Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. Книга первая. Условный мир

Польская разведка обладала на советской территории несколько большими возможностями, благодаря опоре на многочисленных советских граждан польского происхождения. И хотя случаи их участия в агентурных сетях разведорганов II отдела были скорее исключением, чем правилом, все же в период с 1927 по 1939 годы в СССР в разное время действовали 46 пляцувок (резидентур), из которых 14 находились в Москве, 12 — в Киеве, 8 — в Харькове, 4 — в Минске, 4 — в Ленинграде, 3 — в Тбилиси и 1 (“Гетман”) — в неустановленном городе Украины[294]. Средняя продолжительность их “жизни” составляла 1, 5–2 года, после чего либо точку раскрывало ОГПУ/НКВД, либо агенты отзывались ввиду опасности или исчерпания разведывательных возможностей.

Следует обратить внимание на один из каналов проникновения на территорию СССР иностранных агентов — советские переправочные пункты на границе. До 1936 года они организовывались органами госбезопасности, военной разведкой, оперативными органами погранвойск, Коминтерном, Профинтерном, партийными органами и некоторыми другими институтами. В различных ведомствах эти “окна” именовались по-разному: пунктами разведывательных переправ, особыми переправами, партийными дорогами и переправочными пунктами, однако суть их была одна. Через них уходили за кордон агенты, связники и курьеры, через них же они и возвращались. В обратном направлении в СССР в значительном количестве попадали и скрывавшиеся от преследования в своих государствах члены местных коммунистических и рабочих партий, что, собственно, и составляло основную проблему. По причине высокой степени засоренности их аппаратов агентурой полиции и контрразведки переправочные пункты зачастую становились удобным каналом для внедрения иностранных разведок в Советский Союз. Особенно это было характерно для компартий Польши, Западной Украины и Западной Белоруссии, что и вызвало в декабре 1935 года решение о полном закрытии “окон” для их членов. Безусловно, такая мера являлась излишне крутой, однако в значительной степени оправдывалась действительно неблагоприятной оперативной обстановкой на границе с Польшей. Позднее ситуация с политэмигрантами еще более обострилась, в первую очередь по причине неразумных действий Международного организации помощи борцам революции (МОПР), которая явочным порядком присвоила себе право решать, кто именно из преследуемых за рубежом членов коммунистических и рабочих партий может быть нелегально переправлен в СССР. Легитимационная комиссия МОПР фактически подменила собой иммиграционную службу и в течение некоторого периода незаконно предоставляла эмигрантам разрешения на въезд и право на жительство в Советском Союзе. Помимо общего нелегитимного характера, такие действия предпринимались без надлежащей контрразведывательной проверки кандидатов и создавали угрозу для безопасности государства. В результате 28 февраля 1936 годы Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление, в соответствии с которым все особые переправы на западных и ближневосточных границах СССР по линиям коммунистических партий, ИККИ и МОПР закрывались. Все переброски агентов за кордон и возвращения оттуда аккумулировались исключительно в Пунктах разведывательных переправ (ПРП)[295] разведотделов военных округов, через которые отныне проводились все свои внешние операции оперативные органы погранвойск и НКВД. В целях повышения уровня конспирации каждый ПРП обслуживался не более, чем двумя людьми, которых подбирал лично начальник разведки РККА. Дислокация этих пунктов регулярно изменялась. Все перечисленные меры позволили существенно снизить опасность инфильтрации иностранной агентуры в Советский Союз по этому каналу.

Контрразведка проводила активную работу по агентурному проникновению в действовавшие на территории СССР иностранные посольства и миссии, консульства и представительства зарубежных фирм. Кроме того, очень популярными стали операции по тайному физическому проникновению в их сейфы и вализы с дипломатической почтой, доведенные до весьма высокой степени совершенства. Подобные акции стали излюбленным методом деятельности советской контрразведки на целые десятилетия. Одной из наиболее эффективных операций подобного рода явился перехват документов МИД Японии, доставлявшихся в японское посольство в почтовом вагоне экспресса Владивосток — Москва. В описываемый период такая перевозка длилась от 6 до 8 суток, в течение которых предстояло вскрыть вализы, извлечь из них диппочту, перефотографировать ее и вновь водворить на место, исключив любые следы вскрытия. Последнее требование было совершенно непреложным, поскольку обнаружение проникновения было чревато не только неизбежным и вполне обоснованным дипломатическим скандалом, но и компрометацией всех ранее удавшихся перехватов. Для решения столь непростой задачи НКВД оборудовал мини-лабораторию непосредственно в почтовом вагоне, которую требовалось обеспечить расходными материалами: пакетами, сургучом, клеем, изготавливавшимися в Японии по особым рецептам специально для подобных целей и легко идентифицировавшимися. Оперативным путем была добыта использованная упаковка, при исследовании которой обнаружилось, что японские конверты для диппочты имеют особую подкладку из легко разрушающейся и абсолютно не подлежащей восстановлению рисовой бумаги. Токийская “легальная” резидентура сумела установить производителей всех перечисленных материалов и через подставные фирмы закупить вполне достаточный их запас, после чего изготовить точные печати и изучить рисунок специального плетения узла на шнуре обвязки вализ было уже значительно проще. Процедура вскрытия происходила в пути, а особо ответственные этапы — на 8 — 10 остановках. Для обнаружения контрольных отметок все упаковки до вскрытия исследовались с помощью лупы, а иногда и под микроскопом. Для экономии драгоценного времени в пути, счет которому шел буквально на минуты, новые пакеты готовились заранее. Чтобы уложиться в железнодорожное расписание и не насторожить японцев непредвиденной задержкой поезда, бригада по вскрытию диппочты постоянно работала в экстремальном режиме. За все годы проведения операции лишь однажды состав был остановлен недалеко от Москвы, во всех же остальных случаях ценой нечеловеческого напряжения сотрудники укладывались вовремя.

Не оставались без внимания и сейфы посольств, чему особенно помогал обслуживающий персонал из советских граждан. Начиналась эта работа еще в 1920-е годы, когда бывший моряк-дальневосточник П. Л. Попов подружился с послом Китая Ли Тьяньао. Дипломат привлекал его для выполнения многих вспомогательных работ по техническому обслуживанию здания, что оказалось для ОГПУ весьма кстати. Пользуясь ситуацией, Попов однажды незаметно испортил отопительную систему и по просьбе коменданта посольства произвел ее ревизию, в ходе которой сумел снять слепки с ключей от шифровальной комнаты. Дальнейшую работу выполняла уже специализированная бригада ОГПУ. Накопленный опыт позволил провести ряд акций подобного рода, из которых до сих пор рассекречены единицы. Известна, например, масштабная операция по проникновению в квартиру военного атташе германского посольства Эриха Кестринга в апреле 1941 года через специально выкопанный и замаскированный туннель. Контрразведчики вскрыли его сейф, перехватили значительную часть переписки и установили в помещениях подслушивающую аппаратуру.

Но еще большие масштабы приобрело не физическое, а агентурное проникновение в иностранные посольства. При этом, казалось бы, серьезные и информированные о методах деятельности спецслужб люди часто попадали в тривиальные до примитивности ловушки. Особенно преуспел НКВД в использовании балерин Большого театра для обольщения иностранных дипломатов, хотя в числе объектов подобных агентурных разработок были и установленные разведчики. Им почему-то и в голову не приходило сопоставить жесткий полицейский режим в СССР и тотальную слежку за иностранцами с поведением своих открыто и без опасений общавшихся с ними подруг. Самое интересное, что для иностранцев отнюдь не являлось секретом, что советские люди отправляются отбывать срок в лагерях за куда менее серьезные прегрешения. “Близорукость” сотрудников иностранных миссий выглядит особенно странно после событий конца 1937 года, когда по согласованию с Политбюро ЦК ВКП(б) 10 октября появился совершенно секретный приказ НКВД о немедленном аресте всех советских граждан, связанных с личным составом дипломатических представительств, и лиц, посещающих их служебные помещения и квартиры. После некоторой либерализации пункт 12 приказа НКВД СССР от 26 ноября 1938 года № 00762 частично изменил подход к этому вопросу: “В отношении советских граждан, посещающих иностранные посольства и консульства, практиковать задержание и выяснение личности задержанных. Задержание не должно длиться больше 48 часов, в течение которых при наличии компрометирующих материалов необходимо оформлять арест задержанных с точным соблюдением соответствующих статей У ПК или освобождать их, если нет необходимых оснований для ареста”[296]. Естественно, иностранцы не знали о существовании этих документов, однако массовые исчезновения знакомых советских людей не могли пройти для них незамеченными. Как и планировала контрразведка, дипломатические представительства оказались в фактической изоляции, в результате которой министерства иностранных дел Германии, Италии, Японии и Польши вынуждены были закрыть ряд своих консульств в СССР. Но даже столь явные меры контроля и репрессий не мешали некоторым советским гражданам как ни в чем ни бывало продолжать общение с иностранцами. Вероятно, трудно было найти более явные демаскирующие признаки агентуры госбезопасности, однако ее расшифровки не произошло. Судя по всему, дипломатам просто не хотелось терять отношения с привлекательными “ласточками НКВД”, а справиться с возможными проблемами они планировали сами и без труда. Но любому человеку, да еще в чужой и зачастую непонятной стране, всегда очень трудно противостоять систематической разработке спецслужбой и тщательно спланированным подталкиванием к вербовке. Многие операции контрразведки увенчались успехами, большинство из которых не рассекречено и по настоящее время.

Кроме завербованных на компромате и используемых “втемную” источников (военно-морской атташе германского посольства фон Баумбах и другие), советская разведка располагала в Москве и агентурой иного рода. Эти люди были завербованы на идейно-политической основе и видели свою жизненную задачу в социалистической или антифашистской борьбе. Одним из таких источников РУ РККА являлся работавший с осени 1939 года в составе торговой делегации Германии в СССР, а затем в ее посольстве Герхард Кегель (“ХВЦ”, “Курт”). Именно он в начале 1941 года сообщил о приезде в Москву под видом инженера-химика высокопоставленного сотрудника РСХА Вальтера Шелленберга, вскоре назначенного руководителем внешнеполитической разведки Третьего рейха. После начала советско-германской войны сотрудники посольства эвакуировались из Москвы, и в вагоне поезда руководитель Кегеля сумел передать ему записку с инструкциями по связи для ведущего агента советской военной разведки в Берлине Ильзе Штебе (“Альта”). Это позволило “Курту” продолжить работу на РУ в рейхе.