Схватка

Глава 16

На другое утро Морозов позвонил Нарышкину:

— Николай Николаевич, полночи думал, и все впустую.

— Эх, милый Борис Петрович, молод ты да зелен, как в русских сказках пишется. А у меня сколько дел было, когда преступление совершали на первый взгляд добропорядочные люди. Но это на первый взгляд, а мы с тобой обязаны приглядеться. Вот, помню, в шестьдесят седьмом году раскрыл убийство по делу Раскина. Его выродок-сын, чтобы получить наследство, приехал ночью на дачу и убил там отца, знаменитого адвоката, и мать. Да ты помнить это должен, в «Комсомолке» писали... Поэтому давай-ка мы доработаем эту версию, потом будем думать о другой.

Нарышкин хорошо понимал сейчас состояние Морозова. По своему многолетнему опыту он знал, что розыскнику, который сам разработал, обосновал и определил направление поиска, всегда трудно от него отказаться. А если он еще и затратил на реализацию много сил, то версия становится для него чуть ли не частицей души. Учитывая эти особенности человеческой психики, руководители, которым дано право формировать группы поиска, никогда не объединяют противников одной версии и другой. Обычно в крупных делах поступают так: сколько версий, столько и разработчиков со своими группами.

После разговора с Нарышкиным Морозову стало спокойнее на душе, и, чтобы собраться с мыслями, он начал приводить бумаги на столе в порядок. Снова звонок. Морозов снял трубку и сразу узнал взволнованный голос Виолетовой. Она, выпалив с ходу «здрасьте» стала упрашивать перехватить мужа, который поехал на Петровку, 38.

— Елена Викторовна, — перебил он невнятный поток слов, — я толком не понял, что, как произошло? Давайте по порядку...

— Муж вчера возвратился из Стокгольма, привез подарки, и среди них одну безделушку, взял шкатулку, где лежали ювелирные изделия, а там — пусто. Его чуть удар не хватил, да и меня тоже. Я ответила, что не знаю, куда они делись. Он стал засыпать меня вопросами, кто приходил, не теряла ли я ключи, не была ли в долгах, о, надо только его знать! Он сейчас всю милицию на ноги поднимет! Не представляю, что теперь будет?!

— А что может быть?.. — только и успел сказать Морозов, как она тут же заплакала в трубку, при этом быстро приговаривая: — Вы хороший... умный... умоляю! Возьмите его заявление сами. А то попадет к другим, начнут рыться в грязном белье... будет гнусно...

У Морозова под настроение чуть было не сорвался с языка ехидный вопрос: «А до этого лучше было?» — но он сдержался и пообещал ей сделать то, что в его силах.

Морозов позвонил в приемную:

— Тамарочка, с нашим к вам уважением... Правильно, угадала — Борис, Петров сын. Там должен к вам прийти заявитель Виолетов.

— А он уже здесь... с начальником беседует.

— Вот как побеседует всласть, направьте его ко мне, пожалуйста.

Через пять минут пожилой, но достаточно энергичный мужчина уже стучался к нему в кабинет.

— Вы товарищ Морозов?

— Да, проходите, пожалуйста, Вениамин Николаевич.

— Простите... — прищурился тот, поправив очки в модной оправе. — Но я вас что-то не припоминаю. Впрочем, я забыл, куда пришел. Как ваше имя-отчество?

Морозов назвал и попросил изложить устно суть заявления. Виолетов сдержанно рассказал все, что Морозов уже услышал от Елены Викторовны.

— У вас есть какие-либо предположения? Кто, по-вашему, мог это сделать?

— Представьте мое положение. Я возвращаюсь домой после полуторамесячной командировки и сразу обнаруживаю, что самое дорогое, что у меня было... кроме жены, конечно... кем-то похищено! В шкатулке лежали драгоценности примерно на сумму около пятидесяти тысяч рублей. Кто мог взять их? Только тот, кто приходил в гости в мое отсутствие, ее знакомый или вор...

— В вашем рассказе между ними ставится знак равенства?

— Я уже не представляю, что и думать. Вы знаете — тем сильнее удары, чем они неожиданнее. И я не могу допрашивать жену не только по морально-этическим соображениям, но и в силу специфики своего положения — я старше ее и часто бываю в разъездах... Одним словом, прошу помочь... Знаю, что это почти невозможно, но в приемной мне сказали, что вы один из лучших сыщиков... впрочем, у вас это называется как-то по-другому?

— Вы можете составить описание пропавших предметов?

— Да, заявление у меня в приемной, а опись похищенного вот, пожалуйста. — Виолетов достал из «дипломата» прозрачную папку. — Здесь есть все, даже цветные вырезки из рекламного журнала «Неккерман» — тех ювелирных изделий, которые пропали. Стоимость может оказаться другой...

Морозов пересмотрел все бумаги, записал необходимые данные и попросил прислать для беседы его жену и добавил: — Ваше присутствие при этом необязательно.

— Да я и сам хотел вас просить об этом. Не могли бы вы сейчас же позвонить ей домой, пригласить? И если можно... — он замялся, сказал просяще: — Помягче с ней.

Морозов, не сдержав улыбки, кивнул. Тут же созвонился с Виолетовой, назначил ее приход на двенадцать часов, после чего Виолетов ушел. А Морозов опять позвонил Нарышкину и сообщил ему новые сведения о пропаже драгоценностей Виолетовой.

— Ну, Морозов, у меня слов нет! Как с вами свяжешься, так сам не рад будешь. Все наши дела по какой-то нелепой закономерности разрастаются, как снежный ком. Ну что же, желаю удачи, звоните.

Морозов положил трубку и подумал, что дело делу рознь. Например, когда он выезжал на место преступления и собака по следам находила убийцу прямо на перроне вокзала, его обезвреживали, дело передавали в суд. Морозова хвалили за быструю раскрываемость. Но в памяти такие дела обычно надолго не сохраняются.

Виолетова приехала раньше назначенного срока и минут десять томилась у кабинета в ожидании. На ней было красивое, может быть, только что привезенное мужем из Стокгольма платье, но вопреки современной интерпретации истины: «Женщина хороша настолько, насколько она одета», — Елена Викторовна в своем наряде была совсем нехороша. Она ежилась, оттягивала воротник, будто он ее душил, и кожа на шее при этом морщилась, немилосердно выдавая возраст.

— На основании заявления, поступившего от вашего мужа, Виолетова Вениамина Николаевича, я вынужден буду допросить вас в качестве свидетельницы, — произнес вступительное слово Морозов и взялся за протокол допроса: — Скажите, пожалуйста, кто из ваших знакомых мог это совершить?

— Я абсолютно точно знаю, что это дело рук Андрея Андреевича.

— Как его фамилия?

— Ведь я уже говорила, что не знаю. Какой мне смысл скрывать?.. Я думаю, что его последний визит был как раз с целью воровства. Как же я расскажу обо всем мужу? Он меня приревнует, и возникнет не просто скандал, я абсолютно точно знаю, что жизнь в нашей семье будет невыносимой.

— Вы были близки с этим человеком? — спросил Морозов, вроде бы и не глядя прямо на Виолетову, но и не упуская малейшего изменения в ее лице.

— Борис Петрович, — сказала она неестественным голосом, — есть вопросы, которые даже задавать женщине неприлично.

— И тем не менее я должен получить на него ответ. Это принципиально и очень нужно для дела. Можете не бояться, по закону материалы следствия огласке не подлежат.

— Ну знаете!.. — Она пыталась скрыть раздражение.

— А правда, что он импотент? — быстро спросил Морозов.

— Я что-то за ним такого не наблюдала, — ответила она, и тут же ее лицо покраснело. Она открыла сумочку, что-то ища.

Морозов отложил ручку в сторону, задумался...

— Елена Викторовна, я прошу извинить, но мне нужно прервать ваш допрос. И еще одна просьба: посидите сегодня дома, возможно, понадобится ваша помощь, а пока распишитесь в протоколе... До свидания.

Виолетова ушла. Морозов по телефону попросил Козлова срочно подготовить оперативную группу из сотрудников их отдела.

— Борис Петрович, я вас понимаю, но если этот Андрей Андреевич уехал, то уехал еще вчера, а если он врал Виолетовой, то такая спешка необязательна.

— Гена, мы сориентируемся по обстоятельствам. Закон позволяет нам в исключительных случаях действовать без санкции прокурора, с последующим ее оформлением. Я чувствую, что мы можем упустить момент. Едем к Агафонову. Все объясню по дороге.

Морозов позвонил дежурному и попросил у него две оперативные автомашины. Группа получила короткий инструктаж и выехала.