Схватка

Глава 11

На следующий день Морозов и Нарышкин с утра отправились к Авии. Их встретила экономка Марина, загородила проход, уперев руками в бока:

— Кто такие? Я вас не знаю...

Из комнаты раздался грудной сильный голос:

— Не валяй дурака. Без звонка приходят только друзья... проходите же, проходите...

Но когда Авия увидела вошедших, в черных глазах мелькнуло недоумение. Она величественно выпрямилась, запахнула узкой рукой полы халата, встряхнула черными волосами:

— Я вас не знаю.

— Следователь прокуратуры Нарышкин, — он показал ей свое удостоверение, — а это старший инспектор МУРа Морозов. Сожалею, что мы не числимся в ваших друзьях.

— Это будет от вас зависеть, — просто сказала Авия, а взгляд у нее был пронизывающий, от которого, казалось, ничего скрыться не могло. — Я так поняла — вы хотите мне что-то сказать?

Она приоткрыла дверь в гостиную, взглянула, закрыла — там убирала Марина. Авия провела их на кухню. После экзотической роскоши комнаты кухня поражала своей обыденностью. Ее отличала разве только стерильная чистота.

— Присаживайтесь. Что вас ко мне привело? Обычно приходят с недугами, а от вас так пышет здоровьем. Правда, у вас, — она обратилась к Нарышкину, — легкий сердечный невроз, а вы... — пододвинула Морозову сигареты и спички, — хотите курить.

— Очень хочу, но, к сожалению, давно бросил.

— Кажется, мы поменялись местами, — улыбнулся Нарышкин.

— А сейчас допрос? — зажав сигарету в зубах, спросила она.

— Мы должны допросить вас в качестве свидетеля по делу об убийстве вашего знакомого Баулина Викентия Мартыновича.

Услышанное поразило Авию — незажженная сигарета выпала изо рта, взгляд остановился, рука с поднесенной ко рту зажигалкой замерла в воздухе. Единственно, что она смогла наконец произнести:

— А Катя... Что с ней?

— Она была в институте.

— Если кто-то охотится за его богатством, надо ее поберечь. Она многих знает.

— А вы? Что бы вы могли сказать о нем?

— Ко мне он приходил в основном со своей дочерью, и все замыкалось на круге моих знакомых. Последний раз большое общество собиралось позавчера, снова были два иностранца. Джеймс прошел курс лечения и вчера вечером улетел на родину. Его друг интересуется проблемами биорегуляции... хотя — зачем я вам об этом? — она потерла руками виски. — Никак не могу освоиться с этой мыслью.

— Расскажите поподробнее, кто приходил к вам позавчера, — попросил Нарышкин.

— Как всегда, был мой приятель Захар, он фотографирует. Потом подруга по школе Рахиль с мужем, этих сто лет знаю. Другая подруга, Леночка, жена дипломата, без мужа. Да, однажды она была с каким-то приятелем, его я впервые видела, думаю, что он в крупных чинах и связан с какими-то секретами. С Баулиным приходил его ученик Климовский Володя, но я его не очень хорошо знаю. Так — воспитанный, исполнительный молодой человек, научный сотрудник. И вообще все мои знакомые — порядочные люди.

— Где живет, работает и что собой представляет ваш приятель фотограф? Его фамилия, отчество?

— Кузнецов Захар Михайлович, живет в доме напротив. Работает где-то, а фотография — его хобби и заработок.

Увидев, что следователь в некотором недоумении, пояснила:

— Многие гости любят фотографироваться рядом со мной. Естественно, Захар не дарит им эти снимки...

— Понятно. А что за ответственный товарищ был с вашей подругой Леной? Его фамилия, имя, отчество?

— Это можно узнать у нее, одну минуту, — она достала записную книжку, надела очки, продиктовала номер.

— Я думал, те, кто лечит других от всяких сложных болезней, безукоризненно здоровы, — пошутил при виде очков Морозов.

Авия только рукой махнула:

— Что вы, дорогой. Я же сама себе помочь не могу, за меня вот Викентий иногда брался... — и она опять помрачнела. Помотала головой, прошептала что-то.

— Пожалуйста, все о муже Рахиль.

— В нем не сомневайтесь. Его фамилия Челомчили Реза Гаянович, администратор на каком-то рынке... — Помолчав, сказала: — Я знаю, как относятся к людям этой профессии, но за него ручаюсь. Вот, пожалуй, и все. Может быть, потом еще что-нибудь вспомню. Извините.

Она улыбнулась через силу. Было видно, с каким трудом дался ей этот разговор.

Нарышкин оставил ей свой телефон, и они, попрощавшись, вышли.

— И какое впечатление? — спросил Нарышкин, когда они спускались по лестнице.

— Впечатление есть только от хозяйки и от ее квартиры, — признался Морозов, — остальное пока перевариваю. Но какая женщина! Я, честно говоря, впервые сталкиваюсь с проблемами биорегуляции. С ума сойти — личный фотограф, домоправительница, лечат друг друга руками... Как вы к этому относитесь?

— Я могу как-то относиться только к тому, что знаю... Я знаю, что у Авии есть патент на бесконтактный массаж, она добросовестно платит государству деньги за лицензию и то, что она делает, по крайней мере, не выходит за рамки дозволенного. Кстати, Борис Петрович, вы газеты регулярно читаете?

— Как придется... — смущенно признался Морозов, — времени на все просто не хватает.

— Э-э, дружок, поверь мне: на информации времени экономить нельзя. Больше потом потратишь. Так вот, в прессе писали о ней и хорошо и не очень, но уникальные ее возможности признают.

Он глянул на Морозова, дышавшего легко, свободно, и с оттенком доброй зависти добавил:

— Зато ты у нас спортсмен!

— Понятно. Прессу не просматриваю — зато спортсмен! — Морозов даже обиделся. — Это как у Чехова: если девушка некрасива, то говорят, что у нее прекрасные волосы...

— Сдаюсь! — засмеялся Нарышкин. — Давай сразу лучше о деле... Вон и лавочка пустая.

Они сели.

— Я думаю, Николай Николаевич, надо начать с жены дипломата, — высказал предположение Морозов. — Она знает и Авию и Баулина, вместе с ней был какой-то засекреченный товарищ. До заключения эксперта я все равно ничем толком заняться не смогу, разве что изучать прессу.

Они созвонились с Виолетовой, и Нарышкин попросил ее приехать к нему на допрос в прокуратуру города.

— К четырнадцати обещала быть у нас, — он взглянул на часы, — думаю, за это время мы сумеем еще и перекусить в пирожковой.

— Николай Николаевич, я знал вас как гурмана... — засмеялся Морозов.

— Заметь при этом — тонкого... Но тонкие гурманы не могут без пирожковых оттачивать свое мастерство.

Наскоро перекусив, они приехали в прокуратуру.

В кабинете Нарышкина, как всегда, было по-солдатски чисто и строго, а сегодня особенно — на столе, кроме старенького чернильного прибора и телефона, ничего не было. Поэтому, когда в кабинет вошла одетая со строгим изяществом Виолетова, запах ее тонких духов как будто говорил, что она по недоразумению оказалась в этом унылом помещении.

— Вы меня вызывали? Я Виолетова.

— Садитесь, пожалуйста, Елена Викторовна, — предложил Нарышкин, указывая на стул.

Она села, предварительно с сомнением взглянув на него и на стол, на который ей пришлось облокотиться.

«Почему так устало и тягостно всегда начинает Нарышкин допрос?» — думал Морозов, устраиваясь на стуле у окна. Он слушал, как Нарышкин предупреждает об ответственности по статье 181 УК за дачу заведомо ложных показаний и с той же монотонной, выматывающей душу интонацией задает другие вопросы. По мере того как Виолетовой приходилось на них отвечать, она утрачивала свой запас уверенности и блеска, с которым сюда входила. А Нарышкин по мере окончания заполнения официальной части протокола преображался. Когда, отложив в сторону авторучку, посмотрел на свидетельницу, во взгляде его было понимание ее состояния, а в голосе — дружественные нотки:

— Елена Викторовна, и мне и вам понятно, что наша беседа не самое лучшее времяпрепровождение, а скорее вынужденная необходимость. В связи с убийством Баулина многим придется сидеть тут и отвечать на вопросы. Итак, когда вы с ним познакомились, как часто вы бывали в его обществе?

— Часто... — она пожала плечами, задумалась, потом, расстроившись от этих воспоминаний, промокнула платком глаза: — Вы даже не представляете, какой это был интересный человек. С ним у меня связывалось представление о чуде... ну ладно, — она покачала головой, отгоняя ненужные мысли, — вам ведь нужны подробности? Впервые я увидела его на семинаре парапсихологов в клубе какого-то предприятия... примерно полгода назад.

— Как назывался этот семинар? — спросил Нарышкин.

— Не знаю... мой приятель сказал, что там парапсихологи соберутся на свои посиделки. Будет интересно. Я и пошла... Баулин тогда, доказывая свои возможности, начал раскручивать движением рук по кругу стрелку компаса. Я помню, как она сначала не шевелилась, а потом даже забегала по кругу. С ним был его ассистент Володя, он подавал разные круглые предметы, которые Баулин тоже заставлял двигаться по столу. Он мог держать секунд тридцать шарик от пинг-понга между расставленными в воздухе ладонями, я не поверила, думала, там есть нить... Он пригласил меня проверить. Вот так, собственно, и разговорились... не знаю только, что вам этот случай даст.

— Значит, это была ваша первая встреча, — отметил в записях Нарышкин, — а последняя?

— Два дня назад, у общей знакомой.

— Авии?

— Да, — Виолетова удивленно взглянула на них, — она вам сама сказала?

— Конечно. Ей пришлось назвать многих, кто был в тот вечер. Только фамилию вашего спутника она не смогла вспомнить.

Елена Викторовна помолчала, потом сказала небрежно:

— Честно говоря, я сама его не очень хорошо знаю. Но он мне помог. Примерно месяц назад меня сбила машина, к счастью, все обошлось незначительными ушибами, но в тот момент я валялась на дороге поздно вечером, водитель удрал... а Андрей Андреевич помог мне добраться домой.

— Кто он, где работает?

— И этого толком не знаю. На какой-то секретной работе. У него персональная «Волга», симпатичный водитель...

— Имя водителя? — быстро спросил Нарышкин.

— Кажется, Валера... — Она помолчала, опять пожала плечами: — Помню номер этой «Волги», как-то искала на стоянке. Наверное, по номеру можно узнать место работы... Дать вам его?

Она нашла пометку в блокноте.

Морозов записал.

— Расскажите, пожалуйста, как проходил этот раут у Авии. Было ли что-нибудь особенное?

— Там всегда интересно и особенно. Пришел один иностранец, Планк, который прочитал в югославском издании книгу о нашей Авии. Сам он на родине занимается экспериментами по биоэнергетике, но не лечит. А у него друг смертельно болен. Так он уговорил Баулина, чтобы тот вылечил его. Это было при мне, — расширив глаза, она смотрела на следователя. — Баулин при помощи своего знаменитого перстня и браслета снял у несчастного иностранца боли...

— Но ведь это могло быть гипнозом? — спросил Морозов.

— Знаете, это нас пресса бережет от ложных сенсаций и реклама не балует. Мы, может быть, поэтому очень доверчивы. А на Западе народ искушенный и не стесняется копейки считать. И если уж за этот перстень импортные господа предлагали четыреста тысяч, то будьте уверены... — возбудившись, Виолетова заговорила более свободно.

«Так, должно быть, она говорит в кругу близких», — отметил про себя Морозов. А вслух попросил: