Голубая кровь (трёхтомник)

28. Ночь Одинокого Убийцы

Дворец Эриндо был окутан ночной тьмой и холодом. Ни в одном окне не горел свет, и не слышалось ни звука, только со стороны парка доносились мелодичное щебетание ночных пташек и шорох листвы, когда к ней прикасался лёгкий ветерок.

Время было позднее, а потому рабы давно спали. Но их госпожа, не находившая себе места, не легла спать и в эту ночь. Нейман знала, что заснуть ей не поможет никакое средство, она даже сомневалась, что и чудо может ей облегчить страдания. Все дни теперь походили один на другой и терианка жила отныне не одним днём, а одним часом, считая каждую прошедшую минуту и очень часто сожалея, как долго ей ещё жить на этом свете со своим горем. Никогда она ещё так сильно не сожалела о том, что до старости и смерти ей так далеко. Жизнь стала для Нейман пустой и бесполезной вещью, в которой не было больше никакого смысла, и, если бы не Изабелла… Молодая терианка подумала о сестре и эта мысль немного согрела её, но всё же недостаточно, чтобы огонь жизни вспыхнул в ней с прежней силой. Изабелла была далеко и, видимо, не нуждалась пока в обществе своей сестры-терианки. Нейман подумала о том, что это, возможно, и к лучшему. Она всей душой желала, чтобы наследница альдерусской короны забыла прошлое и начала новую, счастливую жизнь под другим солнцем, на другой планете, с другими людьми. А боль воспоминаний принадлежат теперь только этому дворцу Эриндо и его последней обитательнице.

Нейман неподвижно стояла на большом балконе второго этажа. Она находилась здесь уже больше часа, но даже ни разу не повернула головы. На душе терианки было пусто и холодно, с каждым днём её сердце леденело и в нём уже почти не осталось надежды, которую полностью вытеснила разгоравшаяся ненависть к Ауленту. Если бы Аулент погиб на глазах Нейман, то и тогда бы она осталась равнодушной к участи этого жестокого города. Потеряв надежду, она отчаялась. Нейман знала, что Аулент не имеет настоящей полноценной армии, а его полиция малочисленна и далеко не сильна. Город был практически беззащитен, ведь на всей Тере, кроме него, не существовало ни одного государства или города, способного проявить захватнические действия. Ауленту не от кого было защищаться, и потому, собрав своих рабов, а их насчитывалась не одна тысяча, Нейман могла за считанные часы разгромить этот город, в котором забыли, что такое истина и справедливость. Аулент не смог бы оказать серьёзного сопротивления и неминуемо оказался повержен, это была бы хорошая отплата за всё, но… но воевать нельзя. Слово, данное Изабелле, Нейман с трудом, но держала, и это спасло Аулент от первой в его истории гражданской войны. Нейман оставалось только смиряться, сломать коренным образом не только свой воинственный характер, но и жизнь, стать другим человеком и покорно терпеть удары судьбы, ибо так пожелала Изабелла. А сама альдеруская принцесса даже не подозревала, какую роль сыграла она в истории Аулента. Не потребуй она от сестры смирения, последний терианский город уже лежал бы в руинах и пришельцы, возможно, вынуждены были бы покинуть Теру. Но этого не произошло.

Правда хоть война не началась, на Тере спокойнее не стало. С того времени, как была разрушена жизнь семьи Эриндо, многие аулентцы с тревогой посматривали в сторону древнего терианского дворца. И на то имелись веские причины. Большинство горожан были уверены в том, что закон оказался не справедлив, и потому месть последней Эриндо никому не показалась бы странной и беспочвенной. Особенно тревожило людей то, что все рабы семьи Эриндо были на редкость преданны своим господам и практически все умели превосходно обращаться с оружием. События между тем разворачивались непредсказуемо. И потому, если кто-то попытается хотя бы сделать покушение на жизнь Нейман де Эриндо, её рабы без всяких приказов обрушат на Аулент уже свой собственный гнев. А несколько тысяч вооружённых людей — это уже почти целая армия. А если и Нейман будет убита, то, оставшиеся без хозяйки, рабы станут для города настоящим проклятием и тогда по улицам Аулента потечёт уже не голубая, а красная кровь, и пощады никому не будет. Именно всё это заставило влиятельных людей и простых горожан обратиться к императору и попросить, чтобы убийцы семьи Эриндо понесли кару, но Викул I только отмахнулся от таких просителей, мотивировав свой отказ тем, что у него и без этого дел хватает. После этого не одна семья задумалась над тем, не покинуть ли Теру заблаговременно? В поместье Эриндо всё было тихо, оттуда даже никто больше не появлялся, но, как известно, в тихом омуте черти водятся… Случиться могло всякое.

Вот только страхи горожан были напрасными, они даже не подозревали, как изменилась Нейман де Эриндо. Гнев по-прежнему кипел в ней, но благоразумие не покинуло её, она понимала, что не может поставить под удар жизни ни в чём неповинных людей только ради того, чтобы уничтожить виновных. Нужно просто пока игнорировать всех чужаков, не относящихся к поместью Эриндо и не накручивать себя. Нейман старалась забыть, что существуют помимо неё и другие люди, но к своим верным слугам она по-прежнему относилась хорошо, зная, что только они остались её друзьями на этой планете.

Стараясь не думать о том, что так навязчиво лезло в голову, Нейман с тоской смотрела на звёзды, отыскивая ту, к которой отправилась Изабелла. Мир был так велик и безграничен, а она чувствовала себя прикованной к Тере, на которой, казалось, умерло всё доброе. Нейман подумала о том, что всё могло быть иначе, если бы сюда не пришли земляне. Она бы имела свою собственную семью, большую, как и все терианские семьи, у неё был бы свой дом и своя фамилия, свои корни и предки на этой земле. А так она теперь оторвана от всего, она стала чужой на родной планете. И вновь, в этот миг тоски, чей-то голос ненавязчиво и мягко проник в подсознание Нейман, принеся с собой успокоение и утешение. Но терианка снова отвергла его — меньше всего ей хотелось, чтобы её жалели. Присутствие кого-то невидимого и почти неосязаемого отступило, но сделало это обиженно. Нейман поняла свою невольную грубость и мысленно попросила прощения, не обращаясь ни к кому конкретно.

Вздохнув и стараясь ни о чём не думать, Нейман перевела взгляд с неба на парк. Ветра почти не чувствовалось и в ночном небе царили тишина и покой, которые изредка нарушало хлопанье крыльев ночных терианских птиц. Эти небольшие птицы имели длинные, похожие на павлиньи, хвосты. Сами они были не больше голубей, но необычайно ярко светились в темноте всеми цветами радуги. Эти резвые птички походили на кометы, благодаря своим длинным хвостам.

К Нейман тихо подбежала её собака и ткнулась прохладным носом ей в руку. Не отрывая взгляда от птиц, Нейман ласково погладила пса.

Вслед за собакой подошла Нэринэ.

— Госпожа, вам нужно отдохнуть, хватит терзать себя, ведь прошлого не вернёшь, а судьбу не изменишь, — тихо промолвила рабыня, словно боясь разгневать свою госпожу.

— Я никогда не смогу забыть случившееся, — печально произнесла Нейман и медленно повернулась к своей рабыне и подруге. — Нэринэ, разбуди кого-нибудь из конюхов. Пусть он оседлает коня.

— Измаила?

— Нет, — ответила Нейман, — Фауста.

— Вы хотите поехать в Аулент? — с тревогой спросила Нэринэ.

— Да.

— Тогда я пойду, приготовлю вам другое платье, — сказала Нэринэ, собираясь удалиться.

— Не нужно, Нэринэ, — остановила её Нейман. — Я поеду в этом.

Нэринэ, посмотрев на свою госпожу и увидев, что та не шутит, ужаснулась:

— Но ведь эта одежда вся чёрная. Вас убьют, приняв за Лэс!

— Не убьют. Я только наведаюсь к Хауцам и вернусь обратно.

— Госпожа, но ведь вы обещали не мстить! — взмолилась Нэринэ.

Нейман нахмурилась ещё больше.

— А кто говорит о мести? Я всего лишь хочу напомнить о себе и о том, что произошло. Я заставлю заговорить совесть Леона Хауца, а это самое страшное, что может испытывать человек. Можно убрать свидетелей убийства и подкупить судей, но совесть нельзя подкупить и заставить молчать.

Нейман жестом руки отпустила рабыню, которая неодобрительно покачала головой, но спорить с госпожой не стала. Заперев собаку в своей комнате, чтобы та не увязалась следом, терианка вышла из дворца через чёрный ход. Сонный конюх, ёжась от ночной прохлады, держал вороного коня, нетерпеливо бившего копытами о мраморные плиты двора. Нейман отпустила раба и села в седло.

Верная Нэринэ подошла к своей госпоже и подала её густую чёрную вуаль.

— Наденьте это, госпожа, — попросила девушка, с опаской приблизившись к лошади.

Нейман, слегка улыбнувшись такой заботе, надела вуаль.

— Быть может, вам лучше поехать на Измаиле? — спросила Нэринэ, боязливо поглядев на вид госпожи. — Он быстрее этого коня, а его зубы защитят вас лучше любой собаки. Пока не поздно, прошу, возьмите Измаила!

— Мой золотистый в чёрных пятнах Измаил будет слишком узнаваем, а я должна остаться незамеченной. Поэтому я поеду на Фаусте.

Нейман рысью погнала коня в сторону леса, даже не представляя какое впечатление её одеяние и кличка коня произвели на двух людей, сидевших в ближайшей клумбе среди высоких душистых роз.

Этими шпионами были Дик и Ратмир. Едва Нейман тронулась с места, они быстро и тихо покинули клумбу и бросились к своим коням, стоявшим неподалёку в лесу.

— Ты слышал? — спросил Дик, переводя дыхание после быстрого бега. — Нейман назвала коня Фаустом!

— Да, — ответил Ратмир, вскакивая в седло. — И более того, эта лошадь той же породы и масти, что и Фауст Лэс-Теры.

— В этом я не разбираюсь, но видимо, так оно и есть. А сама Нейман, ты заметил, как она была одета? Вылитая Лэс-Тера!

— Поэтому-то мы и не должны спускать с неё глаз. Похоже, наша слежка не оказалась бесплодной. Вот только никак не ожидал, что истина всплывёт на поверхность так быстро.

Дик и Ратмир помчались в погоню за Нейман. Они были уверены, что ещё до наступления рассвета узнают о том, кто Лэс-Тера на самом деле и почему она так странно себя ведёт по отношению к другим людям.

Нейман ехала не спеша по тропинке. Со стороны могло показаться, что она просто решила прогуляться или о чём-то задумалась. Потом неожиданно она пустила коня галопом и, резко свернув в сторону, исчезла среди деревьев и густого подлеска.

— Скорее, мы не должны её упустить, — сказал Ратмир и, заставив коня перейти на галоп, понёсся за Нейман.

Дик рад был бы не отставать, но его лошадь вновь так не вовремя решила показать свой нрав. В результате он догнал своего напарника только несколько минут спустя, да и то только благодаря тому, что всё время пытался не потерять его из вида. Кони Дика и Ратмира неслись во весь опор напролом через заросли и кусты. Нейман тоже скакала быстро, но, видимо, этот путь её коню был хорошо известен, и потому всадница продвигалась почти бесшумно, тогда как её преследователи не были знакомы с этой местностью и потому их лошади, прорываясь через лес, издавали много шума.

Нейман услышала позади себя топот копыт и треск ломаемых веток. Это её заставило насторожиться, а потом она потребовала от своего Фауста бежать ещё быстрее. Конь послушно подчинился. Она полностью доверяла своему скакуну, который ни разу не оступился почти в кромешной тьме густого леса. Хорошо выученный Фауст знал каждый куст и овраг, поэтому скакал уверенно и легко, зная, где перепрыгнуть яму или обойти колючие заросли.