Схватка

— А теперь, Волчок, слушай сюда внимательно. Кто бы и что бы тебе ни говорил, возьми вот эту постель у окна и поменяй ее на ту, что у двери. Двигай.

— Не тронь! — взвился широкоскулый и выскочил в проход.

Коротким, точным болевым приемом Сумцов моментально уложил его на цементный пол и приказал двоим, сидевшим рядом заключенным:

— Поднимите!

Те послушно выполнили его волю, и, когда широкоскулый немного оправился от болевого шока, Сумцов спросил:

— Теперь признаешь меня?

Тот тупо, молча смотрел в пространство, вероятно, не очень понимая, чего от него хотят. Сумцов нанес еще один мощный удар в солнечное сплетение. У парня моментально перехватило дыхание, ноги подкосились, но державшие его заключенные не дали упасть и с ужасом в глазах смотрели, как новоявленный «князь» готовится нанести еще удар. Один из сокамерников бросился к двери и закричал:

— Избивают!!!

— Назад! — громовым голосом остановил его Сумцов. — Тебе что, прави́ло[9] устроить?

— Не надо, — испуганно замотал тот головой.

Сумцов, засучив рукава и обнажив свои наколки, словно доспехи покрывавшие его могучие волосатые руки, уже торжествовал победу, его стали слушаться. Власть в камере — в его руках. Он снова взглянул на широкоскулого и сказал:

— Уберите это чувырло[10] с моих глаз! Вот ты, ну-ка помоги Волчку поменять постели.

Заключенные послушно, молча выполнили его требование.

Климовский смотрел на весь этот спектакль по захвату власти и моральной обработке, и в его опустошенной душе вновь проснулась ненависть к Сумцову. Он презирал это безропотное стриженое быдло (так мысленно он обозвал своих сокамерников), которое позволяет так измываться над собой, подчиняться грубой силе, устанавливающей в лагерях и тюрьмах свои неписаные жестокие законы.

— Эй, как тебя, подойди! — позвал Сумцов самого низкорослого заключенного.

— Гном.

— А как же я без клички? — громко, с вызовом спросил Климовский. — Господин «граф» или «князь», уж и не знаю, как вас величать, а может быть, бывший полковник милиции?..

— Величать будешь, как прежде, — с почтением, иначе ты своим рылом из параши не будешь вылезать.

— Давно вы не говорили на своем родном наречии, — с сарказмом сказал Климовский.

— Ну-ну, поговори, — Сумцов, раскачиваясь и засунув руки в карманы, надвигался на него, — может быть, теперь я узнаю, кто меня заложил?

Коротким, неожиданным ударом он сбил Климовского с ног. Смотрел, как тот корчится на полу...

Наконец Климовский поднялся и заговорил:

— Я, если бы и хотел выдать, не мог — ни фамилии, ни адреса, ни телефона твоего не знал. Это ты, «полковничек», все обо мне пронюхал и выдал. Привык запугивать, дурачить таких глупцов, как мы. Думаешь, я тебя боюсь? — Климовский с какой-то сумасшедшей веселостью рассмеялся ему в лицо. — Мне теперь нечего бояться, двум смертям не бывать... А ты учти, скот, если меня еще тронешь хоть пальцем — убью. Понимаешь, убью сонного, ночью!.. А может быть, глаза выколоть? — смотрел на Сумцова не мигая, обдумывая сказанное, и обрадовался, прочитав испуг в глазах рецидивиста. Повторил: — Убью, гадина!.. Из-за тебя сюда попал. Думал, если все «фараоны» такие тупицы, как ты, «полковник», то на черта ли таких бояться? Я, между прочим, до тебя власть уважал.

— Посыпал, — Сумцов с презрением сплюнул, — мешок дырявый. Выходит, до меня девицей непорочной был?.. Фрайер, мокрушник недоношенный. Вот и сработал себе «вышку», а мне — транзит на Север.

— Да ты не плети кружева языком, кулаком попробуй меня на прочность, гад позорный... Ну! Давай! — все больше распаляясь, кричал Климовский.

В нем вдруг проснулось страшное желание отомстить за то, что он столько терпел, унижался, обманывался, а такие вот Сумцовы будут продолжать жить после его смерти.

— Ну что же ты сдрейфил? Трус поганый!

— Закон не позволяет, ты и без меня скоро развалишься. А моя кодла — вот она, — Сумцов торжествующе обвел всех руками, — у них впереди будущее...

Щелкнул засов.

— Климовский, с вещами на выход! — произнес надзиратель и добавил: — Персональная освободилась.