От Цезаря до Августа

Действие смуты на триумвиров

Последствием проскрипций было ужасное социальное разложение. Сами триумвиры, за исключением Антония, испугались его. Опьяненный успехом, богатством, чувством мщения, Антоний расточал конфискованное богатство в празднествах и оргиях с участием мимов, певиц и куртизанок, в то время как Фульвия мстила за унижения, каким она подвергалась, и предавалась своим хищническим и тираническим инстинктам. Лепид в современных документах является перед нами как вспыльчивый и грубый человек, сам охваченный отвращением и страхом,[621] Что же касается Октавиана, то он, по-видимому, был охвачен одним из видов временного безумия, легко переходя от милосердия к жестокости. Явление, впрочем, легко объяснимое для молодого человека, плохо приспособленного к таким волнениям. С раннего возраста он был одним из тех нервных и деликатных детей, которых производят на свет развращенные, утонченные и усталые цивилизации; его здоровье было очень слабо, развитие преждевременно, и мать и бабушка окружали его самыми нежными заботами. В тринадцать лет по своему развитию он уже был маленьким чудом и даже произнес публично речь; скоро он сделался рассудительным и старательным молодым человеком, заботившимся о своем здоровье, пившим мало вина[622] и не расстававшимся со своими книгами и любимыми учителями Афинодором из Тарса и Дидимом Ареем. Этот молодой человек, воспитанный женщинами, болезненный и деликатный, неожиданно оказался брошенным в самую сердцевину революции; и тогда разом он сделался тем, кого мы теперь назвали бы жестоким arrivista, одним из тех молодых людей, каких много встречается в утонченных и богатых цивилизациях, честолюбие которых, стремление к успеху, недостаток твердости, трусость делают способными совершить самые крайние низости и самые свирепые жестокости. Неудивительно, что слабый и впечатлительный Октавиаи вел себя так, что историки могли передавать о нем самые противоречивые рассказы, однако остававшиеся вероятными именно благодаря своей противоречивости. Становится понятно, что в более спокойные моменты его сестра, которую он любил, могла обращаться к нему, чтобы спасти жизнь нескольких осужденных, и что, напротив, в те часы, когда он был охвачен страстью или страхом, он проявлял жестокость и приказывал убивать всех, кого подозревал в покушении на свою жизнь.[623]