Голубая кровь (трёхтомник)

— Сначала потому, что ты была похожа на Лэс-Теру, и я захотела насолить аулентцам, спася тебя и оставив их с носом. Вообще, к сведению, я люблю морочить людям головы и видеть, как они усиленно ворочают мозгами, пытаясь объяснить мои поступки. В эти минуты они выглядят смешно, и я со своей непостижимой бессмысленностью поведения чувствую себя неповторимой, и в этом выражается моё личное «я».

— Если так, то какая прихоть удерживает тебя здесь сейчас? Почему ты, узнав, кто я, не выгнала меня? Ведь такие, как ты, наверное, ненавидят аристократов?

— Ты не такая, как все. Ты — Нейман де Эриндо.

— А это что-то меняет?

— Да. И очень многое. И не смотри на меня, как на человека, который будет сейчас издеваться над твоим горем. Аулентцы привыкли бить лежачего и добивать умирающих. Я как никто другой знаю, как жесток этот мир, от которого тебя очень долго ограждало знатное происхождение, богатство и любящая семья. Мне же не выпало даже короткого счастья. Я рано познала, что такое боль и безысходность, именно они роднят нас теперь. У нас много общего, Нейман. Люди из Аулента убили твою семью и мою тоже. А потому я никогда не буду в числе тех шакалов, кто норовит добить смертельно раненого льва.

— В твоих словах звучат горечь и ярость, — печально вздохнула Нейман, её пальцы мяли край траурной вуали, откинутой на спину.

— Они не утихают уже много лет, — глухо отозвалась Эсфирь, стараясь загнать подальше, выплывшие на поверхность болезненные воспоминания.

— Ты сирота?

— Да, — ответила Эсфирь и, помолчав с минуту, отважилась спросить напрямую: — Нейман, как выглядели люди, что гнались за тобой?

— Я мало что успела разглядеть, в то время я была занята своими мыслями и сначала решила, что эта облава на меня. Ведь с некоторых пор меня в городе видеть не хотят. Это были обычные горожане, хотя трое из них, первыми погнавшиеся за мной, показались мне странными.

— Как они выглядели? — настороженно, с замиранием сердца, спросила Эсфирь, охваченная странным предчувствием, и, предвидя, что от этого многое станет понятным.

— Они ехали верхом на лошадях и, в отличие от остальных, не имели факелов, словно пытаясь остаться незаметными. На них были пурпурные плащи и шляпы, тень от которых почти полностью скрывала их лица. А ещё я заметила то, что их кони при движении издавали звон, как будто звенели колокольчики, но это был какой-то неприятный, зловещий звук.

— Это они, — тихо прошептала Эсфирь, узнав, из описания Нейман, Красных Вампиров.

Терианка-убийца сжимала в эту минуту в руке розу, которую сорвала с плети, свисавшей с беседки. Услышав ответ Нейман, она так сильно сжала цветок, что раздавила его и на землю из её пальцев посыпались помятые нежные лепестки. Вот так безжалостно она хотела раздавить и уничтожить своих врагов. Нейман не было смысла врать и что-то придумывать, а значит, Красные Вампиры по-прежнему ищут своего противника, и эта новость словно влила силу в Эсфирь. Они хотят спровоцировать её на открытый бой, это ясно, как день. Выходит, борьба принимает более серьёзный оборот, и азарт нарастает, ибо на карту поставлена жизнь. Жизнь одной терианки против жизни пары десятков сильных мужчин — такая игра только подхлёстывала Одинокого Убийцу. Эсфири нравилось, когда её боятся. Голова уже больше не кружилась и кровь не кипела в жилах. К ней вновь вернулось хладнокровие и сосредоточенность. Рассудок Эсфири снова приобрёл ясность, готовый изобрести очередной коварный план, а руки не дрожали. Ведь враги были близко.

— Что с тобой? — Нейман увидела, что Эсфирь судорожно сжала висевший на поясе кинжал, будто увидев рядом с собой как минимум убийцу.

— Ничего, всё в порядке, — ответила Эсфирь, пытаясь расслабиться.

Не могла же она вот так сходу сказать этой аристократке, что она и есть Одинокий Убийца и что за ней охотится не только полиция. Если честно, то на блюстителей закона и простых горожан Эсфирь вообще не тратила времени, считая, что такие противники просто не достойны её внимания. А вот Красные Вампиры — совсем другое дело. Терианка поняла, что они разъезжают по городу в пурпурных плащах и с бубенцами на сбруе коней неспроста. Они пытаются привлечь внимание Одинокого Убийцы, так как только этому человеку известно, что Вампиры носили пурпурные плащи и на их конях были бубенцы. Всех остальных, знавших облик кровожадной банды, они уже давно истребили. Но Эсфирь была слишком осторожна, чтобы попасть на эту удочку. Ведь с троими сразу она не справится.

— Эсфирь, чем ты опечалена? Тебя что-то тревожит? Ты взвинчена буквально до предела. Что случилось?

— Нейман, девять лет назад Красные Вампиры убили мою семью, — безжизненным голосом прошептала Эсфирь.

Она стояла вполоборота к Нейман, но та внутренне содрогнулась. Лицо Эсфири было опущено, но свет луны падал на него и ясно освещал каждую черту. Нейман вся сжалась и застыла, глядя на эту девушку. Ей показалось, что в этот миг она видит рядом с собой не едва знакомую Эсфирь, а саму себя, носящую боль потерь, потерявшую веру в справедливость и разочаровавшуюся в жизни.

Проглотив ком, стоявший в горле, Нейман спросила со странным чувством смятения:

— В твоей семье у кого-то была голубая кровь?

Юная убийца утвердительно кивнула головой.

— Да… у моей сестры. И у меня она тоже голубая, — призналась Эсфирь почти шепотом.

Этот ответ как громом поразил Нейман де Эриндо. Вряд ли она могла определённо ответить, что охватило её — страх или волнующая радость оттого, что она нашла кого-то подобного себе. Пожалуй, такое волнение может испытывать только человек, оказавшийся на необитаемом острове и неожиданно узнавший, что кроме него на этом острове выжил ещё кто-то после страшной катастрофы.

— У тебя голубая кровь? — затаив дыхание, и с каким-то полуудивлением-полурадостью, спросила Нейман.

— Да.

Ответ Эсфири был ясным и однозначным.

— В таком случае ты должна знать, что у меня тоже голубая кровь.

Теперь настала очередь удивляться Эсфири. Она, видимо, не сразу поняла полную значимость слов Нейман, а потом повернулась к ней с таким выражением лица, будто она прозрела после многолетней слепоты.

— Ты — терианка? — запинаясь, переспросила Эсфирь, но в её голосе было не столько радости, сколько ужаса и смятения.

— Эсфирь, мы одной крови. Поверь, это так!

Но если Нейман едва не плакала оттого, что нашла хоть кого-то из своего народа, то Эсфирь была скорее озабочена и при этом сосредоточенно думала о чём-то своём. В мыслях убийцы все происходившие неясные события теперь складывались в вполне чёткую картину.

— Теперь мне всё ясно, — покачала головой Эсфирь, — и сомнений больше нет… Как же я раньше не догадалась?..

— О чём ты?

— Нейман, ведь у твоей сестры была голубая кровь, и об этом узнал весь Аулент!

— Ну и что?

— В почерке убийства твоей семьи я узнаю Красных Вампиров. На этот раз они действовали не так смело, как обычно, но это были точно они. Только они истребляют целые семьи, если в них есть хоть один человек голубой крови.

— Эсфирь, Красных Вампиров больше нет! — напомнила Нейман. — Они уже давно прекратили свои зверства.

— Ты ошибаешься, — горько усмехнувшись, возразила Эсфирь, — и я постараюсь тебе это доказать.

— Как?

— Очень просто. Трагедия твоей семьи взбудоражила весь Аулент. Ещё бы, ведь в самой знатной и уважаемой семье выросла девочка голубой крови! Я читала в газете об обвинениях, которые ты предъявила некому Леону Хауцу. В этом нашумевшем деле ты упоминала о вещественных доказательствах: кисти руки убийцы, двух кинжалах, которыми были убиты Ноэми и Леонард де Эриндо, и ещё каких-то мелочах.

— Это правда, но мне никто не поверил, — вздохнула Нейман.

— Достаточно того, что тебе верю я, — произнесла Эсфирь самым будничным голосом, но в её интонации прозвучало что-то такое, словно она считала себя могущественным божеством или как, минимум, влиятельным человеком.

Нейман с недоумением посмотрела на неё. Она вдруг подумала, что вообще не может даже представить себе, кем, в сущности, является эта Эсфирь. В поведении этой особы было что-то неуловимое, что-то противоречащее ей самой и ускользающее от взгляда остальных. Нейман повидала много людей, разных и неповторимых, и, руководствуясь своим опытом и интуицией, она сейчас могла сказать, что эта бедно одетая девушка ведёт себя с самоуверенностью низложенной королевы, которая стремится вернуть себе свой трон. Эсфирь действительно вела себя и говорила не как обычная простолюдинка Аулента. Это заставило Нейман насторожиться.

— А разве это что-то меняет? — спросила Нейман.

— Безусловно, — ответила Эсфирь и про себя добавила: «Ты даже не знаешь, как многое это меняет. Ты, утончённая аристократка, и представления не имеешь, как многое в этом городе сейчас зависит от меня, никому не известной Эсфири».

— Я не хочу говорить на эту тему, — устало промолвила Нейман. — Для меня это слишком болезненно.

— Не отчаивайся. Лучше скажи, не похож ли этот кинжал на те, которыми были убиты твои брат и сестра, — с этими словами Эсфирь вытащила из-за пояса кинжал и подала его Нейман.

Взяв кинжал, Нейман вышла из беседки и при свете луны посмотрела на оружие. Она его сразу узнала. Увидев, как при лунном свете на рукояти кинжала сверкнули мелкие драгоценные камни, составлявшие знакомый узор, Нейман тихо вскрикнула и повернулась к Эсфири, стоявшей у входа в беседку.

— Это кинжал в точности похож на те, что я собственными руками отмывала от крови сестры и брата, — произнесла Нейман, возвращая кинжал Эсфири. — Откуда он у тебя?

— Такими же кинжалами была убита моя сестра и ещё сотни, если не тысячи, людей с голубой кровью. Эти кинжалы принадлежат Красным Вампирам, от которых я некогда чудом спаслась, но которых никогда не смогу простить. Скажи, Нейман, внимательно ли ты оглядела руку убийцы?

— Да. Но какое это имеет значение?

— Большое. Насколько мне известно, твой пёс отгрыз правую руку Хауца. Не видела ли ты на безымянном пальце татуировку в виде кинжала, кольцом охватившего палец?

Нейман не любила, когда её допрашивали вопреки её воле, но не отвечать Эсфири она не могла — та говорила слишком уж странно и о вещах далеко не обыденных. Она заметила, что её спасительница задаёт свои вопросы не из праздного любопытства.

— Видела, — немного помедлив и пристально поглядев в глаза собеседницы, призналась Нейман. — Такую татуировку я обнаружила под дешёвым перстнем. Но откуда тебе про неё известно? Ведь я никому об этом не говорила.

Последняя фраза была уже напрямую отражением изумлённых мыслей Нейман, которая действительно никому не рассказывала об этой детали.

— Я догадалась об этом, — уклончиво ответила Эсфирь, но это прозвучало не слишком-то убедительно, и Нейман ей не поверила.

Эсфирь смутилась и медленно отошла от беседки, словно желая избегнуть дальнейших объяснений на эту тему. Но Нейман последовала за ней — теперь она уже не желала прекращения этого разговора. Она властно остановила Эсфирь, положив руку ей на плечо. Уж если та осмелилась разбередить её ещё не зажившую рану, то должна всё пояснить.