Молчание двоих

23. Бал-маскарад

Модеста и Глориоза стояли за одной из колонн и, скрытые густыми ветвями растений, наблюдали за Олдамой.

Изобретательница сидела в гостиной у иллюминатора и печально смотрела на звёзды. Всем своим существом она являла скорбь, грусть, непоправимое горе и безутешность.

Модеста вздохнула.

— Уже прошло столько времени, а Олдама всё не может смириться со смертью Олмы. Если так будет и дальше продолжаться, то она сама умрёт от горя или сойдёт с ума, — произнесла Модеста.

— Увы, мы ничем не можем ей помочь, — покачала головой Глориоза. — Сделать ей ещё одного двойника было бы крайне неразумно и опасно. Олдама, конечно, могла бы со временем привязаться к своему новому двойнику и смириться со смертью первого. Но у нас нет гарантии, что вторая Олма не вызовет ещё большего горя и боли в душе Олдамы, которой будет казаться, что она видит перед собой воскресшую сестру, тогда как будет осознавать, что это не та Олма, которую она потеряла.

— Однако, надо же что-то делать! Мы не можем и не должны оставлять Олдаму в таком состоянии и позволять ей убивать себя собственным горем! — нервничала врач, не находя выхода из создавшегося положения. — Олдама выздоровела только физически, а её душа требует срочной реанимации.

Глориоза молчала, с состраданием глядя на Олдаму. Она не знала, чем можно было помочь подруге и облегчить её страдание. Гибель Олмы потрясла всех, но Олдаму она до сих пор приводила просто в неописуемое отчаяние, кончавшееся время от времени вот такими депрессиями.

— После смерти несчастной Олмы, Олдаму отвлекали от постигшей её утраты охота на леруев, спасение природы от разрушительных действий человечества, работа над новыми изобретениями, проведение опытов и экспериментов, в конце концов её развлекало присутствие Стеллы в «Мираже». Пребывание этой девушки тут хоть немного отвлекало её от грустных мыслей, но бегство Стеллы вновь вернуло её в меланхолию. Теперь её ничто не радует: ни месть, ни работа, ни наше общество, — сказала Модеста. — Необходимы свежие впечатления. То, что не является обыденным и привычным.

— Да, всё это так, — согласилась с ней Глориоза. — Однако, не могли же мы удерживать здесь Стеллу до конца жизни. Она ведь не кошка, и не свинтус, и не рабыня. Стелла очень милое существо и понятно, что Олдама сдружилась с ней, но нельзя же быть такой сентиментальной и так близко принимать всё к сердцу. Мне кажется, вся беда в том, что об Олдаме никто искренне не заботился, пока она не встретила нас. И потому по доброте своей она стремится опекать всех и каждого.

— Если бы Стелла хоть попрощалась с нами, то Олдаме было бы легче.

— А я так не думаю. Расставание для Олдамы могло бы быть тяжёлым. Может, это и к лучшему, что Стелла ушла по-английски, — произнесла Глориоза. — Олдама почти не улыбается и совсем не смеётся, но в обществе Лейлы она немного забывала о своём горе. Возможно, вид Лейлы меньше напоминает ей о смерти Олмы, чем наше общество и «Мираж». Особенно «Мираж»…

У Модесты засветились глаза от вдруг пришедшей в голову идеи.

— Послушай, Глориоза, а ведь ты права! — воскликнула капитан «Миража». — И если на Олдаму благотворно влияет общество Лейлы, то шумный и весёлый бал-маскарад так же сможет хоть на время развлечь её.

— Ну и при чём тут бал?

— Да, просто вечеринка для нас не представляет интереса, но если это бал у герцогини Амертсон, то…

Глориоза с удивлением взглянула на подругу:

— Что ты задумала, Модеста?

Врач таинственно улыбнулась, бросив взгляд на удручённую Олдаму.

— Помнишь, Лейла говорила нам, что через два дня у неё во дворце состоится бал-маскарад. Она устраивает его по поводу своего выздоровления, а мы, как люди, способствовавшие чудесному исцелению безнадёжно больной герцогини, имеем все права посетить этот бал. Не так ли? — хитро спросила Модеста.

— Нас же туда не приглашали, — засомневалась индианка.

— Что за беда! Нас никуда не приглашают.

— Вообще-то, да, — не могла не согласиться Глориоза, — нас нигде не ждут. Но с нашей стороны будет не вежливо врываться в дом Лейлы.

— Ну почему же мы должны врываться? Мы придём, как воспитанные люди.

— А как мы там появимся, не наделав этим переполох, если вдруг будем кем-либо узнаны?

— Глориоза, мы же явимся туда не в этой одежде.

— Дело не только в одежде, Модеста, но и в поведении. Если ты рассчитываешь, что мы будем там в роли пассивных зрителей, сторонящихся других гостей, то, думаю, это мало развеселит Олдаму.

— Ну, нет! — возразила Модеста. — Скучать мы там не будем и костюмы у нас должны быть не хуже, чем у других, даже если мы рискуем привлечь к себе всеобщее внимание. Как говорится, надо и себя показать, и на других посмотреть. Нам необходимо хоть иногда делать вылазки в свет и развлекаться. Иначе мы точно скоро превратимся в монашек-отшельниц, за которых нас приняла Стелла.

Столь бурная деятельность обычно пассивной Модесты, вызвала подозрение у индианки.

— Ты с ума сошла! — тихо воскликнула Глориоза. — Да за нами все будут наблюдать, и кто-нибудь нас непременно узнает.

— Ничего не случится, мы наденем маски, а немного внимания к нашим персонам Олдаме не повредит. В конце концов, какое-нибудь приключение заставит её испытать острые ощущения и отвлечёт от грустных мыслей. Мы хорошо повеселимся, а, чтобы ещё больше развлечь Олдаму, возьмём на бал Везувия, — не унималась Модеста.

— Ты явно рехнулась! — сделала вывод Глориоза, вплеснув руками. Ну откуда у Модесты берутся сегодня такие мысли?

— Это твоё мнение.

— Уверена, Олдама скажет то же самое.

— Тебе не нравится моя идея? — разочарованно спросила Модеста.

— Насчёт Везувия — я точно против. Он слишком неуправляем, сама знаешь.

— И всё же нам надо где-то его выгулять, — озабоченно добавила капитан, и Глориоза поняла, что дело не просто в развлечении.

— С ним что-то не так?

— Пока не знаю, но общество Стеллы его испортило — она слишком перекармливала его, и теперь ему грозят последствия от ожирения. Да и в корабле он находится достаточно долго, а ему нужна живая природа. Я чувствую, что его иммунитет слабеет. Но с другой стороны — я не знаю, как повлияет на него незнакомая планета, ведь кроме Ниа-Нерри он нигде не бывал.

— Хорошо, значит, ты хочешь заодно проверить, как Везувию понравится Эдистер? Что ж, из-за присутствия Стеллы мы не могли посетить Лариндэ, а сейчас надо ещё какое-то время побыть рядом с Лейлой. У Везувия действительно не богатый выбор мест для прогулок.

Глориоза вздохнула, взглянула на Олдаму и задумалась. Дочь Воина понимала, что эта выходка может не пройти безнаказанно. Но с другой стороны, они ведь ничего не теряли. Удирать они уже научились мастерски, хоть не всегда могли полностью замести следы.

Модеста терпеливо ждала её решения.

— Мне нравится твоя идея, — ответила через минуту Глориоза. — По крайней мере, это лучше, чем ничего, и это шанс поднять настроение Олдамы. Мы должны использовать любую возможность.

— Прекрасно! Идём! — воскликнула ликующая Модеста и потянула Глориозу в гостиную.

Изобретательница посмотрела на подбежавших к ней подруг.

— Что-нибудь случилось? — спросила она, почти равнодушно.

— Да, — торжественно объявила Модеста. — Мы идём на бал!

— На бал? — безучастным голосом переспросила Олдама, и повернулась снова к иллюминатору, в который смотрела до этого.

Идеей подруг она точно не загорелась.

Глориоза и Модеста переглянулись, последняя при этом пожала плечами. Они ещё никогда не видели, чтобы Олдама была такой вялой и апатичной. Казалось, она всем своим видом говорила: «Ну, какой ещё бал? Его мне только не хватает».

— Олдама, мы собираемся на бал! — повторила Глориоза.

— Я слышала, — ответила изобретательница со вздохом. — Но к кому? И зачем?

— К Лейле, — сказала Модеста.

— К Лейле? — словно просыпаясь, удивилась Олдама, в её глазах появился некоторый интерес, и хоть он был слабый, это обрадовало её подруг.

— Да, к Лейле! — произнесла Глориоза. — Бал состоится через два дня, и мы должны подготовить костюмы.

— Постойте, нас же никто туда не звал, — начиная соображать, в чём тут дело, попыталась возражать Олдама. — В чём подвох? И там же будет толпа народу…

— Это не имеет никакого значения — в толпе как раз отлично можно спрятаться. Идём, Олдама! У нас уйма дел! — воскликнула Модеста и вместе с Глориозой увлекла Олдаму в лаборатории, не дав ей опомниться, чтобы она вновь не впала в меланхолию. — Ты лично сделаешь костюм для Везувия…

— Что? А он-то каким боком там окажется? — опешила изобретательница, чуть не споткнувшись.

— Поверь, ему туда очень надо, — заверила с самым серьёзным видом Глориоза, успев поддержать подругу, не дав ей упасть и тем самым сбавить скорость передвижения.

Двое суток девушки почти ни о чём не думали, они просто развлекались, готовясь к балу. Олдама так была увлечена приготовлениями, что для грусти у неё не оставалось времени. Глориоза и Модеста шили костюмы и делали маски. Олдама с помощью комнаты дублирования размножала самые красивые драгоценные камни для украшений. Не скупясь на фантазию, экипаж «Миража» украшал свои платья и туфли жемчугом и камнями.

До начала бала оставался один час, когда все три, уже одетые в костюмы, собрались в гостиной «Миража».

На Глориозе было золотистое сари, на котором, словно из мозаики, по краю были составлены немыслимые по своей красоте и множеству цветов и оттенков узоры из драгоценных камней. Сари вышло тяжеловатым, но зато сверкало ярче радуги. Все драгоценности Глориозы были массивными и яркими, в тон её наряду. Из всего этого буйства красок на индианке выделалась лишь чёрная маска, скромно украшенная только мелкими, как бисер, чёрными камнями.

Модеста была в белоснежном платье из шифона, имевшем длинный и широкий шлейф. В отличие от дочери Индии, капитан «Миража» выглядела воздушным облаком. Её наряд украшали только белые и нежно-голубые бриллианты. Голову Модесты венчала диадема и густая белая вуаль.

Последней в гостиную пришла Олдама, одетая в бархатное платье бордового цвета с отделкой из белоснежного атласа. Платье напоминало наряд средневековой королевы, но выглядело верхом изящества и красоты, его оттенял крупный белый жемчуг и аметисты. Под цвет платья на Олдаме была и маска.

— Мы блестим и светимся, как неррийцы, — заметила Модеста, с удовлетворением посмотрев на костюмы, хоть лично её платье было не так обременено украшениями, как у подруг, оставаясь лёгким, со струящимися складками широкой многослойной юбки.

— Только в отличие от них, мы полыхаем всеми цветами радуги, особенно Глориоза, — добавила Олдама. — Может, из нас и получились неплохие портнихи, но с украшениями мы точно перебрали. Лучше я переоденусь во что-то другое.

Олдама уже повернулась, чтобы выйти из гостиной, но Глориоза схватила её за руку.

— Не вздумай этого делать! — запретила ей индианка. — В этом платье ты просто неотразима. А что до украшений, то я слышала, что териане, например, носят их на себе едва ли не пудами даже в будни. Ну, это у них такая национальная привычка.