Поселок Просцово. Одна измена, две любви

В целом, мне было приятно наблюдать группу просцовцев в отрыве от медико-социального ракурса, хотя я и не смог здесь уловить даже намёка на некий дух товарищества, как будто лодка каждого была для каждого своей персональной вселенной. Сам я поймал маленького линька и пару-тройку мелкой «бели», как раз для кошки Марии Яковлевны, погорелицы.

Но я заприметил то клёвое место и пригласил туда на вечернюю рыбалку Максима.

Я ожидал, что снова будет армада из лодок, но не было ни одной. Возможно, их разочаровал вялый утренний клёв, а возможно их вечер был посвящён самогону, кто знает?

С Максимом было приятно. Он даже был похож на того, с кем можно было иметь что-то вроде дружбы, несмотря на то, что я был постарше лет на 6. Впрочем, Максим был как-то по-своему чуть-чуть снобоват и где-то закрыт, как чувствовалось. Тем не менее, вдвоём на рыбалке было хорошо. У Максима удилище было раза в полтора длиннее моего, и караси к нему шли охотнее. Он вываживал по-простому, как я, не имея этой странной просцовской манеры, и это тоже радовало. В итоге, общий улов тоже был небольшой, но караси крупные. Алина зажарила их.

Потом был понедельник, и я снова заставил себя встать рано. Лодок не было. Не было и тумана. Но было солнце. Вначале клёв был вялый, потом вдруг откуда-то прилетела странная гроза, вымочила меня до нитки, но тогда и клёв открылся бешеный. Я наловил штук пятнадцать крупных карасей, и наловил бы больше, если бы не надо было мчаться на работу. Я влетел в ординаторскую мокрый и счастливый. Работы было немного и мне позволили уехать домой и переодеться.

В то лето я много ловил, в одиночку и с Максимом. Клёв, однако, быстро сошёл на нет. В конце концов, мы уселись на маленьком пруду, на Максимовой родной улице, на Волынке. Заговорили о кинематографе. Максим сослался на «Основной инстинкт» и «Шоу-гёрлз», как на нечто выдающееся. Мне было странно, почему вся эта распрекрасная пошлость с брызжущей в глаза полированной женской обнажёнкой, может иметь такой вес в уме отличника мединститута. С другой стороны, когда мы заговорили о русском роке, и я упомянул «Крематорий», как нечто достойное признания любого отечественного любителя, Максим фыркнул, что, мол, «Крематорий» же — это чисто «студенческая» команда (очевидно, несерьёзная). А разве сам Максим не студент? Или он со своими «шестёрками-семёрками» успел отмежеваться от серой студенческой среды?.. Хотя, что ж… Вкус — дело сугубо индивидуальное. Главное, чтобы он не был изнасилован клише до унизительной смерти.

Пришли старшие товарищи Максима, среди них психически контуженный на всю оставшуюся жизнь чеченский ветеран. Они присели с нами на минуту, а потом забрали Максима. Стояли дивные летние дни. Чуть поодаль вышли две девушки в юбках с бадминтоном. Сразу же за моей спиной пространство родило троих сальных парней, которые в-просцовскую-развалку направились к девушкам.

— «Айй-яйй-яй, девчонка, где взяла такие ножки?» — громко пропел один из парней из дико популярных в те дни в простой серой среде «Рук вверх!», — девчонки, что, из города приехали? К бабушке?

Девушки смутились и, сложив бадминтон, направились обратно в избу.

— Ну чё-о, коза, сразу ушла-то?! — грубо гикнул вдогонку сладострастный попсовый кавер-исполнитель.

— Сам ты козёл, — обернулась одна из девушек.

Парни постояли там, где их кинули, поплевали, поматюкались, составили вполголоса какой-то (вероятно, самогоносодержащий) план и дематериализовались обратно в дивном вечернем воздухе.

Имеющий вид неприкаянности, мало кому интересный просцовский доктор остался один у пруда, глядя на такой же одинокий, дрейфующий к магнитной осоковой кочке поплавок.