Склеивая осколки

Драко молча кивнул. И, стараясь не смотреть на неё, вернулся к своему столу. Профессор хотел было что-то добавить, но промолчал, потому что в подтверждении его слов её глаза открылись.

— Да, но теперь она не спит! — не унимался Рон. — И истекает кровью!

— Это её не убьёт, — огрызнулся Драко, не чувствуя ни капли гордости — только злость, и вдруг резко, не как утешение, а издёвка: — Расслабься! — это выражение, наверное, уже въелось в мозг.

— И пофучай уфофольстфие, — онемевшим языком добавил от себя Грэхэм. — Фсе жнают, она тебя кинува! — «кара» за зачарованное яблоко в понимании оратора состоялась.

Гермиона поражалась, как когда-то полное заботы и участия слово менялось, искажая первоначальный смысл. Рон побагровел. Гарри неслышно выругался. Слизнорт вспыхнул:

— Неделю отработок, мистер Монтегю. Без палочки!

Прежний цвет лица уже вернулся к Гермионе. Она зашевелилась и неспешно поднялась на ноги, всматриваясь в свежий порез на руке. Сжала её в кулак, надеясь ослабить кровотечение. Но не прекращать. Пусть жжёт! Пусть обжигает кожу тёплой влагой. Так больнее. Это отрезвляет.

Как и холодное отстранённое лицо Малфоя.

Только сердце путает. Надежда шепчет. В голове полная неразбериха.

— Вы в порядке, девочка моя? — заботливо поинтересовался Слизнорт.

Она слабо кивнула. Но Гарри знал, когда Гермиона лжёт. Она точно не в порядке! Растеряна, подавлена, наигранно спокойна. Но не зла. Они с Малфоем оба рехнулись, пытаясь что-то кому-то доказать.

— Запишите всё, что вам потребуется по новой теме, — продолжил преподаватель, — время вышло, все молодцы и свободны.

Студенты опять загудели.

Но Гермиона, схватив палочку, вылетела из комнаты со словом «свободны». Бросив свои вещи. Друзей.

Она бежала по коридору. Неслась по ступенькам на первый этаж, крепко сжимая в кулак раненую руку.

Толкнула дверь учебной комнаты номер одиннадцать и вошла внутрь, надеясь растворить свою боль там, где казалось, что у Малфоя есть сердце. Потому что не понимала, отчего её кровь стоит жалких десяти баллов и победы в каком-то глупом соревновании? Почему смерть так ей к лицу? Откуда мучительная холодность? И когда Малфой был с ней настоящим?

Но зачарованной комнаты больше не существовало.

Он уничтожил её.

Оставил лишь пустоту, давящую и раздирающую одновременно. Он уничтожил не только комнату — их, разбив стук двух сердец о кромешную тьму.

Разрушить магию «до» значило борьбу, но «после»...

Душное. Бесчеловечное. Циничное.

Безразличие.

То есть ничего.

Полное ничего.

Ноги подкосились. Душа горько заныла, прощаясь с наивной иллюзией, с ужасным обманом чувств. Гермиона привалилась спиной к двери и сползла...

Правдивая пустота заполнила нервы, вызывая онемение, и Гермиона заплакала, произнеся лишь одно слово:

— Ненавижу.

Но сложно понять, кого больше: себя, собственную слабость или...

Драко.

* * *

В субботу, около одиннадцати, Драко, наслаждаясь мрачностью подземелья, подпирал стену у входа в гостиную Слизерина, толком не решив: войти или вернуться на матч. Всё-таки Блейз далеко не дурак!.. Так проще всего незаметно уйти и так же возвратиться. Когда следят за снитчем, то никому нет дела, где пропадает бывший Пожиратель смерти.

Встреча с колдомедиком отца прошла гладко.

Кабинет Макгонагалл — лучшее укрытие. Иногда она прямо-таки раздражала своим благородством и гриффиндорской смелостью не меньше выскочки Грейнджер. Одно дело рассказать о Селвине, другое — не только выдать указание Министерства, но и предоставить место для свидания.

Наконец-то с отцом хоть немного прояснилось. Как же это сводило с ума несколько долгих дней!.. Ночью — фанатичная тётка, а после — собственные страхи. И непрерывная-непрерывная борьба с собой, с призраками прошлого и настоящего.

Но вот… отпустило. Успокоилось. Проступило хоть какое-то подобие нормальности в этой ненормальной послевоенной жизни. Люди, готовые помочь…

Эгоизм не мешал Драко воспринимать это как должное, но внутренний червячок напоминал, что теперь он обязан.

Снова.

И Блейзу тоже. Разговор с врачом не просто приятный сюрприз — это, блин — поступок! Только долги уже опутали Малфоя, как паутина, и не давали вырваться. Но если с другом можно найти, как расплатиться — не буквально, то с Макгонагалл... И ещё хуже — с Грейнджер...

Полный швах.

«Да ну на фиг!»

Есть вещи поважнее. Конечно, очень бы хотелось увидеть отца... Но слишком большой риск. Слишком. Мать Забини, да и он сам, на такое никогда не подпишется. В нелёгкой ситуации Драко и колдомедик воспринимался как подарок.

А хорошие новости — так вдвойне.

Отец не так безнадёжен, как казалось почти месяц назад. Он отвечает на лечение. И главное, помнит о жене и сыне. Слабо, обрывочно, но помнит!

Драко не волновало, во сколько обойдётся растянуть пребывание отца в Мунго. Подальше от дементоров. От их голодных ртов. От пыток. Больничные стены куда безопаснее Азкабана, доктор прав. Тем более что с каждым новым днём срок заключения неизменно уменьшается. Авроры Министерства предпочтительнее мерзких тварей в балахонах.

Странно, но сегодня впервые за долгое время удалось спокойно поспать. Ни смеха тётки, ни криков Грейнджер, ни собственных слёз...

Ничего.

Драко потянулся за лежащей на полу сумкой. Надо бы спрятать её получше и вернуться на игру. Поорать вдоволь. Поиздеваться над золотой троицей. Так, ради удовольствия. Последить за бестолковой Грейнджер... Которая только за вчера успела достать!

Драко упёрся затылком в холодную стену, прикрыл глаза и предпочёл вспомнить что-нибудь...

Хорошее.

И что опять странно — им стала Грейнджер.

Там, в зачарованном месте. Упрямая, но соблазнительная в своей покорности. Замирающая в его руках. Шепчущая «поцелуй меня». Вспомнились её дрожащие от боли губы. И понимание «ты — первый». Медленные толчки… Кожа к коже… Стоны… вдохи… выдохи… Жаркие объятья ног.

«Ох, чёрт…»

И тут раздался невесёлый голос Забини:

— Пароль забыл? — но глаза спрашивали «как всё прошло?».

Панси, держащая Блейза за руку, смотрела как-то растерянно.

Драко едва заметно кивнул другу, мол, всё нормально, и спросил:

— А почему вы так рано? Только не говори, что чёртов Поттер разгромил Когтевран в пух и прах.

Забини закачал головой:

— Нет, Когтевран выиграл: сто семьдесят — двадцать. Поттер прошляпил снитч, — и, назвав пароль, Блейз пропустил Панси в гостиную, а затем вошёл следом.

Лица обоих были безрадостные.

— Да что случилось, мать вашу?! — не выдержал Драко, шагнув за ними. И ощутил, как к ногам подступила неприятная слабость. — Это ж хорошая новость. Для нас. Поттер облажался — чёртовски приятная новость! — нервная ухмылка вышла неестественной.

И тут Малфой напрягся, чувствуя неладное:

— А с чего это он вдруг?

Блейз устроился на диване и заунывно ответил:

— Да так... Гриффиндорская заучка того... доигралась со смертью. Разбилась. Чёрт!.. Никогда не любил вида крови, — его передёрнуло.

Панси прилегла головой на колени Блейза.

А Драко готов был поклясться, что его сердце замерло. И, как в кошмарном сне, пропустило удар.

Навалилась пустота. Стиснула в своих объятиях, не позволяя издать ни звука. Дыхание оборвалось. В конечностях закололо. Внутренности стянуло, а мысли спутались и потеряли устойчивость. Сознание раскололось надвое: на «да» и «нет!». Грудь нестерпимо сдавило...

И проснуться не получится.

Захлопнуть перед Ней дверь — тоже.

Драко застыл — обречённый:

«Я ждал тебя, боль…»