Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. Книга первая. Условный мир

Ойген Отт

Привлечение к работе этого последнего явилось грубой, непростительной ошибкой лично Берзина и впоследствии стало первопричиной провала токийской нелегальной резидентуры. В США Мияги был одним из множества проживавших там японцев, среди которых многие отличались левыми убеждениями, и ничем не выделялся из их числа. Однако после возвращения в Японию он немедленно попал в сферу внимания Особой высшей полиции Тонко, поскольку одновременно являлся и местным коммунистом, и реэмигрантом. Связь нелегальных резидентур с подобными лицами категорически воспрещалась, но руководство разведки не приняло к сведению правила, нарушение которых уже не раз влекло за собой тяжелые провалы.

Бруно Виндт

В описываемый период токийская нелегальная точка не имела действующего радиопередатчика, все донесения в Центр Вукелич переснимал на микропленку, а затем с помощью курьеров через Шанхай отправлял по назначению. Радист группы Бруно Виндт (“Бернгард”) совершенно не справлялся со своей задачей и связь с Москвой так и не установил. Позднее Зорге утверждал, что это произошло из-за его пьянства и трусости, совершенно неоправданной ввиду зачаточного состояния радиопеленгации в Японии в 1935–1936 годах, практически исключающего возможность точной засечки пеленга на работающий передатчик.

Вначале процесс добывания шел плохо. Мияги безрезультатно пытался организовать сеть информаторов в армии, но вынужден был ограничиться сбором данных в открытых военных журналах. В те времена эту работу в Японии мог выполнить только гражданин страны, поскольку подписка даже на общедоступные военные издания была для иностранцев закрыта. В Москве для начала готовы были удовольствоваться и этим, однако с каждым месяцем ситуация постепенно улучшалась. Взвесив возможный риск от более подробного изучения его прошлого и выгоды от упрочения своего положения, Зорге решился вступить в члены НСДАП и этим значительно укрепил доверие к себе представителей спецслужб в посольстве Германии и ортодоксальных нацистов. Одзаки работал в авторитетной газете “Асахи” и заслуженно приобрел репутацию крупного специалиста по Китаю. Это позволило ему вступить в созданное под руководством “Асахи” Общество по изучению восточно-азиатских проблем, где журналист вышел на круги весьма влиятельных японских политиков. В это же время китайские контакты Одзаки едва не погубили всю сеть советской военной разведки в Японии на ранней стадии ее деятельности.

21 января 1936 года сотрудники Тонко арестовали в Токио связника Одзаки в Тяньцзине Тэйкити Каваи. Принадлежавший ему книжный магазин удобно располагался напротив здания штаба “Подразделения специальных служб”, объединявшего органы разведки и политических операций японской армии в этом китайском городе. Каваи сумел обзавестись друзьями в среде крайне правых японских офицеров недостаточно высокого ранга для доступа к серьезным секретам, однако беседы с ними позволили составить вполне четкое представление о схеме взаимоотношений отдельных группировок в японской армии. Это было практически бесполезно для сбора конкретной разведывательной информации, но позволило выяснить степень влиятельности и уточнить подлинные настроения участников мятежа 26–29 февраля 1936 года и соответственно ориентировать Москву, нуждавшуюся в исходных данных для выработки своей политики в изменившихся условиях. Каваи снабжал Одзаки и другой второстепенной информацией, но был более полезен в качестве курьера, поскольку имел легальную возможность регулярно курсировать между Японией и Китаем. Однако однажды он самовольно решил выступить в роли вербовщика и тем самым едва не погубил и себя, и всю организацию.

Дилетант Каваи не догадывался или же не принял во внимание, что одних симпатий вербуемого к коммунистической партии и его членства в прокоммунистической Лиге борьбы совершенно недостаточно для привлечения к агентурной деятельности. Он завербовал переводчика военной жандармерии Седзима Рюки без тщательного изучения особенностей неустойчивой психики этого человека. На волне эмоционального подъема новый агент решил отличиться и самовольно похитил не слишком важные, но все же секретные документы своего подразделения и отослал их Каваи, однако того не оказалось дома. Тогда он сам вышел на связь с китайскими коммунистами и отдал все материалы им. Такое опрометчивое поведение отчасти объяснялось фаталистической уверенностью Рюки в своей скорой и неминуемой гибели в предстоящей войсковой операции Кемпейтай протав китайских партизан. Когда же этого не произошло, полицейского стало терзать раскаяние в совершенном предательстве, его постоянно преследовал страх провала, и через несколько месяцев моральных мучений он добровольно сознался во всем, назвав имя своего вербовщика. После этого находившегося в Токио Каваи немедленно арестовали и этапировали из Японии в Китай, постоянно допрашивая и избивая. Не слишком квалифицированное следствие быстро зашло в тупик, и когда измученный связник уже был почти готов произнести имя Одзаки, допросы прекратились, а Каваи отделался 10-месячным тюремным заключением по обвинению в нарушении закона о сохранении мира. Так резидентура в первый раз оказалась на грани провала. Парадоксально, но если бы таковой действительно произошел, то Зорге, Одзаки, Вукелич и Мияги, скорее всего, пережили бы войну, поскольку в 1936 году законодательство Японии не предусматривало применения смертной казни за шпионаж. Все они, без сомнения, отделались бы различными сроками тюремного заключения. Однако провал группы Зорге произошел уже в условиях военного времени, поэтому после ее членов постигла намного более трагическая судьба.

Тем временем резидентура значительно улучшила качество добываемой информации. С 1936 года перебравшийся из Нагои в Токио Отт использовал Зорге в качестве своего неофициального секретаря и помощника, и таким образом резидент получил доступ ко всем проходившим по линии военного атташе документам. Наибольшим его достижением в тот период явилось добывание подробных сведений о состоявшемся в Берлине неофициальном совещании по вопросам совместной разведывательной деятельности против СССР, в котором приняли участие имперский министр иностранных дел Риббентроп, начальник абвера адмирал Канарис и руководивший операциями разведки в Европе военный атташе Японии в Берлине генерал Осима. С 1936 года Зорге публиковал свои статьи в весьма авторитетной газете “Франкфуртер цайтунг”, хотя официально ее сотрудником никогда не был.

Не менее весомыми оказались и достижения Одзаки. Он подружился с людьми из окружения принца Фумимаро Коноэ, из которых наиболее интересными в разведывательном отношении являлись личный секретарь принца Усиба и главный секретарь его кабинета Казами. В ноябре 1936 года друзья и приверженцы Коноэ, видевшие в нем наиболее подходящую кандидатуру для занятия поста премьер-министра, создали называемое Общество исследования “Сева”. Со свойственной японцам основательностью члены общества пришли к выводу, что подготовку их ставленника к работе в будущей должности следует начать заблаговременно для сведения к минимуму периода его вхождения в курс проблем. Они привлекли лучшие умы Японии к квалифицированным консультациям Коноэ по всем вопросам внутренней и внешней политики. Казами возглавил группу по изучению Китая и в 1937 году пригласил в нее Одзаки как признанного специалиста по этой стране, после чего уже летом следующего года тот стал полноправным консультантом “Сева” и получил доступ к документам его секретариата.

Макс Клаузен

Модный художник Мияги не мог похвастаться прямым выходом на государственные секреты, однако довольно успешно собирал военную информацию, в частности, об открывшихся в Харбине и Маньчжурии разведшколах. Его идея создать охватывающую всю страну сеть используемых “втемную” доверенных информаторов не реализовалась, но некоторые добытые им сведения все же представляли заметный интерес.

А. М. Жданкова

Возраставший поток информации требовал более высокого уровня связи. О передатчике “Бернгарда” можно было забыть, и Центр настойчиво пытался изыскать новые средства и способы передачи материалов. С 1936 года знакомый Зорге по Харбину радист Макс Готфрид Фридрих Кристиан сен-Клаузен прибыл в Пекин и занялся вопросами обеспечения курьерской связи и финансового обеспечения деятельности группы. Необходимо отметить, что это произошло вовсе не добровольно, поскольку он был весьма обижен на СССР в целом и на разведку в частности.

История взаимоотношения Клаузена с РУ КА отнюдь не столь безоблачна, как долгие годы изображалась в пропагандистских изданиях. Женитьба в Шанхае на откровенной антикоммунистке, эмигрантке и финской гражданке (по первому браку) Анне Михайловне Жданковой (Валениус), естественно, не прибавила ему доверия в Москве, тем более, что деятельность разведчика в Маньчжурии не увенчалась успехом ни по основной работе, ни по линии прикрытия. Торговля мотоциклами не принесла его фирме ни единого доллара, и у местной полиции вполне закономерно могли возникнуть вопросы по этому поводу, поэтому командировку Клаузена прервали досрочно и приказали прибыть в СССР без Анны. Разведчик не подчинился запрету и самовольно привез ее в Москву, поэтому совершенно естественно, что в Центре его встретили далеко не как героя. В довершение неприятностей, в Москве у Клаузенов сразу же украли все деньги и документы, в чем Анна немедленно заподозрила ведомство своего мужа. После шестинедельного отдыха в закрытом одесском санатории военной разведки Клаузена направили на работу в радиошколу Разведупра, где он разрабатывал портативные агентурные рации, поддерживал связь с группой агентов и читал курс радиотехники. В 1934 году его с женой без объяснения причин уволили из разведки и под фамилией Ротман отправили ремонтником на машинно-тракторную станцию в Республику немцев Поволжья. Нищенские заработки поставили семью на грань нищеты, но Макс устроился подрабатывать еще на нескольких работах и как-то выправлял положение. Антисоветские настроения у Анны крепли с каждым днем, и следует признать, что для этого она имела все основания. В 1935 году радиста точно так же без объяснения причин затребовали в Москву, однако обиженный Клаузен совершенно не горел желанием немедленно явиться в IV управление и первые две телеграммы из Центра попросту проигнорировал. Третья депеша была подписана самим наркомом обороны Ворошиловым и, естественно, адресовалась отнюдь не “Ротману”, а первому секретарю местного комитета ВКП(б). После вмешательства на столь высоком уровне Клаузен уже через день появился в Москве, где после длительного и неприятного объяснения с Берзиным его вновь направили в ту же самую радиошколу, из которой изгнали в прошлом году. Людьми с такой квалификацией бросаться было нельзя. Клаузен являлся одним из лучших специалистов по радиосвязи и ее техническим средствам, а на первомайском параде 1935 года в Москве удостоился чести прошагать во главе колонны китайских коммунистов, обучавшихся радиоделу для войск КПК. В столице знакомый с радистом по Китаю Зорге предложил ему вступить в свою группу в Японии, на что тот не без колебаний ответил согласием. К месту назначения Клаузен отбыл через Нью-Йорк и через некоторое время высадился в Йокогаме.