Схватка

3

В это время Морозов слушал по телефону донесение Черкасова, своего сотрудника, который по просьбе Нарышкина сопровождал Хабалову от прокуратуры.

— Проводил подопечную до дома. Сначала летела как сумасшедшая и все оглядывалась. У метро позвонила из автомата. Услышал, как убеждала кого-то: «...да, уезжай немедленно... Нет, ни в коем случае. Все, все... Когда вернешься, сообщи через Раю...» После этого на метро поехала домой. По пути зашла в продовольственный. Какие будут указания?

— Продолжайте наблюдение. Если в дом войдет Савелий, задержите и доставьте в милицию.

После сообщения Черкасова было над чем подумать. Вероятно, Хабалова звонила своему любовнику, предупреждая об опасности. И есть еще некая Рая, поддерживающая связь между ними. Кажется, что-то начинало вырисовываться. Но как по скудным данным найти Савелия, который после звонка Хабаловой наверняка скоро скроется из Москвы, если уже не покинул столицу? По опыту розыскника Морозов знал, что, когда над человеком нависает угроза оказаться за решеткой, он обычно не бежит куда глаза глядят, чтобы спрятаться от закона, а стремится в те места, которые ему хорошо знакомы, где есть у кого отсидеться, переждать трудное время. Следовательно, Савелий, скорее всего, направится к себе на север.

Размышления старшего инспектора прервал телефонный звонок Нарышкина:

— Здравствуйте, Борис Петрович, надеюсь, не оторвал вас от срочных дел? Ах, думаете? Что ж, похвально. Предлагаю объединить силы. Приезжайте ко мне, ознакомлю с некоторыми бумагами.

Морозов знал, что просить Нарышкина зачитать эти бумаги по телефону — бесполезное занятие. И как ни трудно у него было со временем, поехал в прокуратуру.

— Вот полюбуйтесь, — Нарышкин победно потрясал листками заключения медэксперта. — Оказывается, все очень просто. В момент, когда Хабалову нанесли смертельный удар, он находился в состоянии крайнего нервно-мышечного возбуждения, какое бывает во время физической схватки. Поэтому, получив удар тупым предметом в область темени, проломившим черепную коробку, он еще имел достаточно сил, чтобы ускользнуть от своего противника в ванную комнату, закрыть дверь на задвижку, сесть на пол и даже не разбить бутылку. После этого наступила смерть. — Положив заключение перед Морозовым, Нарышкин продолжал уже более спокойным тоном: — Значит, версия со случайным вором, нашедшим ключ от квартиры, отпадает.

Морозов хотел возразить, но Нарышкин жестом остановил его:

— Мне кажется, события развивались следующим образом. Жена ушла в четырнадцать часов в магазин. Ее муж воспользовался случаем, достал припрятанную бутылку водки и сделал несколько глотков. В это время в дверь позвонили, и Хабалов, не выпуская бутылку, прошел в прихожую и открыл дверь. Гость, может быть тот же Савелий или кто-то другой, не сразу нанес ему смертельный удар. Иначе Федор потерял бы сознание и свалился в коридоре. Скорее всего, они начали выяснять отношения...

— Простите, Николай Николаевич, но вы забыли про бутылку. Ведь в таком случае он вполне мог применить ее для обороны.

— Нет, Борис Петрович, не забыл. Представьте, что противник был физически очень сильным человеком, как, например, Савелий, между ними началась схватка. Оба по каким-то соображениям не кричали, иначе соседи услышали бы шум борьбы. Преступник оказался сильнее и нанес смертельный удар. Спасаясь, Хабалов шмыгнул в ванную и закрылся там. После этого убийца покинул квартиру. Если у вас, Борис Петрович, есть иная версия происшедшего, с удовольствием послушаю.

— Готовой версии у меня нет. Но не кажется ли вам, что этот физически очень сильный противник необязательно должен быть Савелием? И сводить дело лишь к одному Савелию на данном этапе, когда не отработаны все связи Хабалова, преждевременно? Может получиться, что мы угробим массу времени на его поиск, а у Савелия окажется стопроцентное алиби.

— Хорошо, — прищурился Нарышкин, — оставим на время в покое Савелия. Что еще можно предположить?

— Месть! — Морозов усмехнулся. — Кстати, вторая версия Козлова так и называется.

— Допустим... Чья и за что?

— До того как стать гравировщиком, Хабалов работал на ювелирной фабрике огранщиком, оттуда его выгнали за пьянку, но, так ли это, еще нужно проверить. Труд, конечно, тяжелый, но редко огранщики уходят по собственному желанию. Там даже молодежь зарабатывает не меньше пятисот рублей в месяц. Возможно, Хабалов был замешан в каких-то махинациях. Сами знаете, администрация не любит дотягивать до возбуждения уголовного дела. Подозрения были, а улик не оказалось, вот его и уволили «по собственному желанию».

— Правдоподобно, — Нарышкин удовлетворенно откинулся на спинку стула. — Что дальше?

— Во-первых, следует выяснить, не проходил ли в период увольнения Хабалова или позже какой-нибудь процесс, связанный с бриллиантами. Необязательно на московской ювелирной фабрике «Кристалл». Допустим, он выкрутился, а кто-то пострадал, отсидел из-за него срок. Потом вышел на волю и рассчитался.

— Или потребовал обещанного вознаграждения, а Хабалов ответил отказом. Такое тоже возможно, и надо проверять, но не забывайте о главном, — Нарышкин постучал пальцем по часам.

— Помню постоянно, — отшутился Морозов. — На работу не опаздываю. Когда нужно, то и сверхурочно прихватываю. В ближайшее время через сотрудника ОБХСС, обслуживающего «Кристалл», выясним, что известно о Хабалове, в чем он мог быть замешан или проходил свидетелем. Поднимем архивные дела.

— Историю можете поручить кому-нибудь из своих, — поморщился Нарышкин, — а вам целесообразнее взяться за Лаевского. Чует мое сердце, неспроста фамилия этого пройдохи в записной книжке Хабалова оказалась.

— Боюсь, Николай Николаевич, что мне его в одиночку не свалить. Тут уж давайте вместе, слишком изворотлив сей художник-реставратор, как бы опять не выписал перед нашим носом какой-нибудь красивый пируэт.

Затем около часа они просидели над планом допроса их старого знакомого, который решили провести на следующий же день.