Лето, бывший, я

Закусываю нижнюю губу и часто моргаю. В горле так сухо, что язык прилип к нёбу.

— Где я у тебя? — удаётся произнести.

Даже от подобия улыбки у Нечаева лопается ранка и выступает капелька крови, но он всё равно улыбается. Глазами. Просто светится весь, ярко-ярко. Находит мою кисть, берёт обеими ладонями и прикладывает ко лбу под упавшей чёлкой:

— Здесь. Не могу не думать о тебе, Сова.

Сдвигает кисть ниже, себе на глаза:

— Здесь. Вижу тебя каждый раз, когда закрываю глаза, — ещё улыбка и ещё капелька крови, стираю свободной рукой, а он целует пальцы и смущённо добавляет, — снишься.

Дальше прижимает кисть к сердцу. Плотно держит, несмотря на ссадины. Хочу одёрнуть — не позволяет. Ждёт, даёт почувствовать частые удары.

— Здесь. Слышишь? Для тебя бьётся, птиц.

Вашу Машу! Я перестану сегодня реветь вообще? Опустив ресницы, роняю слёзы на наши руки. Могу ли я быть более счастлива, чем сейчас? Так, страшно, что это иллюзия и всё пригрезилось, что я просто заснула у него на постели, войдёт врач и разбудит…

Лёша, сжимаясь от спазма, кладёт наши руки на туго намотанную повязку, в область солнечного сплетения. В то место, где я всегда думала, у человека живёт душа.

— И здесь. Люблю тебя, Лиза, моя девочка, моя Сова, вся моя до последнего пёрышка. Будь со мной, обещаю, не пожалеешь… — невесомо целует мокрые веки, щёки, губы, нос, — и Притцкер никуда от нас не денется только, может быть, не так скоро…

Да, конечно, да! Киваю, не дожидаясь окончания предложения.

Счастливый Лёшка тянет мою ладонь еще ниже, под одеяло, по-хулигански продолжая маршрут. И черти мои родные снова на месте. Заливисто смеюсь, вытирая щеки и стараясь не сильно дергаться, чтобы не доставить лишней боли. Вот же балбес, в такой момент!

Как же я ошибалась, думая, что не могу быть счастливее, чем минуту назад. Могу! Такая несправедливость, что нельзя обнять Лёшку так, как хочется — прижаться кожей, быть ближе, чтобы почувствовал, что обязательно буду, что все эти месяцы я уже с ним! Суровое испытание, но подожду — теперь столько времени впереди.

В последний наш разговор на кухне, когда он уходил, можно было упрекнуть его в трусости или умолять остаться, но это никак бы не повлияло на его выбор и желание бороться за нас. А сейчас в его глазах решимость и столько любви, сколько не было за всё лето. Словно нежный свет, заливающий палату, — не солнечные лучи, а наше чувство, окутывающее и наполняющее всё вокруг. Люблю.

Входная дверь открывается без стука и в проёме появляется грузный лысоватый мужчина средних лет с одутловатым красным лицом.

— Здравствуйте, следователь Короленко, — вытирает потный лоб платком, прячет в карман и раскрывает потёртую чёрную папку, доставая несколько бумаг.

Рассматривает заплаканную меня, ловит в фокус Лёшу и интересуется:

— Алексей Нечаев? — в ответ на утвердительный наклон головы проходит, придвигает стул для посетителей и обращается ко мне, — милая девушка, подождите в коридоре, пока мы беседуем…