Схватка

Глава 18

Климовский вышел из лифта, остановился у двери квартиры. По лестнице сверху вниз послышались торопливые шаги, и не успел он открыть замок, как двое в штатском встали за спиной, и на подходе было еще несколько человек.

— Гражданин Климовский, вы арестованы, уголовный розыск. Прошу открыть дверь и вместе с нами пройти в снимаемую вами квартиру.

— Пожалуйста, — ответил Климовский и, с видимым спокойствием пропустив вперед двух человек, сопровождаемый остальными, вошел сам.

— Кто старший? — спросил Климовский, меняя туфли на комнатные шлепанцы.

Нарышкин предъявил свое удостоверение и санкцию на обыск. При виде последнего Климовский выразил недоумение:

— Я ждал, что вы придете, товарищи, но не с обыском. Как ученик Баулина, я мог бы осветить круг его знакомых, привычки... и помочь продумать, среди кого искать убийцу.

Нарышкин предложил ему сесть за стол и начать допрос.

— Видите ли, вы мне не назначали встречи, и я не смог соответственно привести в порядок мои дела. Сегодня в четырнадцать тридцать поездом «Тихий Дон» в Москву приезжает племянница, Наташа... Первый раз в Москве, и вещей много. Я обещал встретить. Как же теперь быть?.. Дайте мне провожатого, лучше, если с машиной.

— Не будьте наивны. Я должен допросить вас в качестве подозреваемого по делу об убийстве Баулина и провести обыск с целью обнаружения улик, а именно вещественных доказательств, похищенных вами из его коллекции. Если вы признаете себя виновным и предъявите все драгоценности, камни, валюту, чеки, деньги, то, естественно, никакого обыска мы проводить не будем.

— Но это просто несерьезно, — с натугой засмеялся Климовский, — и скоро вы убедитесь, что вас кто-то ввел в заблуждение... Но как же все-таки быть с Наташей? Она-то ни в чем не виновата... Разрешите, пока еще есть два с половиной часа до прихода поезда, я по телефону попрошу кого-нибудь из родственников встретить ее.

— Пожалуйста, но учтите, если вы начнете говорить, что у вас обыск или что-либо в этом роде, я моментально нажимаю на рычаг.

Нарышкин взял телефонный аппарат и передвинул Климовскому, не выпуская его из рук. Климовский торопливо набирал номер. Когда в трубке послышались гудки, Нарышкин нажал на рычаг. Морозов запомнил и записал номер набора.

— Простите, а кому вы сейчас хотели звонить? — спросил следователь.

— Своему младшему брату, Роману. — Климовский с досадой и нетерпением смотрел на телефонную трубку. — Он художник... живет и работает в своей студии... дни и ночи... срок договора кончается.

Видно было, что говорил он для того, чтобы получить отсрочку во времени, собраться с мыслями.

— Что вы хотели ему сказать — напишите, пожалуйста, я сам передам от вашего имени.

— Зачем так сложно?

— Не хотите — не надо, другого предложить не могу.

Климовский поколебался, потом написал на листке:

«Роман, Володя просит встретить племянницу Наташу, поезд «Тихий Дон», Казанский вокзал, вагон девятый, место десятое. Прибытие в 14.30».

Нарышкин, прочтя содержание записки, спросил:

— Адрес вашего брата?

— Где-то в районе Красной Пресни в переулке стоит четырехэтажный дом, и чердак приспособлен под студию, зрительно помню — как-то раз был у него, адреса, хоть убейте, не знаю.

— Хорошо, мы вам поможем... Борис Петрович, займитесь, пожалуйста, братом...

Морозов позвонил одному из своих подчиненных и попросил уточнить через телефонный узел, где установлен разыскиваемый номер телефона, группе выехать в этот адрес и оттуда позвонить сюда, доложить о готовности действовать.

По мере того как до Климовского доходил смысл этого телефонного разговора, его лицо покрывалось красными пятнами.

— А теперь перейдем к допросу, — и Нарышкин обычным в таких ситуациях казенным голосом стал задавать протокольные вопросы, устанавливающие личность допрашиваемого.

— Итак... где вы были около девяти часов утра в понедельник второго июля сего года, то есть в день убийства Баулина?

— Если это был понедельник, значит, в университете.

— Припомните, кто вас видел, с кем вы общались, что делали?

— Время... — удрученно вздохнул Климовский, — для алиби самое неподходящее. Ну, кто летом так рано приходит в учебные заведения? Занятий у студентов нет... Утром я дома не завтракаю, поэтому выпил в кафетерии кофе, заглянул на кафедру... там, кажется, кто-то был. Да, преподаватель Храпов, взял у него тематический план, ушел в лабораторию. Часам к десяти пришла наша Верочка... остальные — после обеда.

Нарышкин аккуратно записывал его показания. Оторвался только, чтобы спросить:

— Когда вы взяли у Баулина его знаменитый перстень? Тот самый, за который американец Планк предлагал ему четыреста тысяч долларов, и что вы с ним сделали?

— Еще раз повторяю, что это недоразумение. Перстень Баулина, конечно, я знаю, но мой учитель никому, в том числе и мне, никогда его не доверял. Скорее всего, убийца знал о существовании этого перстня и совершил преступление, чтобы завладеть им.

— Вы правы... — Нарышкин взглянул на него, достал конверт нестандартной формы с иностранными марками. — Узнав о случившемся, Авия, которую вы также знаете, решила написать в США Планку и вчера принесла нам его ответное письмо... Вам, наверное, будет небезынтересно знать, о чем он пишет?

— Ну и что там у вас? — сорвался Климовский. — Читайте... хотя не уверен, что этично совать нос в чужие письма.

— Этично? — усмехнулся Нарышкин, изменив на этот раз своей бесстрастной манере ведения допроса, надел очки и начал читать: — «...Мне очень жаль, что ваш коллега Баулин тяжело заболел, после того как помог моему другу Джеймсу и удовлетворил его просьбу: продать свой перстень. Вас интересует, какую сумму вознаграждения выплатил Джеймс? От вас у меня секретов нет. За сокровища, которые принес к нам в номер гостиницы Владимир Климовский, шеф при мне выписал ему чек на предъявителя на 400 тысяч долларов и отдал почти всю наличность — 12 тысяч с чем-то, оставив себе необходимый минимум на обратную дорогу. Владимир поинтересовался, как получить деньги по чеку. Мы посоветовали передать Баулину, что он мог бы приехать к нам по приглашению или просто купить тур, прилететь в США и получить остальные деньги...» Далее Планк подробно пишет о состоянии здоровья Джеймса, но это, я думаю, в данной ситуации вам уже безразлично.

Вот так, гражданин Климовский. Штемпеля наших и иностранных почтовых отделений сомнений не вызывают. Экспертиза по другому письму к Авии, датированному двенадцатым мая семьдесят восьмого года, подтверждает идентичность почерков. Признаете ли вы себя виновным?

— Ничего не могу понять, — развел руками Климовский, — здесь какое-то страшное недоразумение.

Раздался телефонный звонок. Морозов снял трубку:

— Слушаю... Хорошо, Яков Иванович, поступим так, я сейчас позвоню Роману, и если он выходит, то действуйте по партитуре.

Морозов попросил увести Климовского на кухню и закрыть дверь, чтобы тот не смог во время разговора по телефону с его братом вмешаться, выкрикнуть что-либо об опасности, и набрал нужный номер.

— Это Роман?.. Добрый день, я от Владимира, по его просьбе, у него, я так понял, нелады с милицией, и он попросил дословно передать следующее... — Морозов прочитал по бумаге то, что написал Климовский... — Да, да, именно так, — подтвердил Морозов, — если понял — действуй, а у меня чисто маклерская обязанность. Адью.

Борис Петрович положил трубку и, войдя в кухню, сказал:

— Понятливый у вас брат, гражданин Климовский, уже побежал.

— Я отказываюсь разговаривать! — выкрикнул задержанный и сник, наткнувшись на внимательный взгляд старшего инспектора.

Что сможет предпринять неопытный братец против видавших виды специалистов своего дела — в том, что это именно так, он уже не сомневался. Ему вдруг представилась тюрьма, решетки на окнах, и так стало жалко себя, что слезы предательски навернулись на глаза. Неужели у этих служак все до такой степени рассчитано, что они так уверены в своем триумфе? Вот один из них встал, достал сигарету, спокойно зажег спичку.

— Не смейте курить здесь! — вне себя заорал Климовский, но человек в штатском лишь с сожалением взглянул на него и, затянувшись, не спеша пошел в туалет. Тут Климовский не выдержал и разрыдался.

Телефонный звонок заставил его моментально смолкнуть.

Морозов выслушал сообщение и с большой теплотой поблагодарил:

— Спасибо за службу. Везите его на Петровку. — Затем пояснил Нарышкину: — Этот Роман хотел положить чемодан в камеру хранения Белорусского вокзала, но его наши задержали. В присутствии свидетелей спросили: чей это чемодан, что в нем? На это Роман не смог ничего ответить и кинулся бежать. Его поймали, отвели в привокзальное отделение милиции. В присутствии понятых вскрыли... Одним словом, под двойным дном оказались драгоценные камни без металлической оправы, по всей видимости из коллекции Баулина, более десяти тысяч долларов и чеки на предъявителя Бостонского банка США на сумму четыреста тысяч долларов. Выемка оформлена в присутствии понятых. Роман отправлен в КПЗ на Петровку. Я думаю, что и нам пора.

— Да, — согласился Нарышкин, — задерживаться нам тут вроде ни к чему. Вы арестованы, гражданин Климовский! Возьмите туалетные принадлежности, и в машину.

— Я думаю, — мрачно пошутил тот, глядя на опечатанные двери снимаемой им квартиры, — что был последним дураком, уплатив за полгода вперед.

Опустив голову, заложив по приказу конвоира руки назад, Климовский в сопровождении двух сотрудников сел в машину. Морозов и Нарышкин поехали на другой следом.

— Борис Петрович, я так понимаю, дело мы с вами закончили... Что-то я вымотался. Заезжай вечером ко мне, отдохнем, расслабимся.

— Хорошо, сдадим Климовского в КПЗ, оформим выемку, и на сегодня все... — Морозов взглянул на товарища, — а вы действительно выглядите усталым.

— Знаешь, муторно на душе. Смотрел на Климовского, вспомнил Раскина... Один родителей убил, другой — учителя. Таких выродков за мою практику всего было только двое. Валерия жаль...

— Ведь он суду не подлежит, свидетель по делу!

— Эх, милый, он сам себе такой суд чинит, ведь люди вокруг, пятно на всю жизнь. И вот я думаю, что-то делается не так, если парень, дожив до двадцати пяти лет, оказался равно готовый к добру и ко злу. С чего все началось-то? С мелкой корысти — кого-то подбрасывал на служебной машине за лишнюю пятерку, весь заврался, затем удрал с места наезда, мучился, себя ненавидел, от тени шарахался. Разве это жизнь? И ведь если бы не случайность — мог на скамье подсудимых оказаться!

Нарышкин вытащил из кармана маленький пузырек с таблетками, положил одну под язык.

— Ого! — Морозов прочитал название на ярлыке. — Вот это для меня новость. В прошлом году без лекарств обходились.

— Не выдерживаю, — признался следователь.

Морозов только развел руками.

— Еще Сумцова можно объяснить, — не унимался Нарышкин, — военное детство, безотцовщина, но этот...

— Да разберемся с ним! Зря вы так нервничаете, Николай Николаевич!

— Э-э... — махнул рукой Нарышкин, — тебе, Борис, этого не понять, ведь этот Климовский в сыновья мне по возрасту годится, ему все было дано: образование, жилье, работа... А стал убийцей — обдуманно, расчетливо. Вот что страшно!