел, его взгляд был несчастным и отчаявшимся, нервы расшатаны, он почти не спал.

Не в силах смотреть на умирающую, Левмер зарыдал и вышел из комнаты, не обронив ни слова. Ему тяжело было прощаться с герцогиней, выросшей на его глазах.

Сев на стул у дверей спальни, Левмер постарался успокоиться и ему с трудом это более или менее удалось.

Вдруг донёсся крик, перешедший в хрипение.

Эдуард тут же бросился к герцогине.

Она хрипела и металась по кровати что-то бормоча. Левмер приподнял ей голову, и положил под спину две подушки. Он боялся, что у герцогини началась агония, но не знал, что можно ещё предпринять.

Дыхание Лейлы немного выровнялось, но она, не приходя в сознание, стала бредить.

— Я не забыла, не забыла вас, — тихо говорила Лейла. — Через двенадцать лет мы встретимся. Это так долго… Где же вы? Я жду вас… Приходите скорее, мне плохо… Я умираю…

Лейла на минуту замолчала и вновь заговорила:

— Наконец-то вы пришли… Я хотела увидеть вас… Подойдите ближе, я знаю, что вы здесь, но я не вижу вас, — пробормотала Лейла, на её лице появилась блаженная устало-радостная улыбка. — Вы пришли за мной… Я так рада… Глориоза, Модеста, Олдама, вы не забыли меня… Я верила, что вы придёте… Уйдём отсюда в «Мираж»… Мне плохо на Эдистере… Заберите меня отсюда… Глориоза… Модеста… Олдама…

Левмер плакал, слушая этот бред, но больше всего его пугали и удивляли имена телохранительниц умершего герцога, которые погибли пятнадцать лет назад. Эдуард не мог понять, почему Лейла упоминает эти имена, но после ему в голову пришла мысль, что перед смертью она увидела души давно погибших девушек, пришедших за ней. Ведь не исключено, что герцогиня доживает свои последние часы, а может, и минуты, раз видит такие кошмары. Эта мысль повергла его в ужас.

Левмер с трудом поднялся с кресла и, пошатываясь, вышел из спальни. Он решил позвонить священнику, уже не веря, что его госпожа доживёт до рассвета.

Едва управляющий удалился из комнаты, как в неё через другую дверь проскользнули Модеста, Олдама и Глориоза, беспокойно оглянувшиеся по сторонам. В руках капитан «Миража» держала небольшую сумку.

Девушки поспешили к Лейле.

— Я думала, что Левмер не уйдёт отсюда, пока Лейла не умрёт, а ведь сейчас дорога каждая минута, — сказала Модеста, немедленно приступая к обязанностям врача.

— Из-за него мы потеряли столько времени! — тихо возмущалась Олдама.

— Всего несколько минут, — уточнила Глориоза, — просто они нам показались вечностью.

— Если бы Левмер остался здесь ещё на пару минут, то я махнула бы рукой на все наши тайны и показалась ему на глаза, лишь бы спасти Лейлу. Ни одна тайна не стоит жизни настоящего друга, — говорила врач, осматривая больную.

— Кажется, в бреду она повторяла наши имена, — заметила Глориоза, с сочувствием, состраданием и материнской нежностью глядя на Лейлу.

— Интересно, куда направился Левмер и когда он вернётся? — задала вопрос Олдама, с опаской поглядывая на дверь, в которую вышел управляющий.

— Это сейчас не важно. Главное — спасти Лейлу, — произнесла Модеста, делая герцогине инъекции.

— Я закрою дверь, чтобы никто не вошёл, — предложила Глориоза и, подойдя к двери, она на секунду выглянула в коридор, а после тихо закрыла её на ключ.

Олдама неодобрительно покачала головой:

— Тут хорошая звукоизоляция, а значит, мы не услышим приближения кого-либо. В свою очередь любой, кто пожелает войти сюда и не сможет, поднимет шум, потому что Лейла не могла сама закрыть дверь. Всё это вызовет большие подозрения.

Индианка согласно кивнула:

— Я посторожу пока.

Она приоткрыла чуть-чуть дверь и внимательно прислушивалась к звукам, доносившимся из коридора.

Сложив медикаменты обратно в сумку, Модеста своей энергией принялась лечить лёгкие Лейлы.

Через пять минут герцогиня очнулась, и, открыв глаза, сразу же узнала подруг. На её лице появилось радостное выражение, она улыбнулась, а потом заплакала. Дыхание ещё оставалось затруднённым, и сил говорить у герцогини тоже не нашлось, но ей было уже не одиноко и не страшно.

— Успокойся, мы спасём тебя. Ещё не поздно побороть недуг, — ласково успокаивала Модеста Лейлу, которая заливалась слезами, прижавшись к ней.

Герцогиня всхлипывала, как испуганный ребёнок и никак не могла успокоиться.

— Только истерики теперь и не хватает, — озабоченно пробормотала Модеста, вместе с Олдамой пытаясь утешить Лейлу.

Герцогине не надо было долго объяснять, как нежелательны любые волнения и слёзы в её состоянии, а потому она постаралась взять себя в руки. Три бывшие телохранительницы её дедушки казались призрачными. Их серебристые одежды мягко сверкали и мерцали в свете свечей, делая их на первый взгляд нематериальными и сказочными существами.

— Как я вас ждала, — сказала Лейла.

— Ты плохо поступила, что не стала лечиться. Всё это могло закончиться очень печально, — с укором произнесла Глориоза, не уходя от двери.

— Я не придала большого значения этой болезни. Я чувствовала себя относительно хорошо, но после нашей последней встречи мне вдруг сразу стало плохо, — призналась Лейла. — Бедный Левмер, он так переживает за меня!

— Да, мы видели это, — подтвердила Олдама. — Но если бы он и далее предавался своему горю, находясь здесь, то боюсь, мы вынуждены были бы обнаружить себя перед ним, чтобы спасти тебя.

— Мне уже лучше, но очень болит голова, — пожаловалась Лейла.

— Да, ты ещё не скоро окончательно поправишься, но от смерти мы тебя спасём, — пообещала Модеста, хоть в душе ещё немного сомневалась, можно ли действительно полностью вылечить Лейлу, болезнь которой оказалась сильно запущенной.

— Нам пора уходить, — с сожалением произнесла изобретательница, с опаской поглядывая на слегка приоткрытую дверь, у которой сторожила Глориоза. — И так чудо, что за эти четверть часа сюда никто не вошёл.

Молодая герцогиня начинала засыпать, продолжая что-то говорить.

— Я хочу видеть «Мираж» и Везувия, — бормотала Лейла. — Мне хочется уехать отсюда.

— Ты увидишь их, как только поправишься, — пообещала Глориоза, покидая свой пост.

— Конечно, главное пока тебе выкарабкаться из твоей болезни, — поддержала её изобретательница.

Модеста находилась у изголовья Лейлы, слева от неё была Глориоза, а дальше стояла Олдама.

— Мне хочется побывать на Ниа-Нерри и в Лариндэ, — продолжала Лейла, погружаясь в сон.

— Да, мы непременно исполним твои просьбы, но только потом, — заверила Глориоза. — А сейчас мы должны покинуть тебя. Но через пару часов снова увидимся.

Экипаж «Миража» собрался попрощаться с Лейлой, понимая, что скоро кто-нибудь из слуг или Левмер обязательно наведается сюда…

Левмер сидел, опустив голову и закрыв глаза. Он уже сообщил священнику о тяжёлом состоянии герцогини и тот обещал приехать. Эдуард провёл в своей комнате ещё минут десять, выпил успокоительное, умылся и отправился к Лейле. Он шёл, с трудом переставляя ноги, а весь дворец был погружен в гробовую тишину, будто уже скорбя об умершей.

Поэтому Левмера среди этой тишины удивили едва слышные голоса, доносившиеся из спальни герцогини. Сначала, он подумал, что у Лейлы снова начался бред, но тут же в недоумении остановился — явно слышался не один голос, хоть слов разобрать было нельзя. Управляющий насторожился и вытащил пистолет. Осторожно подойдя к двери спальни, он чуть приоткрыл её.

Он узнал голос герцогини и услышал, как ей отвечали другие. Казалось, будто ведётся дружеская беседа. Однако те, другие голоса, тоже показались ему смутно знакомыми, хоть он и не мог вспомнить, кому они принадлежали. То, что в комнате находятся не слуги, Левмер понял сразу.

С тревожными предчувствиями управляющий осторожно заглянул в приоткрытую дверь и увидел три фигуры в серебристых одеждах, стоявших возле Лейлы. Тонкий полог, висевший в изголовье кровати, скрывал их от глаз Левмера и рассмотреть лиц он не мог, но заметил, что герцогиня была в сознании и тихо беседовала о чём-то с этими тремя.