Схватка

Глава 12

Борис Петрович пришел сегодня на работу раньше обычного. Ему хотелось до звонков и вызовов к руководству сосредоточиться и нанести на карту связей все, что им удалось установить за это время, и затем попытаться наметить, в каком направлении вести поиск.

На сегодня пока было ясно одно: убийца знал, что у Баулина имеются дома драгоценные камни и изделия. По заявлению его дочери часть из этой коллекции была похищена, и если выяснится, что пропали именно эти «магические» перстень и браслет, то можно предположить, что именно ради них было совершено ограбление, так как более дорогих изделий в доме не было. Вероятно, преступник, проникнув в квартиру, сразу прошел в кабинет, твердо зная, что хозяина и его дочери нет. В противном случае он бы сначала прошелся по комнатам. Возможно, услышав, что кто-то пришел, Баулин направился в кабинет, застал вора, завязалась борьба, и тот проломил ему голову кровельным молотком, нанеся два смертельных удара. Похоже, что убийца был профессионалом и действовал по наводке человека, который не только хорошо знал квартиру Баулина, но и дал ключи от квартиры или слепки с них...

Размышления прервал телефонный звонок — звонили из дактилоскопической лаборатории и сообщили, что найденные на внутренней стороне ручки входной двери в квартиру отпечатки пальцев принадлежат вору-рецидивисту Сумцову Федору Прокофьевичу, 1937 года рождения.

— Вот за эту новость спасибо! — поблагодарил Морозов лаборанта, и не успел он как следует увязать эту новость с предыдущей раскладкой, как в кабинет вошел подчиненный Морозова, инспектор, старший лейтенант Козлов.

— Разрешите доложить, товарищ капитан.

— Слушаю, Геннадий, садись.

— Машина черная «Волга» МОА 63-36 принадлежит кожгалантерейной фабрике, закреплена за водителем Слободником Валерием Николаевичем. На этой фабрике среди руководящего состава, кому бы мог давать директор свою машину, нет ни одного Андрея Андреевича.

— Адрес Слободника известен?

— Да.

— Завтра днем доставь его ко мне на допрос, но так, чтобы на работе ему не нужно было отпрашиваться по повестке, не хотелось бы огласки до поры до времени.

— Понял. А вот вам данные на Кузнецова Захара Михайловича.

Геннадий достал из папки листок и протянул его Морозову. Захар числится художником-ретушером надомником, но почти не работает, живет на содержании у Авии, на случайных заработках. По данным товарищей из местного отделения милиции, Кузнецов иногда промышлял по детским садам, делая цветные фотографии детей. Продавал их по два рубля за снимок девять на двенадцать. В прошлом году за нарушение финансовой дисциплины был привлечен к ответственности. По данным финорганов, он за десять дней заработал около пяти тысяч рублей.

— Ты не ошибся? — изумился Морозов...

— Именно так. Ведь он кое-каких знаний о человеческих слабостях поднабрался, пока возле Авии вращался. Представлялся фотографом от Киностудии детских и юношеских фильмов имени Горького, говорил, что эти фотоснимки будут занесены в картотеку студии, по ним-де отбирают детей для участия в фильмах. И родители не скупились, заказывали фотографии в разных позах.

— А может, он действительно по договору от студии работал?

— Нет. Во-первых, у них картотека черно-белая, во-вторых, родители уже замучили студию звонками, спрашивая, когда те их пригласят?

— С этим ясно. А что в отношении Челомчили?

— Борис Петрович, — Козлов развел руками, — ну, не успел еще, ведь не чугунный же я, и поспать надо хоть иногда.

Морозов усмехнулся:

— Ты молодец, Гена. А сейчас срочно подними дело на Сумцова Федора Прокофьевича, затем проверь, что собой представляет Челомчили, и не забудь завтра Слободника Валерия на допрос.

Морозов подъехал к Нарышкину и сообщил ему новые данные розыска.

— Лед тронулся, господа присяжные заседатели! — воскликнул следователь. — Раз есть такие обнадеживающие сведения — жди сюрпризов, что-то еще всплывет. Кстати, Екатерина Баулина сообщила мне, что тибетские перстень и браслет пропали, кроме того, пропали образцы якутских алмазов, которые отец приобрел несколько лет назад. Когда я спросил, занимался ли отец их огранкой, она ответила, что не знает, он много времени проводил у себя в гараже, где есть алмазный круг.

— Сейчас это уже устаревшие детали, — сказал Морозов, — что-то она знает еще. Пожалуй, я навещу ее в ближайшее время.

— Она подготовила список пропавших из коллекции изделий и драгоценных камней, возьмите его.

— Николай Николаевич, вы вчера прошлись по соседям?

— Обошел всех. Никто из них не слышал никакого шума борьбы, криков, драки, кроме старушки, живущей под ними. В десятом часу, когда по радиотрансляции исполнялась песня «Арлекино», старушка, которая не почитает Аллу Пугачеву, радио выключила и тут же услышала глухой удар, донесшийся из верхней квартиры. Все остальные в это время были на работе. Еще одна женщина из соседнего подъезда видела во дворе двух незнакомых мужчин, один из них вошел в подъезд, где жил Баулин, другой, немного побродив, направился за ворота. Потом женщина сама ушла домой. Было, по ее мнению, около одиннадцати часов утра.

— Здесь можно предположить три варианта, — задумчиво сказал Морозов. — Первый: соседка из нижней квартиры неточно сориентировалась по времени, надо проверить по радиопрограммам, когда исполняли «Арлекино». Второй: время названо свидетельницей точно, и эти двое мужчин могут оказаться соучастниками. Возможно, что один из них — Валерий Слободник, это надо уточнить с помощью официального опознания.

— Я это могу сделать только после его допроса.

— Хорошо... — согласился Борис. — И третий вариант: эти двое вообще не имеют никакого отношения к убийству, ведь их видели около одиннадцати, а шум в квартире Баулина слышали в десятом часу, и убийство, по заключению судебного медика, произошло тоже в десятом. Не могли же преступники искусственно охладить тело убитого?

Морозов позвонил в отдел и попросил одного из сотрудников съездить в Госкомитет по телевидению и радиовещанию, чтобы выяснить время исполнения песни «Арлекино».

— А почему бы вам сейчас же не съездить к Баулиной? — спросил Нарышкин и улыбнулся: — Вы у нас такой симпатичный, молодой... вам и карты в руки. Сейчас началась экзаменационная сессия, возможно, девушка сидит дома. Попытайтесь узнать у нее побольше о Слободнике.

Морозов созвонился с Екатериной Баулиной, и она назначила ему встречу через полчаса возле своего дома, в скверике.

Морозов сразу увидел ее на лавочке. Она держала перед лицом книгу как щит, искоса поглядывая на щебетавших на соседних лавочках десятиклассниц. Катя выглядела растерянной и одинокой на их жизнерадостном фоне и одета была кое-как, без каких-либо украшений. Начала говорить первая, с ходу извинившись, что встретила не дома:

— У меня не убрано... ничего не хочется делать. И потом — я все время там чего-то боюсь. Думаю, теперь моя очередь... Так боюсь, что, наверное, сойду с ума... — вздохнула прерывисто, еле сдерживая слезы: — Вы уж скорее найдите, кто это... Невыносимо ждать...

«Милый ты человек, — с жалостью подумал Морозов, глядя на бледное издерганное личико, — ведь не сомневается, что найдем».

Она все-таки не удержалась, заплакала, спрятавшись за книгу от любопытных взглядов окружающих.

— Когда папа был, телефон звонил не умолкая, а теперь... все будто разбежались... Скоро девять дней, я боюсь... вдруг никто не придет.

— Не мучьте вы себя этим, Катя. Мне часто приходится встречаться с подобной реакцией людей, когда дело связано с убийством. Одни боятся допросов, другие — встретиться с чужой бедой, а есть люди, для которых вместе с Баулиным ушли связанные с ним дела, и другой формы отношений они не представляют. А кто-то сейчас, может быть, мучается, не знает, как к вам лучше обратиться, чтобы не причинить боль. Понимаете?

— Да, да, вы, конечно, правы... — вздыхала она, вытирая лицо, — но я начала сразу о себе... А ведь вы узнать что-то пришли?

— Вот и не угадали, — улыбнулся Морозов, — я пришел навестить вас просто так. Почти просто так, все, что вы рассказываете, мне очень и очень помогает. Поэтому давайте еще поговорим о вас. Ведь вы будущий медик?

— Ох, вы так говорите... я ведь только начинаю!

— Такие, как вы, Катюша, институты не бросают. Тем более что у вас к медицине наследственный, можно сказать, интерес?

Катя внимательно посмотрела на него, затем опустила глаза и сказала тихо:

— Вы имеете в виду, что мой отец лечил без медицинского образования и тем самым нарушал закон? Да, это так. Вас, наверное, удивляет, что я так говорю? Но мой отец... — девушка стиснула кулачки, закусила губу, чтобы не расплакаться снова, — удивительный был человек. Знаете, в его возрасте люди уже приходят к какому-то своему результату и становятся чванливы, а он только жить начинал. Каждый день что-то открывал. Если бы вы знали, скольким людям он помог и как ему были благодарны!

— В чем заключалась эта благодарность? Катя, не толкуйте мой вопрос превратно — мне надо знать все...

— Да, я понимаю, — устало махнула она рукой, — он, между прочим, и тогда не скрывал... не знаю — почему? Иногда брал большие деньги, иногда — только копейки.

— Значит, это не могло быть местью человека, который не излечился, но заплатил?

— Вряд ли... Знаете, мой отец вообще не любил слова «лечить». И те, за кого он брался, должны были очень сильно сами работать над собой. Не то что в поликлинике — каждый требует, чтобы его немедленно вылечили, а сам никаких усилий приложить не хочет... У отца была своя система...

Она замолчала, уронив руки, тихо добавила:

— Вы знаете, чего я больше всего сейчас хочу? Чтобы тот, кого вы найдете, был просто вор... только вор... понимаете!

— Да, да, конечно... — с сочувствием сказал Морозов, — вам бы сейчас отдохнуть, успокоиться...

Она первая встала, подала руку:

— Нет, нет, не провожайте... звоните почаще, если можете.

Морозов задержал ее руку в своей.

— Катя, еще один вопрос... Я не видел вашего знакомого Валерия и хочу сразу оговориться, что ничего против него лично не имею, но мы сейчас проверяем многих... Вам ничего не казалось подозрительным в ваших встречах, отношениях?

Катя подумала и отрицательно покачала головой:

— Он неплохой парень... Простой и какой-то наивный. Наше знакомство было чистой случайностью, он подъехал на машине к институту и спросил, где улица Чернышевского, а я там живу. Он довез меня до дома и, что странным показалось, назвал по имени. Правда, может быть, кто-то из подруг возле института назвал меня... не помню... Еще какие-то были мелочи, не помню...

— До свидания. Я буду звонить вам.

Морозов поехал к себе в управление. Но мысли его невольно сбивались на жалость и тревогу за судьбу Кати Баулиной. Не объявится ли снова убийца в ее доме?!

После обеда к Морозову явился Козлов. По выражению его лица никогда нельзя было понять, успешно прошло у него то или иное мероприятие или наоборот. Он бросил на стол папку, вытер со лба пот и сказал:

— Ну и жара!

— Это самая главная новость?