Лето, бывший, я

***

В следующие дни я убеждаюсь, что Лёшенька — чёртов робот. Днём он совершенно бесстрастно проводит летучки, хотя вру — привычно орёт, и в том же темпе гонит “Магнолию”, будто мой отъезд остаётся актуальным. Кстати, может быть, и так — мы не обсуждали, но к вечеру он переключает тумблер и мне звонит совсем другой человек, который, кажется, совсем не хочет, чтобы я уезжала.

У них с Вячеславом много встреч, и под конец дня Нечаев обычно ушатан. Примерно, как я. Потому наши разговоры чуть глубже и откровеннее, чем могли бы быть — элементарно нет сил держать оборону и маски. И это было бы здорово, если бы не несколько тем, где вести открытый разговор или слишком рано, или слишком больно, или слишком опасно. Так что мы не говорим о прошлом и о будущем, даже недалёком. Особенно о моём.

— Давай сегодня поиграем, Сова?

Вернувшись с очередных переговоров, Нечаев утопает в кожаном гостиничном кресле. Рубашка расстёгнута на несколько пуговиц, открывая гладкую кожу груди. В руке стакан со льдом в жидкости янтарного цвета, к которому он прикладывается с плохо скрываемым удовольствием. Очень уставший на вид.

Сизов откопал лакомый кусок земли под отель, но хозяин, решив, что покупатели на крючке, вошёл во вкус и уже который раз меняет условия договора. Наши на грани, думали, подпишут сегодня, но снова не сошлись в цене. Лёша уже снял стресс с Вячеславом в местном баре сразу после встречи и сейчас со мной продолжает. Глаза выдают, что не очень трезв.

— Во что? — сажусь поудобнее, опираясь на изголовье постели, и укутываюсь в покрывало.

Лёша берёт планшет и делится ссылкой:

— Открой, — отхлёбывает очередной глоток.

Открываю. Это список блиц-вопросов для игры “Или или”. Деньги или слава? Кофе или чай? Горы или море? И дальше в таком духе.

— С закрытыми глазами выбираешь любой вопрос, и я отвечаю, — хриплый смешок, — естественно, честно. А потом меняемся. Я первый…

Пытаюсь бегло пробежаться по списку, чтобы понять, к чему быть готовой, но Нечаев пресекает попытку жульничества.

— Эй, не подсматривай, будет не интересно, если подготовишься!

— Ладно, — улыбаюсь, — начинай.

Лёша долго кружит пальцем над экраном планшета и выбирает вопрос. Из тех, что я успела заметить, много беззубых… Вот как этот:

— Телепатия или телепортация?

— А можно и то, и то? — отвечаю, не задумываясь, — обожаю путешествовать, а с телепортом можно очутиться хоть… на вершине Килиманджаро.

— Ага, и сдохнуть от горной болезни из-за гипоксии, — ёрничает Лёшенька, а потом со вздохом добавляет, — я сто метров до вершины не дошёл из-за этой дряни. Было обидно.

Сразу вспоминаю многочисленные фото из разных, даже очень странных мест в его аккаунте в соцсети. Оказывается, Африка тоже в списке.

— Ла-а-а-адно. Тогда выбираю телепатию, — делаю пассы ладонью, как иллюзионист, — кто бы ни хотел знать мысли других?

— Опять мимо, Сова, — смотрит в камеру из-под опущенных ресниц, — все интересные тебе мысли ты уже знаешь.

Жидкости в его стакане сильно поубавилось, и я давлю соблазн расспросить мыслях подробнее. Он же о себе сейчас? В этот момент, блондинистый гад улыбается и делает приглашающий жест ладонью, мол, не отказывай себе, спрашивай. Если бы это было позавчера, то на кураже после презентации я бы поддалась на провокацию, а сейчас отрицательно качаю головой — не ко всем к ответам готова.

Лёшка, улыбаясь ещё шире, искренне забавляется моим смущением.

— Давай, совёнок, теперь ты.

И дальше идёт пинг-понг из вопросов, во время которого я сообщаю, что люблю собак больше, чем котиков, шоколад больше фруктов, экскурсии больше тюленьего отдыха и ванну больше душа. А он предпочитает быть везучим, а не мудрым, любит Новый год больше дня рождения, участию предпочитает победу и вместо экспромта выберет план.

— Как план?! — удивляюсь, — ты же вечный мистер-спонтанность?

Лёша еле заметно почёсывает клык языком:

— Я стал скучным, Елизавета, — снова отпивает, — бизнес любит планирование, а не спонтанность и безбашенность.

— А в личном? — уточняю, не успевая подумать.

— А в личном никто не вдохновляет, — говорит он, пристально глядя в камеру, и исправляет себя, — не вдохновлял.

Прячусь под покрывало, чтобы скрыть эмоции. Чувствую, надо сворачиваться…

Насмешливый голос из динамика:

— Куда?… Моя очередь!

Выныриваю в зону видимости.

— Сверху или снизу, Сова? — мило интересуется Нечаев.

Вот лучше бы оставалась под покрывалом.

Эммм… Вообще-то, сверху. Смотрю на Лёшу и думаю, что, может, и снизу, но какого чёрта он так подозрительно улыбается, будто выменял телепорт на телепатию. Что-то тут нечисто. Прищуриваясь, обличаю мошенника:

— Там нет такого?!

Наглый гад лишь посмеивается. Запускаю поиск по словами на странице — и правда нет. Ну вот и кто он после этого!

— Всё, всё, поймала, — Нечаев поднимает ладони, в одной из которых пустой стакан. Замечает и доливает. — Я нормальный задам…

— Ага, щас, — во мне ещё булькает возмущение, — ты свой ход пропустил!

Листаю страницу до конца и выбираю один из последних вопросов:

— Любовь или секс?

У меня самой на него до недавнего времени был однозначный ответ и в картину мира, созданную за эти годы, он отлично укладывался. Лёша же… Откидывает голову на спинку кресла и, прикрыв глаза, отвечает хрипловато:

— Ни разу не совпадало, Сова, — в его голосе та пронизывающая тоска, которую видела в синих глазах на фотографиях в его соцсети. — Хотя не отказался бы попробовать, — возвращает взгляд на меня, — очень бы хотел.

Отвожу глаза в сторону. Я бы тоже…

На языке столько вопросов, ответы на которые жизненно необходимо узнать “прежде чем произойдёт всё остальное”. Не уверена, что сейчас подходящий момент, но он может и не наступить, поэтому…

— Лёш, как это столько лет любить без взаимности? — нервно собираю в ладонь край покрывала, жадно ловя каждую деталь изображения в камере — он жестами скажет больше, чем словами.

Лёша грустно улыбается. Делает два щедрых глотка, закусывая попавшим в губы кубиком льда. И долго смотрит на меня, покусывая костяшку большого пальца. Думает? Подбирает слова? Движения немного смазаны. Усталость и алкоголь в тандеме слаженно работают — ещё чуть-чуть и он будет пьян.

— Прости, птиц, я не в голосе, чтобы говорить об этом, но… — пытается расстегнуть и уже распахнутый ворот рубашки, — у тебя есть моё слово, что всё прошло.

Усмехается сам себе, гоняя в стакане тонко позвякивающий лёд.

— Иначе я бы не таскался за тобой, как Хатико…

— А Ада? — следующий вопрос вылетает сам собой.

Кажется, я не справилась с экспрессией и получилось ревниво. Совсем капельку. Вдруг не заметит?

Теперь очередь Нечаева щуриться, он будто вспоминает о ком я, а потом тихо смеётся, откинув голову, и голосом пьяного Николая Дроздова начинает вещать:

— Дорогие друзья, сегодня у нас в передаче редчайший вид птиц — маленькая ревнивая сова в естественной среде обитания. Посмотрите, какой красивой она становится, когда ревнует…

Дальше я ничего не слышу из-за бросившейся к щекам крови и сильнейшего желания нажать кнопку отбоя связи. Бонусом желательно куда-нибудь провалиться. Роняю телефон, зарываясь в подушки. Ну вашу Машу!

— Сова-а-а, возвращайся, — тепло зовёт Лёша, — с Адой мы дружим несколько лет. Она наш с Тимом деловой партнёр. Её муж-китаец будет поставлять нам оборудование. Кстати, осенью придётся туда смотаться…

— И у вас ничего не было? — бубню из-под подушки.

— Врать не буду, могло бы, — выдаёт без заминки, — но дружить у нас получается лучше.

Растрёпанная выбираюсь из вороха белья и поднимаю телефон. Верю ему.

Может быть, в этот момент, может, раньше рождаюсь какая-то новая я. С Лёшей говорит не та безумно влюблённая восемнадцатилетняя Сова, эмоции которой выбивали предохранители у целого района. И не рассудительная, в чём-то циничная Бет, которая вполне себе представляла, как здорово можно прожить без любви. А я, самая настоящая, живая, разрешающая себе чувствовать, понимающая, что может быть одинаково хорошо и больно, и сильная настолько, что если вдруг… что-то произойдёт, больше не разобьюсь.

Лёша переместился на кровать, снял рубашку. Расслабленный и сонный.

— Давай по последнему вопросу, Сова?

— Узнать 1 день из будущего или изменить 1 из прошлого? — зачитываю второй подряд, штрафной.

Лёшка зевает:

— Нахрен будущее и прошлое, птиц, только сейчас имеет значение. Только сейчас… — и следом задаёт свой вопрос с пробивающимися сквозь усталость чертями в поплывшей синеве. — Кожа или кружево?

Не лезу проверять настоящий вопрос или опять намухлёванный. Что мне Нечаевские черти, если у меня свои есть? Откидываю покрывало и выпрямляюсь, отодвигая камеру подальше, чтобы полностью поместиться в кадр… Из динамика доносится глубокий прерывистый выдох.

— Значит, кружево… — и дальше горячий шёпот, — я тебя в нём представлял… снизу.